Божена Рынска
Чтобы безлошадная богема без проблем добралась до Барвихи на премию Кандинского, к Белорусскому вокзалу подогнали чистенькую электричку. На моей светской памяти на литерный поезд — пульмановский вагон — раскошеливался только Hermes в городе Лондоне. На нем клиенты компании добирались на ужин в загородный замок. Не художники, не журналисты, не тусовка, а люди, вгрохавшие в продукцию компании уйму денег. Потому что личный поезд — дело, вообще говоря, недешевое, абы для кого его не заказывают. Никто из московской публики спасибо за VIP-доставку не то что не сказал — артистический поезд дружно обхаяли. Организаторы были виноваты в том, что он пришел за десять минут до открытия концертного зала. Вот, думаю, потрюхали бы на бомбилах, так вмиг бы образумились!
Гости-автомобилисты продирались сквозь стоящую Рублевку с трудом, и в ожидании аншлага почти час всем пришлось прохаживаться по фойе. В ДК «Барвиха» бесплатно наливали, потому свидетельствую: устные и ЖЖ-шные рассказы о мучительных ожиданиях — художественное преувеличение. За час ожиданий — на светском языке этот час официально называется время сбора гостей — два профсоюза (артистический и олигархический) вполне могли поизучать друг друга. Все-таки в реальной жизни они не так часто пересекаются. Капиталисты предпочитают покупать картины через галереи и водятся не с художниками, а все-таки с их дилерами. Ибо цирковая лошадь прекрасна в цирке, но надо быть идиотом, чтобы пригласить ее к себе на обед и посадить за стол.
Артистическая половина зала покосилась-покосилась на платежеспособных и решила все-таки их презирать. Мужчин — за темные костюмы, большие машины и серьезное выражение лица. Женщин — за попытки обрамить свою сексуальность в длинные перчатки, платья, украшения, а также за маникюр с укладкой. Тем временем платежеспособная половина слегка морщилась, когда представители чужого профсоюза наступали им на ноги, но классовой ненависти не испытывала, лишь легкую досаду на пролитый алкоголь, исчезнувшие стаканы (позже выяснилось — их не съели и даже не унесли с собой, просто допив халявный виски и коньяк, представители творческих профессий не возвращали бокалы на подносы официантов, а ныкали их по углам).
Козьи морды мальчиков и девочек в сторону потенциальных покупателей у меня вызывали злое недоумение. Елки-палки, вы ведь впервые тесно соприкасаетесь с влиятельным социальным слоем. До следующей премии возможности рассмотреть и изучить потенциальную таргет-группу у вас не будет. Ну неужели неинтересно? Что за клишированное сознание такое: олигарх обязательно бык с шеей, а телка его — силикон и гэканье. Да нет таких персонажей уже давно. Большинство состоятельных гостей премии Кандинского были людьми высокообразованными, просвещенными, а женщины их прекрасно держались. И это к вопросу о маргинальности арт-сообщества — они варятся в кругу себе подобных, они не ведают, что творится у них за заборами, и, как дети, не понимают масштабов мира: только я и родители, и все крутится вокруг меня.
Мне как человековеду интересны все слои общества, и потому я приглядывалась к другому профсоюзу внимательно. И вот что я вам скажу: инфантилизм выпирает из современных художников, как пружина из худого матраца. Кстати, отвратительная черта характера по имени «инфантильная неблагодарность» бьет по глазам не только в связке арт-богема — деловые люди. Это проявляется и в международных отношениях. Никак не возьмут в толк инфантилы, что нельзя получать газ с огромным дисконтом, плевать при этом в рожу хозяевам и заявлять: «Это нужно им, а не нам».
Аристарх Чернышев и Алексей Шульгин (они делают смешные аттракционы, вот кособокий айпод придумали) прислали за призом девушку. С девушкой передали и речь. Ясен пень, обличительную. Арт-обличения — это тренд года. Выглядела эта борьба с капитализмом дико, потому что никакой борьбы с капитализмом по факту и не было. Дети, вас чего понесло-то?
В финале девушка-делегат все-таки вдруг поблагодарила галерею, но благодарность эта выглядела инородной, как вставной ярко-белый зуб. На этом выступлении малюсенькая история про благодарность закончилась вообще совсем. И началась история про черную, как квадрат Малевича, неблагодарность. Ею отличилась тронная речь главного премианта Вадима Захарова. Арт-общественность считает, что он «зажег», эту дешевую филиппику перепечатывают сочувствующие совриску блогеры. Лично я напряглась с первых же аккордов этого спича. На втором абзаце уже хотелось выкрикнуть: «Не верю!» Вроде текст грозный, излагает четко, тем не менее ощущение фуфла — парень «придуряет».
Сцена ведь такая штука — мгновенно проявляет личные качества того, кто на нее поднялся. Вот вышел человек, и сразу про него все понятно. Мне было видно, что на священного старца, на «ум, честь и совесть» contemporary art лично Захаров не тянет. В обычной жизни он — шармер, душка, щеки дует только перед влиятельными капиталистами, а галеристок и журналисток обаивает. Да, ревнивое арт-сообщество говорит, что на нем слишком хорошо сидят костюмы.
Право «пасти народы» надо заслужить всей своей жизнью. Борис Орлов прочел небольшое нравоучение молодым художникам, и в нем чувствовалась внутренняя сила, правда и достоинство. А на протяжении филиппики Захарова я чувствовала прущее самолюбование оратора. А когда самолюбующийся мужик годов так эдак пятидесяти начинает заливаться соловьем на тему: «Я — д’Артаньян, а все пидарасы», то рука, как у Геббельса, хватается за пистолет.
Когда Захаров сказал, что первая премия должна быть отдана Андрею Монастырскому, я уж было подумала, сейчас мы все увидим широкий жест. Ага, разбежались!
Упрек в том, что Андрею Монастырскому не делают выставок, адресовался Иосифу Бакштейну. Особенно мне понравился заезд: «Не находишь, что это странно, Иосиф?» При этом как раз Бакштейн-то и тетешкался с концептуалистами больше всех в Москве еще в советские времена. И выставки Монастырского тогда организовывал именно он.
Галеристы получили за то, что шлендрают по всяким фликам и фиакрам, то есть фризам и фиакам. Хотя премированная работа самого Захарова создавалась на деньги некой галереи. И галеристы, художник прекрасно об этом знает, шляются по фликам с фиакрами не от охоты к перемене мест, а зарабатывают на этих ярмарках деньги. Деньги эти вкладываются в производство работ больших художников, потому что у самих художников, как правило, на это нет денег.
И вот, значит, человек попользовался поддержкой, а потом руку дающую покусал. Если так себя вести, то галерист, в один день махнет рукой: «Ну почему за мои же пряники я еще и пидарас?» — и разорвет контракт, вот тогда бизнес накроется медным тазом. На какие шиши тогда делать сложное в производстве современное искусство?
Ну и по поводу вранья в тронной речи. «Меня не лоббирует ни одна галерея, ни один коллекционер ни в России, ни на Западе…» А Stella Art? Кому они делали выставку в Третьяковке? Пушкину? А кто картины продавал за спиной, несмотря на подписанный контракт? С крайней наглой невоспитанностью российского арт-сообщества сталкиваются все крупные галеристы. Но только попробуй скажи: так, пригласили вас в хороший дом, так ведите себя прилично — ох, какой хай поднимется!
Ну а если на самом деле никакой неблагодарности русского художника как тенденции нет, а обличения были просто фигурой речи, то как говорил Довлатов: «Не исключено, что, как большинство художников, он был глуп». Тогда виноваты арт-демиурги — дали своим подопечным вольницу, вот они и потекли. Дело художника — чувствовать и самовыражаться образами, а язык им надо отрезать.
