Лев Рубинштейн
Поэтический перформанс, исполненный на церемонии вручения премии Кандинского
Дорогие друзья!
Дело в том, что
каждый раз
всё
начинается
заново…
Друзья!
Вот, например, представим себе,
что любой разговор,
даже тот, что зашел в тупик,
все равно продолжает
жить
своею
собственною
жизнью.
При этом, впрочем,
не следует забывать о том,
что и свет,
и воздух
способны проникать лишь
сквозь узкий зазор
между замыслом
и его
воплощением.
Вот, например,
послушайте…
Дорогие друзья!
После того,
как мы почти договорились о том,
что из всех искусств для нас важнейшим
является искусство общения,
поговорим просто,
безо всяких этих
штук.
После слов
«Нет!
Так больше невозможно!»
что-нибудь еще
может быть?
После всего этого и многого
другого
что-нибудь еще
может быть?
После всего,
что может быть,
что еще
возможно?
Можно…
Можно хотя бы ненадолго
задуматься перед границей
дозволенного;
Можно остановиться перед границей дозволенного,
чтобы подумать
о так называемых последствиях;
Можно остановиться перед необходимостью выбора,
а можно и преступить порог
мнимой необходимости;
Можно
опередить
события,
но предугадать их нельзя.
…Можно предусмотреть все до мелочей, но можно этого и не делать; Можно блуждать в дебрях чувственного опыта, ориентируясь лишь на фиктивные знаки и представления; Можно блуждать в понятийном лесу, нисколько не заботясь об истинной цели путешествия; Можно прозревать пружины различных явлений и никого об этом не ставить в известность; Можно проповедовать не то, что исповедуешь, и наоборот, безо всякого риска быть разоблаченным; Можно с успехом принять одно за другое и наслаждаться своим открытием, не рискуя впасть в заблуждение; Можно с успехом заменять одно другим, не рискуя впасть в этическую ересь. Можно…
(Пауза автора.)
Друзья!
Я думаю,
что содержание и оправдание
каждого жеста
прямо пропорциональны той степени,
в какой осознаны
вся мера ответственности за него
и весь диапазон
его последствий.
Поэтому…
Дорогие друзья!
Дело в том, что
границы между искусством
и НЕ
искусством
столь же прочны,
сколь и прозрачны.
То есть именно ПРОЗРАЧНЫ,
а не ПРИЗРАЧНЫ.
И именно эта прозрачность,
принимаемая за призрачность,
может ввести в заблуждение до тех пор,
пока кому-то
не придет в голову
лично
испытать эту границу
на прочность,
заплатив за эту попытку
если не сотрясением
мозга,
то приличной шишкой
не-пре-мен-но!
Потому-то
столь
драматически трудно
ощущается разница между
героем романа и его
автором, между
провокативным манифестом
художника и его повседневным
поведением, между уличным
хулиганом
и артистом, играющим роль
хулигана.
Радикальная смена ролей —
классический прием той
карнавальной по сути
культуры, в которой
мы все, хотим или
нет,
живем…
А вот знаете,
что мне
пришло в голову?
Для того, чтобы
оживить мертвеца
(эстетического, разумеется),
надо его снова
убить.
Главное —
и самое, между прочим,
трудное —
это найти способ…
Что?
Непонятно?
Ну ладно —
потом… потом… потом…