Художник, участник группы «ПГ», а по совместительству «известный левый мыслитель» задумался о том, почему его перестало радовать шутовство в современном искусстве

Илья Фальковский

Пригласили меня тут в Пермь, в жюри фестиваля кино и театра «Текстура». Не к добру, думаю. То, думаю, притесняют, а то привечают. То мастерскую отберут и тюрьмой грозятся, а то авиабилеты выдают и суточными ссужают. Не иначе как, думаю, метод кнута и пряника на пути моего исправления. Надо, думаю, поточнее разобраться, уяснить, что тут к чему. Поехал.

А в Перми, странное дело, где бы и кому бы меня ни представляли, так одну и ту же характеристику зачитывают. Прямо слово в слово повторяют. Видать, ориентировку на меня сверху спустили, и, чтобы не дай бог чего не перепутать, все ее заучили назубок. Вот и Марат Гельман, знакомя меня с девушкой, говорит: «А это, мол, Илья Фальковский, люблю его какпоэта…» Вот те раз, думаю, интересно, что именно Марат принимает за мою поэзию, неужто этот мой старый текст: «Дай п…зды, давай п…зды, крепко давай п…зды…»? Или, может, рэп-частушку «Танцуй, танцуй, пока стоит х…й…»? Хотел было поинтересоваться, но не решился – вдруг вскроется, что в ориентировке меня перепутали с реальным поэтом. Выгонят тогда из Перми. Кошусь на девушку – в ее глазах никакого интереса. А Марат знай себе продолжает, соловьиными трелями заливается: «А еще он художник, музыкант…» Вот, думаю, загнул, какой же я музыкант. Один раз, помню, участник нашей группы Катала решил поорать что-то нецензурное в микрофон, выдавая это за пение. Он мне тогда доверил с компьютера минус музыкальный пускать. А я с испуга так напился, что давай по кнопкам ноутбука, как по клавишам пианино, стучать. Компьютер сразу же завис, Катала орал безо всякого музыкального сопровождения. Немногочисленная публика нас тут же освистала, и из клуба с позором выгнали. Больше на сцене мне побывать не довелось. Гляжу на девушку – она по-прежнему ноль внимания. А Марат все льет сладкий елей: «Ну и, наконец, он известный левый мыслитель». Тут, смотрю, в глазах девушки какой-то огонек заиграл. И декольте ее ко мне даже как будто придвинулось, колыхаясь, словно Южно-Китайское море перед тайфуном. Вот это, думаю, то, что надо. Буду теперь левым мыслителем. Буду, как та же Деготь, по выставкам ходить, на все с важным видом коситься, языком цокать, зубом щелкать.

К тому же делать-то для этого ничего не надо. У нас ведь как: кем себя назовешь, за того тебя и принимают. Ходишь повсюду, говоришь: «Я, мол, писатель или музыкант». А кто там проверять будет, есть ли у тебя за душой хоть одна книга или пластинка. То же и с художниками. Вот наша группа «ПГ» десять лет себя выдавала за художников, ничего толком делать не умея, и надо же, кто-то повелся, поверил. Даже премию какую-то нам разок дали. А мы чем занимались? Брали из интернета чужие фотографии и в фотошопе их неумело обрисовывали. Правда, потом выяснилось, что иные художники еще того хуже. Даже фотошопом пользоваться не умеют. Наймут себе ассистента, он давай за них на компьютере вкалывать. А другие наймут чертежника, он – мастера, тот – рабочих, а они уже по эскизам здоровенные статуи отливают. А художник ходит себе, улыбается, зубы белые скалит: «Вон она, скульптурища моя, полюбуйтесь!»

Так что стал я левым мыслителем. Приглашают меня теперь в разные места. Даже на какую-то передачу в телевидение позвали. Звонят, говорят: «Приходите, мол, у нас передача аналитическая, посидим, подумаем, потолкуем – все, как вы любите». Оказалось, впрочем, заурядное ток-шоу. Вот и в «Артхронику» позвали – чего-нибудь умное написать.

Чего писать – не знаю. Дай, думаю, схожу на выставку какую-нибудь поглазею, благо их теперь в Москве завались. А потом напишу. На биеннале я из-за Перми опоздал, одна только выставка осталась, в «Артхаусе» (Arthouse squat forum – выставка в рамках биеннале, проходившая в едва отстроенных зданиях. – «Артхроника»). Прихожу, там внизу их газетка валяется. Читаю что-то примерно такое: раньше на Западе художники захватывали сквоты, жили в них долгие годы, потом их оттуда вытуривали. Новые владельцы переделывали сквоты в лофты и продавали их задорого. Им все удавалось благодаря раскрученности и репутации этих мест. Мы же, пишут устроители «Артхауса», проделываем то же самое, но только дико быстро, всего лишь за пару месяцев. Приглашаем художников с выставками в уже готовые лофты, обзываем эти лофты сквотами, потом художников выгоняем – и тут же лофты продаем. Классно!

Вот, думаю, неужто они такое пишут и сами не понимают, как комично выглядят? Ладно, смотрю выставку, тут друзья наши – Гоша, Жора, группа «ЕлиКука». У «ЕлиКука» кирпич на веревочке болтается – дернешь за веревочку, он тебе на голову падает. У Жоры Литичевского Тянитолкай в бассейне плещется. Смешно. Пойду, думаю, в соседний корпус зайду, там леваки, менее знакомые, может, у них чего посерьезнее. Я ж теперь сам левый мыслитель. Надо мне с их творчеством непременно ознакомиться. Захожу. У художника Бражкина караоке – кричишь в микрофон под революционные марши каких-то западных демонстрантов. У Тер-Оганьяна, того, что помладше, – молоток. Берешь, сам себя по лбу стучишь, и на нем какая-то печать образуется. Эх, думаю, хорошо, что группа «ПГ» больше в подобном не участвует. А то мы тоже раньше много шутили.

Но шутили-то мы, спрашивается, почему? Не потому, что думали вдоволь посмеяться, а потому, что полагали: сейчас такое время – никто серьезным речам не поверит, пафосу там и прямому высказыванию. Вот и хотели через юмор достучаться до зрителя, потолковать с ним по душам. Не понимали мы по тупости своей, что нынешнее искусство – это один сплошной интертеймент. Зритель, который должен обежать два здания по семь этажей, набитые выставками, как улей сотами, ждет только веселья. Вот и отводит этот зритель себе по две минуты на каждую картинку – куда уж там подумать и потолковать. Веселья ждет и покупатель, вешающий картинку у себя дома, чтобы похвастаться перед гостями и вместе с ними поржать над ней за бутылочкой коньяка. Веселья ждет и устроитель выставки, обычно милый в сущности человек, по долгу службы не имеющий права никого расстраивать.

Вот меня в редакции «Артхроники» спрашивают, почему сейчас в искусстве такая благость и затишье, куда, мол, активисты подевались. А они никуда не подевались, просто те, кто не захотел быть шутами гороховыми и обслуживать чужие лофты, отвернулись от искусства к более действенным занятиям. Попробовали что-то сделать в искусстве, поняли, что ни о чем серьезном поговорить не удается, и вымылись в уличный простор. Группа «Война», начинавшая с музеев, ушла в уличные революционеры. Группа «Бомбилы» предпочитает участию в выставках занятия «православным стрит-артом». Звоню Александру Бидину из группы «Агенда», спрашиваю его мнение. Он говорит, что участвовать в выставках, подобных той, что в «Артхаусе», все равно что «расписывать барские хоромы». Сам Бидин сосредоточился на медиаактивизме.

Художник Денис Мустафин считает, что нужно принимать участие там, где есть живая жизнь и движуха. «Нужно захватывать любые неинституциональные пространства и превращать их в свои», – говорит он. Позвонил я еще художнику Дмитрию Булныгину. Я же на основном проекте биеннале не был. А он был. Дай, думаю, узнаю его мнение. Он говорит: «Да не страшно, что ты не был. Там ничего интересного. Гаджеты одни, а не выставка». Спрашиваю: «А сам чего делаешь?» «Да вот, – говорит, – в подземном переходе рядом с домом плафоны в красный цвет раскрасил». На трансформаторной будке к надписи «Опасная зона» медведя единоросовского пририсовал, он там вверх ногами коптится.

Так что лучше уж быть просто уличным активистом – оживлять пространство вокруг себя. Ну, или на худой конец выдавать себя за левого мыслителя, чем за художника.

Текст Ильи Фальковского опубликован в журнале «Артхроника», №10, декабрь 2010 / январь, февраль 2011