Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург, 7 мая – 28 августа 2011

Эрмитаж давно анонсировал выставку одного из крупнейших скульпторов ХХ века Генри Мура, но не предупредил, что Мур будет «нетипичным». Если считать «типичным Муром» его полуабстрактную скульптуру — тяжелую, монолитную, отражающую почти физическое удовольствие художника от борьбы с формой, то ее в Эрмитаже всего ничего: шесть скульп­тур в самом Зимнем дворце и три в Большом дворе Эрмитажа, где уже выставлялись Луиз Буржуа и Аниш Капур. Основная часть экспозиции отведена рисункам, и не просто рисункам, а военному циклу.

Эрмитаж, пожалуй, единственный в России музей, который может позволить себе выставить международную звезду, признанного классика не за то, что он классик, а просто за то, что он «в тему попал». Открытие выставки 7 мая приурочено и ко Дню Победы, и к 70-летию окончания фашистской операции Blitz (семимесячных непрерывных бомбежек Лондона). А закончится выставка за десять дней до 70-летия со дня установления блокады Ленинграда. Мало того, в пандан британскому классику Эрмитаж дополнил выставку другой серией рисунков — блокадными зарисовками архитектора Александра Никольского, который пережил осаду Ленинграда, прячась от бомбежек непосредственно в подвалах Эрмитажа. Так что музей сделал шикарный жест: выставку об ужасах войны, главным фигурантом которой оказался очевидец войны, как бы случайно являющийся при этом легендой искусства ХХ века.

Большую часть своих зарисовок Мур сделал в лондонском метро, превращенном в бомбо­убежище. Мур создал тогда два больших альбома рисунков. Как и Никольский, он зарисовывал разрушения, пожары, сбитые самолеты. Однако военные рисунки Мура и Никольского — антагонистичны. Для Никольского, как архитектора, главной темой все же была гибель и борьба классического города. Для Мура главное — люди. У Никольского — суховатый академический рисунок. У Мура — экспрессия, едва обозначенные размашистым росчерком фигуры, тоннели метро, превращающиеся в те самые тоннели со светом в конце, которые, как говорят, видят люди сразу после смерти. У Никольского — бесстрастное свидетельство внешнего наблюдателя, у Мура — выплеск чувств: страха, протеста, отчаяния, надежды. У Никольского гранит и мрамор противостоят сыплющемуся с неба смертоносному металлу, у Мура человеческая плоть противостоит бетонным тюбингам метро, которые одновременно и защищают, и угрожают. То, что принесло Генри Муру славу скульптора, на эрмитажной выставке лишь дополняет Мура-рисовальщика. Три скульптуры — «Полулежащая укутанная мать с младенцем», «Большая полулежащая фигура в четырех частях» и «Рука» — полулежат в Большом дворе Эрмитажа и, к сожалению, сейчас уже мало отличаются от растиражированной садово-парковой скульптуры европейских городов. Вещи, представленные в залах, продолжают «человеческую» линию, заданную военными рисунками. Как и в графике, в скульптуре Мура интересует именно человек. Это, кстати, сыграло немаловажную роль в его карьере: амплуа художника-гуманиста всегда выигрышнее, чем позиция исследователя абстрактных форм или жесткого критика общества.

Выставку Мура курировал сотрудник отдела графики Алексей Митин, но сделана она в рамках проекта «Эрмитаж 20/21», которому отдано на откуп современное искусство. В этом году «Эрмитаж 20/21» должен наконец получить собственные залы в реконструированном здании Главного штаба. Так что выставки современных художников в Эрмитаже по сей день спорадические, в ближайшем будущем выстроятся в единую программную линию.