Михаил Боде

В Москву ей удалось привезти баснословно дорогих Уорхола, Баскья и Вессельмана, в Петербург залучить ставших почти «невозвращенцами» Илью и Эмилию Кабаковых; в Вену и Венецию она вывозила команды наших художников и ватаги журналистов. В столице у нее две выставочные площадки, на которых размещается фонд ее имени. Теперь к этому прибавился павильон А. Щусева в Венеции. Впрочем, это прибавление не к собственности, а к имиджу и к хозяйственным хлопотам: Министерство культуры РФ назначило Стеллу Кесаеву комиссаром российского павильона на период Венецианских биеннале современного искусства 2011, 2013 и 2015 годов.

ТАЙНЫЙ БИЗНЕС-ПЛАН
Стелла Кесаева — VIP нулевых годов, времени, когда на отечественную арт-сцену вышли совершенно новые люди. Они не помнили, а скорее всего просто не знали того, что здесь происходило раньше. Казалось, что они вообще появились из других миров. Но по тому, как хватко, со знанием местных обычаев и нравов они взялись за обустройство своих дел, стало ясно, что это не какие-нибудь небожители, а все же здешние люди. Наверное, они появились вовремя, когда почти все закончилось. То есть когда канул в прошлое бум на современное русское искусство, а наступившее затишье лишь время от времени взбаламучивали одни наши неугомонные перформансисты, когда после «дефолтного» 1998 года галерейное сообщество решило отлежаться в ожидании лучших времен. Как раз это время и застала вернувшаяся в Россию из-за границы Стелла Кесаева.

«Когда я вернулась в Москву (а это было в 2000 году), то стала ходить по галереям современного искусства. Их было немного, и почти все они находились либо в подвалах, либо на чердаках, либо в частных квартирах. Помню эти пластиковые стаканчики на вернисажах — словом, все было как-то непрезентабельно. Я видела, как профессионально и достойно показывают на Западе своих художников. И в то же время наших художников там за редким исключением не знали и не ценили. Их работы стремились купить по дешевке, сваливали на складах в ожидании, что может быть, что-то когда-нибудь начнет пользоваться спросом. И вот я подумала, что нам сначала в галерее надо мощно показать американское искусство, а потом на волне успеха выставить русских художников». Так по прошествии времени Стелле Кесаевой видится ее бизнес-план. Наверное, он держался в глубокой тайне, поскольку, пожалуй, никто из пришедших в 2003 году в галерею Stella Art на вернисаж выставки «От поп-арта до трансавангарда» и не подозревал, что когда-нибудь работы наших художников займут места на стенах, согретых Уорхолом, Вессельманом и Баскья.

В МИР ИСКУССТВА, КАК НА ЗАВТРАК У ТИФФАНИ
Свое самообразование в сфере искусства Стелла Кесаева (у нее диплом экономиста и опыт работы в статуправлении) начала с нуля, если за нуль принять картинки из учебника «Родная речь». И почти сразу же вышла на тот уровень, где нулей очень много. Понятно, что они стоят после определенных цифр в прайс-листах, которые до сих пор только снятся нашим художникам и галеристам.

«Когда муж окончил экстерном институт (Игорь Кесаев окончил МГИМО. — Артхроника), мы уехали за границу. Жили в Голландии, Швейцарии, много путешествовали. Впервые поп-арт я увидела в Европе. А когда мы переехали в Америку (это было в 1991 или 1992 году), естественно, мне было интересно посмотреть, что находится в МоМА, в Гуггенхайме, в галереях района Челси, где находятся галерея Барбары Гладстон и другие. Один из наших американских друзей, живший на Пятой авеню, пригласил нас к себе. Это были роскошные апартаменты, из которых открывался прекрасный вид. Первое, что я увидела, был автопортрет Пикассо. Для меня это был шок — такая вещь в частной коллекции! Там же еще было много работ американских художников, которых я в то время еще не знала: огромные монументальные, такие, какие любят американцы. У меня было ощущение, как в фильме “Завтрак у Тиффани”. И мне захотелось попасть в этот мир искусства, как в Тиффани». А то, что и Москва нуждается в таком Тиффани contemporary art, у Стеллы Кесаевой не было никаких сомнений: пора было положить конец эпохе пластиковых стаканчиков и непрезентабельных выставок в подвалах и на чердаках. Замысел родился в Швейцарии.

«Я долго жила в Женеве и там познакомилась с галеристом Фредериком Миттераном (ныне министр культуры и коммуникаций Франции — Артхроника), у которого была отличная коллекция. К тому же он знал многих дилеров. Я ему предложила: “Давайте покажем что-нибудь из этого в Москве”. Тогда в Москве в частных галереях искусство такого уровня не показывалось. Все боялись везти сюда что-то ценное — вдруг пропадет с концами. Я сказала, что везти нужно какие-то значительные работы. Сразу же обозначила свои приоритеты: Уорхол, Баскья, Вессельман. Миттеран познакомил меня с Наварра, с Тони Шафрази, с Гагосяном. Я объездила всех этих знаменитых галеристов и убедила их дать работы на выставку. Они поняли, что я не аферистка, и доверились мне. Конечно, они знали, что мой муж серьезный бизнесмен, и потому сильно не беспокоились». (О том, насколько серьезен бизнес Игоря Кесаева, можно справиться в русском Forbes.) «Чтобы окончательно успокоить галеристов, мы открыли для них специальные банковские депозиты с тем, что если что-то пропадет в России, владельцы работ смогли бы получить денежную компенсацию. Это было довольно накладно».

ВВОЗ ПЛАТЕЖОМ НЕ КРАСЕН
Если так можно выразиться, «стиль Тиффани» одержал победу над привычкой к пластиковым стаканчикам, правда, в пределах отдельно взятой галереи, скрытой за глухими белыми шторами в самом центре столицы. Однако за всей шумихой, поднятой вокруг открытия галереи класса люкс и светского мероприятия, мало кто обратил внимание на тот факт, что «От поп-арта до трансавангарда» была первой выставкой, специально собранной на Западе по воле и по вкусу российского заказчика. А это примета нулевых годов. У нас и прежде показывались выставки мэтров мирового современного искусства: на рубеже 1980–1990-х годов нас баловали большими ретроспективами Раушенберга, Розенквиста, Бэкона, Тенгели и Мура. Баловали западные музеи, фонды и галереи, бесплатно предоставлявшие «под перестройку» выставки своей сборки. Баловал и размякший от либерализма советский МИД, показавший, что при ввозе искусства можно обойтись и без таможни, и без любых других контролей. Потом баловать перестали. Наступила пауза (выставка Уорхола в ГМИИ в 2001-м, пожалуй, единственное исключение), а затем пришло время «специальных банковских депозитов» — время Стеллы Кесаевой.

Возможно, как раз выставка в Stella Art развеяла страхи западных галеристов. Так или иначе, но в следующем году швейцарец Ив Бувье привел в Москву целый караван довольно серьезных западных галерей, организовав первую Moscow World Fine Art Fair, за которой последовали 2-я, 3-я… Впрочем, эту коммерческую тему можно оставить в покое, как оставила само это занятие Стелла Кесаева.

ОТ ПОП-АРТА К КОНЦЕПТУАЛИЗМУ
Отчего произошла перемена в занятиях Стеллы Кесаевой (от коммерции к меценатству), а также в ее художественных приоритетах (от американского поп-арта к отечественному концептуализму), объясняется разными причинами. Например, так: «В конечном итоге я поняла, что ввозить в Россию западное искусство на продажу весьма невыгодно. Во-первых, продавать было чрезвычайно сложно, так как не было спроса; во-вторых, если и продаешь, то должен будешь уплатить огромные налоги». Это понятно. Но вот как быть с концептуализмом, этим, по выражению Джозефа Кошута, «искусством после философии», изобразительность и художественность которого программно стремятся к нулю? Чем он мог понравиться? Звучит почти как давний газетный заголовок: «Можно ли полюбить “Черный квадрат”?» Как оказалось, можно. «Работы Кабакова я впервые увидела в 2003 году в Германии, в Бохуме, где находится его “Дворец проектов” —углубленная в землю конструкция-улитка. Когда я вышла оттуда, я плакала. Это такая ностальгическая инсталляция. Кабаков умеет затронуть в человеке глубокие струны». И вот летом 2005 года Stella Art Gallery совместно с Фондом Гуггенхайма открыла в Эрмитаже первую российскую ретроспективу Ильи и Эмилии Кабаковых «Случай в музее и другие инсталляции».

Однако за исключением Кабаковых никто из наших концептуалистов звезд с неба не хватал. «Тогда ни Монастырский, ни Захаров практически не выставлялись в России. Надо признаться, что после первого общения с Андреем Монастырским мне было трудно понять его работы, хотя до этого я видела произведения многих концептуалистов, например, Бойса и Кошута. Но когда я стала читать тексты Монастырского, вникать в его произведения, мне стало ясно, что это гениальный человек. Подумать только, в то время, когда американцы от “сладкой жизни” рисовали банки с супом “Кэмпбелл” и знаки доллара, наши бедные художники выезжали за город, что-то разматывали, закапывали, подсвечивали лампочками и в этом находили настоящую философию. Героические люди. Так почему они не признаны и никому не нужны?» Это тоже понятно — здесь и сострадание, и «за державу обидно». «Кэмпбеллы» и «доллары» потеснились. На новой экспериментальной площадке Стеллы Кесаевой на Мытной улице открылась «Охота на мышь» Монастырского и Захарова, а потом и персональная выставка Монастырского в том самом помещении в Скарятинском переулке, согретом опусами Уорхола, Баскья и Вессельмана. Кстати сказать, кондиционная температура там постоянно поддерживалась благодаря проходившим выставкам Алекса Каца, Дэвида Салле и Роберта Мэпплторпа. Да и сейчас, когда открылась экспозиция патриарха венского акционизма Германа Нитша, там отнюдь не холодно.

ПРОДЮСЕР АРТ-СОБЫТИЙ
Такой роли, какую играет Стелла Кесаева, прежде у нас не было. Она, понятно, не искусствовед и не куратор, она не придумывает концепции выставок, не пишет к ним текстов в каталоги. Эти обязанности она разумно возлагает на профессионалов, в частности, на известного куратора и историка искусства Владимира Левашова. Непосредственно Stella Art Foundation (в 2004 году галерея превратилась в фонд) руководят тоже приглашенные специалисты.

Если пользоваться лексикой шоу-бизнеса, то Стелла Кесаева скорее всего продюсер, который готовит некие художественные события на экспорт (импортных экспозиций у нее заметно поубавилось, а по России она выставки не возит). Именно она решает, кто из наших художников поедет в снятый по случаю Венецианской биеннале музей Ca’Rezzonico, кто расположится с инсталляциями в зале Брейгеля венского Kunsthistorisches Museum, кто высадится арт-десантом на 2-ю биеннале в Салониках, и она же договаривается с маэстро Гергиевым, какое из ее мероприятий он «озвучит». То есть получается, что Стелла Кесаева занимается чуть ли не делами Министерства культуры и в известном смысле делами самого главы ведомства, которого она смогла залучить к себе на выставку в Венецию.

Если к этому добавить проект создания в Москве Музея современного искусства, в котором будут располагаться более 700 работ из коллекции Stella Art Foundation (проблема в том, чтобы из гаража Мельникова на Новорязанской улице вывести находящийся там автобусный парк в другое место), то портфель «министерских решений» Стеллы Кесаевой будет почти полным.

Стелле Кесаевой интересно общаться с художниками, вести с ними «профильные» разговоры. Тон таких бесед доверительно-деловой, без малейшей тени фамильярности и амикошонства — так ей, кажется, проще поддерживать отношения. Впрочем, бывало, что… «Были такие моменты, когда хотелось все бросить и сказать: гори все синим пламенем, если не хотите, чтобы вам помогали, делайте все сами. Но, с другой стороны, я знаю, что нужно воспринимать людей такими, какие они есть. А талантливый художник зачастую эгоцентричный и капризный. Его характер просто надо терпеть».

САДОВНИЦА
Филиал Stella Art Foundation на Мытной во многом напоминает если и не «фабрику звезд», то некий опытный участок, где под присмотром кураторов-садовников выращиваются молодые таланты, которых можно отнести к одному из подвидов концептуального искусства. Для более успешного созревания Стелла Кесаева периодически их отправляет погреться на солнышке — на острова греческого архипелага, где находятся творческие дачи. Путевки от жюри конкурса Stella Art Foundation «Новая генерация» вручаются во время церемонии госпремии «Инновация». Кстати, и сама Стелла Кесаева в этом году получила «Инновацию», понятно, что в почетной номинации «За поддержку современного искусства России». Однако новая генерация не всегда приносит ей радость. «Работа с молодыми — это всегда большой риск. Честно сказать, я очень мало видела хороших художников. Многие сейчас занимаются плагиатом: заимствуют идеи у наших художников старшего поколения, да и у западных тоже, которых, как бы это сказать, русифицируют. Интернет в этом случае оказывает плохую услугу. Это беда для наших молодых художников: у них просто перестали работать мозги». Что же тогда говорить о мальчишках-хулиганах, которые норовят переломать георгины в ухоженном саду? Речь идет о пресловутом «акционисте» Яне Пищикове, который весной этого года протаранил своим джипом витрину и въехал в выставочный зал на Мытной. Воспользуемся случаем, чтобы проинформировать художественную общественность о деле Яна Пищикова: «На данный момент эта история не закончилась. Как только Пищиков понял, что дело дошло до суда, он начал звонить мне и сотрудникам фонда, приносить извинения. Он даже написал открытое письмо. Все его действия лишний раз доказывали, что Пищиков не художник, а то, что он сделал, — не искусство. Ведь настоящий художник должен отстаивать свои идеи и в суде, и перед профессиональным сообществом. Чисто по-человечески я его простила и не хочу, чтобы он стал очередным арт-подсудимым. Естественно, его работа, которую он предлагал передать в дар, ни мне лично, ни фонду не нужна, так как не имеет никакой художественной ценности».

КОМИССАР
Все те роли, которые мы здесь пытались навязать Стелле Кесаевой, — все «это неправильно», как она сама любит говорить. И, наверное, это действительно так. Ведь какую сторону ее деятельности ни возьми: и импорт-экспорт выставок, и зарубежные арт-туры, и ухаживание за молодой арт-порослью, и еще планируемый ею музей современного искусства, и т.д. — все будет мало, однобоко, а следовательно, и неточно для отображения ее на имиджевом портрете. Министр культуры — это не то, что арт-критик. Он способен найти нужное слово. И он его нашел: Стелла Кесаева — комиссар. Как было сказано еще в начале этого ее «Личного дела».