Милена Орлова

В феврале Марат Гельман собирается представить публике концепцию российской культурной политики, разработанную им вместе с коллегами в Общественной палате. Милена Орлова спросила известного галериста, а ныне директора Музея современного искусства в Перми, не значит ли это, что он готовится занять кресло министра культуры?

В: Говорят, что ты пишешь концепцию культурной политики. Как и где это происходит, кто тебе дал это задание?
О: Когда мы создали Комиссию по культуре в Общественной палате, то я предложил создавать новую культурную политику. Я являюсь руководителем рабочей группы. Там примерно одиннадцать человек, и это не только члены Общественной палаты. После двух лет работы в Перми я пришел к выводу, что нам нужен план, каким образом транслировать нашу идеологию. Поэтому мы создали так называемый Пермский проект, это стратегия культурной политики Пермского края. Мы проводим семинары с руководителями департаментов культуры городов. В основе этой идеи понимание, что наше Министерство культуры не умеет правильно работать. В феврале уже готов будет рабочий вариант нашей концепции.

В: Допустим, вы разработаете суперконцепцию. Она имеет какую-то силу?
О: Идея, если она правильная, имеет силу. У нас есть договоренность с Советом Федерации, что мы организуем слушания. Дальше есть четыре варианта. Вариант первый: министерство берет эту концепцию на вооружение и исполняет. Вариант второй: спор, возможно, мы что-то корректируем, дальше, как в первом варианте. Вариант третий: министерство в полемике с этой концепцией выдвигает свою. Вариант четвертый: если этот министр культуры не хочет и не может, он будет уволен и появится новый министр, который хочет, может и знает как.

В: А есть кандидатуры?
О: Например, бывший министр культуры Пермского края Борис Мильграм — идеальная кандидатура. Я езжу по разным городам и вижу людей в регионах, которые с чиновничьей частью будут справляться. А уж если сравнивать с нынешним министром, то практически любой человек может быть лучше.

В: А ты бы хотел быть министром культуры?
О: Нет, я замечательно научился влиять, не занимая никакой должности. Влиять без статуса можно двумя вещами: либо репутацией, либо интеллектом. Мне пока удается это делать.

В: В чем главный замысел концепции?
О: Существуют две главные проблемы — недофинансирование в сфере культуры и централизация. Проблема финансирования не будет решена, если не поменяется стратегия. Бюджет любого уровня страны, края, области, семьи делится на три части. Первая — это «надо». Это те деньги, которые надо потратить на инфраструктуру. Электричество, тепло, одежда. Вторая корзина — это «хочу». То есть развитие, лоббистские проекты. Она стремится к увеличению. Третья корзина — это «могу». Социалка. Как могу, так помогу. Старым, малым, больным, убогим — и культуре. Путин говорит, мы в этом году мало помогли культуре, будем помогать больше. Это третья корзина самая скудная. Но мы же не старые, не убогие, становиться в позицию профессионального нищего нам не хочется.

В: Но многие так стоят годами.
О: Собственно, Министерство культуры у нас сегодня — это профессиональный нищий. Тех денег, которые получает культура, в лучшем случае хватает на «надо». Если эту ситуацию не изменить, дальше разговаривать не о чем. Если брать основные составляющие качества жизни — здравоохранение, образование, культурный досуг и безопасность, — из них только культура имеет локацию, расположена на территории. Поэтому мы фиксируем, что обеспечение насыщенной культурной жизни, культурного досуга есть обязательная часть большой региональной политики. В Перми нам это удалось легко доказать. Два года назад 60% молодых людей хотели уехать из Перми, год назад — 30%, сегодня — 8%. Дальше мы доказали, что в современном мире, в пост­индустриальном обществе, благодаря культуре город становится известным, у него появляется лицо, он становится привлекательным. В целом весь модернизационный процесс, который сейчас запускается, требует художников. Модернизация стопорится, потому что превалирует иждивенческий тип человека-исполнителя, а нужны люди типа художника, у которого гвоздь в голове и который идет выполнять свою миссию. Это является нашей стратегией.

В: Это и есть децентрализация?
О: Если мы хотим, чтобы культура развивалась, мы говорим, что именно территории могут дать много искусству, именно потому, что оно им нужно. Там у нас есть своя программа, первый уровень — стимулирование, второй — конкурирование, третий — институты-флагманы и четвертый — создание новых ситуаций. То есть вот, собственно говоря, и все. Условно говоря, если Министерство культуры Пермского края раньше говорило: «Наша задача — поддержать Союз художников»; теперь они говорят: «Наша задача — обеспечить культурный досуг населения». Вы готовы нам помогать в этом? Мы готовы. Другая задача — формирование культурного наследия, нового и старого.

В: Что значит формирование? Оно же по определению существует.
О: Есть задача обеспечения досуга, в этой ситуации театр, допустим, не очень продвинутый, но люди в него ходят, и мы считаем, что это хорошо, что они не выпивать ходят, а в театр. И вторая задача — формирование нового культурного наследия, это поддержка того, что имеет шанс стать наследием, то есть лучшего. Работа в конкурентной ситуации — это работа с теми людьми, событиями, феноменами, которые могут стать частью истории культуры России, Пермского края, мира. Есть Союз художников, 200 человек, среди них три человека, с которыми есть смысл работать. С ними работают, издают каталоги, продвигают и так далее.

В: А остальные?
О: Остальные должны формировать пространство культурного досуга. Но не только. Мы можем представить, что талантливый ребенок, родившийся в Урюпинске, стал художником номер один. Для этого должны быть некие инструменты, где-то его должны увидеть, провести дальше. Это тоже некая задача. Другая задача — создание творческих экономик. Сегодня креативная экономика в мире — это 6% валового продукта. Дизайн, кино, художественный рынок. Министерство культуры должно обеспечивать условия для существования такого рынка. Дальше оно должно суметь доказать большому начальству необходимость культурной политики. У нас такая конструкция, что культурная политика станет успешной, только когда будет частью большой политики.

В: Правда ли, что эту концепцию поддерживает партия «Единая Россия»?
О: Члены Общественной палаты не имеют права быть членами партий. Мы устраивали слушания, когда стартовали с этим проектом, туда в том числе пришли люди из партии «Единая Россия». Заявили, что культурная политика может быть только партийной. И некоторые эксперты вышли с этого заседания с представлением, что наша программа и партия как-то связаны. Нет, они не связаны. Но мы готовы, когда концепция будет обсуждена, предложить ее всем фактическим силам — берите ее в свою программу. Это нормально.

В: Вам все равно, какая партия возьмет? Для вас это принципиально, кто возьмет?
О: Все возьмут.

В: Ну что значит все. Возьмет, например, партия, программу которой ты не разделяешь.
О: Плохо, если только эта партия возьмет. Мы хотим, чтобы все. Идеально, вне зависимости от лидеров, те люди, которые будут формировать следующее правительство, сразу же выдали бы эту концепцию в качестве программы. Я думаю, что сегодня, к сожалению, никаких других концепций нет, ситуация в области культуры не конкурентна.

В: Существуют ли другие версии культурного развития?
О: Есть вариант, который я описывал: культура как профессиональный нищий, который может существовать при одном условии — лояльности. Не ходить на «марши несогласных» и т. п. Есть вариант лужковский, когда власть выступает в роли Медичи, которая сама определяет, что в искусстве хорошо, что достойно поддержки. Может, у Медичи это действительно было правильно, но сегодня это ложная модель.

В: Сегодня все, что выходит за рамки привычных форм существования искусства, сразу объявляется запретным, неприличным, крамольным и т. п. Какая должна быть стратегия у любого творческого человека, что он должен делать? Должен ли он учитывать эту ситуацию?
О: Общество не готово. Оно должно привыкнуть, должно пройти время, должны быть осознаны прецеденты. Это вопрос времени. Однако всегда найдутся сумасшедшие, которые будут бегать в суд. Но суды — это уже лучше, чем погромы. Когда наша власть перестанет принимать эти заявления, это будет следующий шаг. Они начнут принимать гражданские иски. Когда наши судьи начнут разбираться — это будет еще один шаг.

В: Твоей галерее исполнилось двадцать лет. Как бы ты сформулировал свою миссию в искусстве?
О: Так получается, что наша власть более-менее умеет использовать только пропагандистскую функцию искусства. А мы должны показать, что искусство — это улучшение оптики общества. Человек, который нам нужен, человек с широкими взглядами, незашоренный, искушенный. Галерист продает коллекционерам искусство, но не дай бог вкус коллекционера начнет быть заказчиком. Коммерциализация не менее опасная вещь, чем политизация. Галерист объясняет коллекционеру, зачем ему нужно коллекционировать, но не впускает его в сам художественный процесс. Я ни с кем не обсуждаю художественную политику музея. Я говорю о том, что музей как институт таким-то образом воздействует на край, и это хорошо. Но ни в коем случае политики не должны поддерживать конкретных персонажей. Они должны поддерживать правильные механизмы, а искусство такое, какое есть. И наверх оно поднимается не с помощью власти, а с помощью художественной среды.