Ирина Кулик
Фонд культуры «Екатерина», Москва 23 октября – 10 декабря 2010
«Поле действия» — первая в России музейного размаха выставка, посвященная самому влиятельному из послевоенных движений отечественного современного искусства — московскому концептуализму. Начинается экспозиция с фотосерии «По мастерским», сделанной Георгием Кизевальтером и Вадимом Захаровым в восьмидесятые годы. «Поле действия» у кураторов выставки Александры Даниловой и Елены Куприной-Ляхович представляет московский концептуализм не столько как историю идей, сколько как летопись определенного круга художников. В обширной части экспозиции, озаглавленной «Истоки. Поиски языка», можно увидеть чуть ли не всех нонконформистов-шестидесятников — Оскара Рабина и Юрия Злотникова, Михаила Рогинского и Владимира Янкилевского, Анатолия Зверева и Владимира Яковлева, многие из них не то что не связаны с концептуализмом, но скорее являются его антагонистами, но понятно, что не было такого концептуалиста, который не был бы знаком с их творчеством и с ними самими. А вот про нынешних последователей концептуализма на выставке ничего не сказано, но это не столько строгость исторического подхода, сколько, напротив, указание на то, что выставка сделана как бы от лица самого этого круга художников.
С этой самой внутренней точки зрения задаваться вопросом о том, чем, собственно, был пресловутый «московский романтический», вроде бы излишне. Но увидев его на столь масштабной выставке, ловишь себя на мысли: всем, чем угодно, только не концептуализмом в международном понимании этого слова. Не то чтобы он существовал совсем вне интернационального художественного контекста. Тут есть поп-арт (Эрик Булатов или Комар и Меламид) и «Флюксус» (текстовые объекты Дмитрия Александровича Пригова и Валерия и Риммы Герловиных, хеппенинги «Мухоморов» и «СЗ» или даже Илья Кабаков в своей бумажной и мусорной ипостаси), сюрреализм (Виктор Пивоваров и Елена Елагина с Игорем Макаревичем), гиперреализм (Олег Васильев и Ирина Нахова), нью-вейв. Но вот чего у нас, судя по выставке, не было, так это аналогов собственно концептуализму. Даже объекты и документация перформансов группы «КД» ближе не к творениям Джозефа Кошута, но к метафизическому шаманству Йозефа Бойса.
Московский концептуализм предстает не только «романтическим», но и материалистическим. Никакой дематериализации художественного объекта. Вместо рафинированной западной пустоты — напряженное сопротивление косному материалу, который у отечественных концептуалистов тот же, что и у их современников из стана официального искусства, преимущественно холст/масло. Доминирующим форматом на выставке оказываются не объекты, тексты и документация, а плотная живопись, без которой не могли обойтись несколько генераций концептуалистов — Иван Чуйков, Никита Алексеев, Андрей Филиппов, Сергей Волков, Вадим Захаров. Конечно, можно сделать скидку на то, что выставка «Поле действия» основана на частных собраниях (прежде всего самого фонда «Екатерина»), а коллекционеры собирают все же не идеи, а их воплощения. Впрочем, все равно понятно, что московский концептуализм был куда более вещественным и куда менее прозрачным, чем международный, и разобраться в том, что же это было, трудно даже после такой подробной выставки, как «Поле действия», ощущение от которой чем-то напоминает один из представленных экспонатов: спутанные витки покоящейся в витрине семикилометровой веревки, которую в развернутом состоянии видели только некогда тянувшие ее из леса участники акции «КД» «Время действия».
