Лидия Перцева

Премии Кандинского, отмечающей в этом году пятилетний юбилей, есть что вспомнить. Первая церемония поразила публику своей агрессивной сценографией и оглушительным барабанным боем ансамбля Марка Пекарского. Второй выпуск отметился истерией вокруг победы Алексея Беляева-Гинтовта и перформансом Анатолия Осмоловского на церемонии вручения. Третья церемония запомнилась обличительной речью Вадима Захарова, которая фактически была направлена против тех, кто эту премию вручал. Скандальная – тот эпитет, которым долго награждали Премию Кандинского. Пожалуй, ей пришлось тяжелее других премий – в чем только ее не обвиняли, каких только злых умыслов не приписывали ее организаторам. Возможно, только в прошлом году критики как-то поутихли, похвалили за скромность, и премия вернула себе респектабельную репутацию.

При этом Премия Кандинского своим критикам внимала – и каждый год в ее регламенте что-то менялось. Менялись члены жюри – в этом году в него вошла Ивона Блэзвик, директор галереи Whitechapel (см. интервью на стр. 38), которой в профессиональном сообществе прочат пост директора галереи Тейт. Блэзвик сменила в жюри арт-директора галереи White Cube Тима Марлоу. Менялись члены экспертного совета, к которому присоединились арт-критики Валентин Дьяконов из «Коммерсанта» и Ирина Кулик из «Культуры», а также историк искусства Александра Обухова. Пришли и новые экспозиционеры выставки, сменив, казалось бы, незаменимого Андрея Ерофеева. В этом году выставку оформляли Кирилл Алексеев и Кирилл Светляков – два молодых сотрудника Третьяковской галереи, чей экспозиционный багаж, скажем так, не слишком велик.

ПРЕМИЯ КАНДИНСКОГО СВОИМ КРИТИКАМ ВНИМАЛА – И КАЖДЫЙ ГОД В ЕЕ РЕГЛАМЕНТЕ ЧТО-ТО МЕНЯЛОСЬ

Экспозиционеры нашли незамысловатый, но действенный ход – организовали экспозицию «от тьмы к свету»: начало выставки погружено во мрак, а по мере продвижения залы становятся светлее и светлее. Однако концептуально освещение не влияет на эмоциональную составляющую работ: те, что ближе к свету, не становятся от того оптимистичнее. Вечная мука кураторов – как объединить 40 совершенно разных работ из трех номинаций «Проект года», «Молодой художник. Проект года» и «Медиа-арт. Проект года» – разрешилась не только нюансами освещения, но и введением разделов. Очевидно, что экспозиционеры были очарованы сложными иностранными словами, которые вряд ли оценит так называемая широкая публика. Что не слишком вяжется с главной задачей Премии, как это много раз декларировалось, – с популяризацией современного искусства. «Видения и духовные аффирмации» или «Постпродукция» – названия этих разделов неискушенному в теории человеку лучше не читать. Впрочем, простые люди экспликаций и не читают, а кто найдет в себе силы, возможно, проникнется магией этих красивых слов. Те же, кто в теории подкован, наверняка оценят эрудицию кураторов по достоинству.

ЗАДАЧА ЛЮБОЙ ПРЕМИИ — ОТКРЫВАТЬ НОВЫХ ХУДОЖНИКОВ, А НЕ ТОЛЬКО ВОЗДАВАТЬ ПО ЗАСЛУГАМ

Первое, что видит посетитель выставки, – инсталляция «Расщепление» Ивана Чуйкова. Это наводит на размышления: в прошлом году у входа стояла «Дорога» Бродского, в позапрошлом – «Гарнитур Святой Себастьян» Захарова, и оба этих художника стали победителями в номинации – «Проект года». Один из самых схоластичных концептуалистов Иван Чуйков вновь сражается с симулякрами: он соорудил комнату в натуральную величину, разделенную пополам стеной: где реальность, где симулякр – решать зрителю. В том, что Чуйков, один из «старых мастеров», заслуживает премии, нет сомнений, но сильных соперников в его весовой категории достаточно и фаворита предсказать трудно.

Проект Moscow Poll другого ветерана концептуализма Юрия Альберта расположен как раз в противоположном конце выставки – на свету. Это реплика инсталляции Ханса Хааке в нью-йоркском МоМА: у Альберта также стоят урны для голосования с «трудными» вопросами на социально-политические темы. Не менее сильный проект представила Ирина Нахова: как написано в аннотации, в работе критикуются идеологические манипуляции в СМИ. Но если этого не знать, то перед нами просто необыкновенно смешной проект: на латексных полотнах отпечатаны фотографии человеческих тел с татуировками. Каждая из них сопровождается душераздирающе смешной историей в духе черного юмора – о том, каким образом кусок кожи с ягодиц девочки из семьи знаменитых тигровых браконьеров или со спины ирландского католика-бойца армии НАТО в Иране оказался в том или ином музее.

Множество споров на Премии Кандинского в свое время было вокруг номинации «Молодой художник»: многим казалось, что это довольно обидное определение, так как количество лет не имеет отношения к таланту художника. Но в этом году многие художники, проходившие ранее по категории молодых, номинировались на «Проект года». Например, Андрей Кузькин, который – вероятно, чтобы отметить переход возрастного и творческого рубежа, – запаял в железные ящики содержимое своей мастерской, чтобы вскрыть их через 25 лет. И эту историю выставил на премии. Участники группы Recycle, несмотря на то, что и Андрею Блохину, и Егору Кузнецову меньше 30 лет, тоже чувствуют себя уже немолодыми художниками: их работы о культурном слое нашего времени номинируются на «Проект года».

Возможно, основное отличие нынешней Премии – на выставке не так часто встречаются знакомые имена, что не может не радовать, потому что главная задача любой премии – все-таки открывать новых художников, а не только воздавать по заслугам. В этом году довольно много авторов, незнакомых даже профессионалам, и молодых, и из регионов. Но если раньше в номинации «Молодой художник» преобладали выходцы из Института проблем современного искусства, теперь здесь доминируют выпускники Школы Родченко. Видно, что студенты неплохо овладели новыми технологиями и международным художественным языком – подобные гендерные и социальные исследования можно встретить в любой европейской арт-школе.

Полина Канис реанимировала на видео советскую электронную игру «Ну, погоди!». На экране девушка ловит в подол сырые яйца, каждый раз поднимая юбку и обнажая чудесной красоты ноги. Художница связывает свой проект с пониманием женской виктимности, то есть поведения женщины как жертвы. Не менее свежо выглядит живописная серия Кати Флоренской – каждую картину художница построила по принципу жития, изобразив историю современных «святых» и созданных ими «духовных» сообществ: Марии-Дэви Христос и Белого братства, Германа Вирта и Аненербе, Юкио Мисимы и Общества щита. В соединении иронии и языка наива чувствуется наследие митьков. Интересно, что вышедший из употребления язык ар-брют возвращается именно через молодых художников.

В инсталляции Игоря Чиркина и Алексея Подкидышева «Шепот» (художники делали дизайн экспозиции) преобладает чувственная поэтическая линия – на восприятие влияет не только шорох переворачивающихся страниц, но и неповторимый запах старых книг. Леонид Комиссаров сфотографировал старые кинотеатры, которые не попали под новомодную реконструкцию вроде «Круговой панорамы» на ВДНХ: получилась простая, доступная для понимания и одновременно многозначная работа.

Достаточно сильным получился и раздел «Медиа-арт», в котором преобладали видеоработы. Марина Фоменко сделала видеоинсталляцию о героической и трагической природе творчества. Ее «Иллюстрация № 32 к списку Баса Яна Адера» отсылает к видео голландского художника под названием «Неопознанные лабильные объекты (НЛО)». В инсталляции, неуловимо напоминающей механизмы Ребекки Хорн, сосуществует человеческое и механическое. Таус Махачева рефлексирует на тему политического климата в Дагестане – художница училась на Западе, но свои арт-проекты создает в Москве. Махачева представила документацию перформанса, во время которого она стреляет в песок и затем находит пули – на этот жест ее сподвиг рост насилия в Дагестане. Анастасия Рябова представила проект «Частные коллекции художников»: снимки произведений, которые коллекционируют сами художники и которые они в основном получили в дар. Коллекции, свободные от рыночных отношений, – особый культурный феномен.

В категории «Медиа-арт» своя смена поколений. Авторы, которых недавно причисляли к молодым художникам, выглядят сегодня уже чуть ли не мэтрами. Антон Литвин, бывший участник группы Escape, выдал удивительно точную работу «Конец» – фрагмент качающихся качелей, снятых одним планом. Однообразный скрип и однообразные движения – скупыми средствами создается драматический эффект, а в самой работе возникает огромное количество интерпретаций – от личных до апокалипсических.