ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Библиотека московского концептуализма. М.,
Издатель Герман Титов, 2009

КОЛЛЕКТИВНЫЕ ДЕЙСТВИЯ. ПОЕЗДКИ ЗА ГОРОД. 6-11
Библиотека московского концептуализма. М.,
Издатель Герман Титов, 2009

 

Андрей Ковалев

Выход второго тома «Поездок за город» — событие историческое. И даже не в том смысле, что мы теперь можем в полной мере оценить все величие целостного и необычайно влиятельного для всего русского искусства проекта — «Коллективные действия». Или просто насладиться отличными текстами и диалогами, которые ведут умные люди. Для осознания историчности этого события следует иметь в виду, что это не просто очередное издание, в котором описана деятельность художественного объединения за отчетный период. Перед нами полноценный артефакт: не подведение итогов, но произведение, над которым группа художников трудилась двадцать три захватывающих года. Документальный роман-эпопея, в котором описываются интеллектуальные приключения сообщества отшельников и анахоретов. Произведение с крайне сложной и часто запутанной интригой, в полном объеме осознаваемой только самими авторами — героями этого потрясающего романа.

Но для внешних наблюдателей этот роман есть скопление ловушек и волчьих ям. Начнем с того, что критику-рецензенту тут делать просто нечего — объект критического анализа сам себя описал и тщательным образом каталогизировал; подробно изложил все этапы стилевого развития; подверг все изощренному критическому анализу с разных методологических позиций. То есть выполнил те трудоемкие операции, которые должны были бы совершить сначала критики, а затем историки искусства. Все эти функции изначально заложены в проект под названием «Коллективные действия». Научный аппарат этого издания даст сто очков вперед любому академическому труду: в приложении можно найти не только «Индексы КД» с точным процентным указанием доли участия каждого члена группы, но и элегантные отпечатки с GoogleMap c отмеченными местами акций «Вдоль Яузы».

Во вводном тексте, в диалоге с Сабиной Хэнгсен, лидер КД Андрей Монастырский пишет: «Критик вынуждается не к критике, но к истолкованию, интерпретации. Художник кон­­цептуалист как бы выталкивает его в совершенно другую традицию, в другую зону, как в какой-нибудь детской игре. Причем критик не сразу это понимает, как это и положено в игре. И вот: в этот момент непонимания — что, собственно, происходит? — критик и становится персонажем, поскольку его просто-напросто водят за нос».

Приткнуться бедному критику уж некуда, «поляна дискурса» навсегда занята. Посему как-то даже и неприлично высказывать свое мнение об отдельных акциях, даже если они вызывают неподдельный восторг или, напротив, резкое отторжение. Например, совсем уж нелепым и беспомощным декадансом выглядят последние акции КД, в которых бесконечно перетираются и цитируются старые акции группы. Архив, несомненно, высшая форма человеческого духа, однако в какой-то момент шкафы с картотеками начинают вытеснять собственно единицы архивного хранения.

Концептуальному садизму по отношению к критическому суждению как таковому, конечно, можно найти оправдание: во времена, когда история только начиналась, никаких «критиков» еще не было. Люди, которые придумали современное искусство, были вынуждены изобрести и выстроить всю инфраструктуру, включая и критику. И это вовсе не потому, что на дворе стояли какие-то уж слишком суровые времена. Не нужно демонизировать слабоумный брежневский режим, и создание самозамкнутого и самодостаточного сообщества следует признать исключительно личным выбором его участников. Напомним, что объединение художников в формате эзотерической секты — типично русское явление, достаточно вспомнить так называемые школы Матюшина, Филонова и прежде всего Малевича, который посвятил почти полтора десятилетия созданию конспирологического мифа о себе и бесконечного интепретационного текста, предназначавшегося преимущественно адептам супрематического учения. В таком контексте нетрудно заметить, что терминологические монстры вроде измысленной Малевичем «серповидной» вполне сопоставимы с «гантельными схемами», с помощью которых интерпретируются акции КД. В качестве ключевого этапа стилеобразования московского концептуализма в текстах «Поездок за город» рассматривается православно-буддийский психоделический опыт Андрея Монастырского, приведший его в психбольницу. Казимир Малевич в своих научных изысканиях в ГИНХУКЕ настаивал на том, что «В области искусств существуют разные виды его заболевания».

Забавно, что наблюдается и прямая преемственность. Поэт Андрей Сумнин, принявший псевдоним Монастырский, начинал с обэриутской традиции. А в 1926-м обэриуты ходили к Малевичу в ГИНХУК на поклон с заявлением, написанным на пятисотрублевой николаевской ассигнации и завязанным в старушечий узелок с просьбой приютить театр «Радикс». Впрочем, эта акция больше похожа на добродушное ерничество «Мухоморов», чем на высокую метафизику КД.

Если в сталинские времена социальный и эстетический герметизм был главной причиной разгрома школ и кружков, то в брежневский и позднесоветский периоды такая форма социального функционирования, наоборот, обеспечивала относительную безопасность проектов. При этом неуступчивая конфиденциальность «Коллективных действий» вызывала отторжение в художественной среде. Но все попытки противопоставить им другие стратегии, альтернативные этому бесконечному и удушающему текстообразованию, не то что потерпели поражение, но просто остались в своей эпохе. А наиболее деятельные оппоненты Монастырского и его соратников как-то незаметно стали продолжателями и адептами их дела. Например, в 1989 году Вадим Захаров и Александр Скерсис нагло апроприировали акцию КД «Либлих», а в девяностых Захаров стал истовым концептуалистом. В 1991 году Олег Кулик победительно рассуждал о «засушенном концептуалисте Монас­тырском», а уже в 1998-м, следуя его указаниям, покорно брел на четвереньках по парку в рамках акции КД «Пересечение». В двухтысячных Андрей Монастырский стал объектом массового культа. Сначала Анатолий Осмоловский воззвал к возвращению опыта «Коллективных действий». Потом о преданности делу Монастырского стали объявлять лучшие молодые художники, такие, как Виктор Алимпиев или Ирина Корина.

Но, к чести Андрея Монас­тырского, его вовсе не устроила роль вещателя благомудрости Фомы Опискина. Совсем недавно он в интернет-интервью оценил современное искусство термином «еботня» и заявил, что перспективу видит только в деятельности группы «Война», которую большая часть прогрессивной общественности призывает игнорировать. Таким образом, нет никаких оснований рассматривать второй выпуск «Поездок за город» в качестве завершающего. На благополучные перспективы движения намекает и название последней акции КД — «Трактор-пиздец».

Пока что мы говорили о  «Коллективных действиях», но апеллировали к личности Андрея Монастырского. Но «КД» — это не «группа Монастырского», как часто можно услышать. Первый выпуск «Поездок за город» подписан восьмью фамилиями, второй — шестью. При уточнении авторства проекта следует принять во внимание наблюдение Владимира Сорокина, сказавшего недавно, что «Коллективные действия» были индуцированы нелегкой психосоматикой одного человека. Но теперь все стало на свои места: таинственный вологодский издатель Герман Титов, одновременно с публикацией второго выпуска ПЗГ, выпустил столь же объемистый том «Эстетических исследований» Андрея Монастырского, где собраны тексты публицистические, литературные, а также краткие описания инсталляций последнего времени.

Таким образом был извлечен и предъявлен миру лукавый эссеист, который увидел в ВДНХ «центральную мандалу руководства коллективным бессознательным»; проницательный аналитик, который дал емкое социологическое описание неофициального искусства СССР; безумный шаман, который не может сделать шагу, не сверившись с книгой И-Цзин; преизощреннейший эстетик, рассуждающий о пейзаже. И что самое главное — автор романа «Каширское шоссе», в котором лирический герой подробно фиксирует все обстоятельства своего безумия. «Каширское шоссе» — одно из высших достижений русской литературы второй половины ХХ века. Его в обязательном порядке должны изучать молодые люди, которые полагают, что психоделический опыт — это нечто вроде веселой тусовки. А сами «Эстетические исследования» должны стоять на полке каждого, кто полагает себя русским читателем.