Переводчица, социолог и феминистская активистка ВЕРА АКУЛОВА о квир-фестивале в Вене как опыте жизни в пространстве взаимного уважения, поддержки и безопасности, который так необходим современной России

6–9 июня в Вене проходил DIY-фестиваль под названием Kvir_feminist_aсtziya, организованный группой активисток, живущих в Германии и Австрии, но происходящих из стран Южной и Восточной Европы. Фестиваль был задуман как пространство критического анализа западных квир_феминистских* идей в теории, так и в активистских практиках. Как говорили организаторки, за годы жизни в странах первого мира они устали от того, что местные исследователи и активисты систематически не учитывают опыт и ситуацию бывшего второго мира (который после распада социалистического блока неуклонно превращается в третий). Организуя фестиваль, они стремились, в первую очередь, дать высказаться людям «оттуда», нарушив тем самым западную монополию на теоретическое осмысление и производство аналитических категорий, заставив бенефициаров этой монополии наконец услышать и другие голоса.

Это покажется странным, если на проблему  смотреть из России, где принято постоянно и во всем ориентироваться на Запад, и редко можно услышать критику девелопментализма (деления стран мира на «развитые» и «развивающиеся») и признание того, что такие страны, как наша, не могут и никогда не будут принадлежать к «первому миру». Даже когда это признается на словах, на деле во всех сообществах, которые я могла наблюдать в России (за исключением, пожалуй, небольшой части феминистского круга) все равно принято ориентироваться на престижные западные теории, щеголять их знанием перед соотечественниками и выходцами с Запада, пряча стигму своего происхождения и всячески показывая: «Я такой/ая же, как вы». Потому так непривычно видеть людей, не только не стесняющихся своей стигмы, но и активно критикующих шовинизм западных коллег и соратников.

Этот подход настолько удивляет, что далеко не сразу удается сформулировать, как именно он работает. Ты просто оказываешься в среде, где чувствуешь себя комфортно. Само название фестиваля (на каком это, вообще, языке?), почти полное отсутствие среди участников цисгендерных** мужчин, масса мероприятий, где никто не подчеркивает своего статуса, а спокойно и уважительно делится с остальными находками, открытиями, профессиональными навыками — все это проявление сознательной политики отказа от привилегий и иерархий.

Теоретические обсуждения в программе фестиваля оказались в меньшинстве — гораздо больше было творческих мастерских, выставок и перформансов. На дискуссиях речь шла преимущественно о гендерной политике и активизме в наших странах,  что звучало не столько критикой западных концепций, сколько автономным от них разговором, посвященным коллективному анализу восточноевропейской реальности.

Для меня и для большинства участниц, которых я спрашивала о впечатлениях, главным оказалось ощущение родства контекстов, совпадения языка, на котором мы их описываем, и решений, которые мы в них принимаем. Мы совместно выделяли близкие гендерные модели, навязываемые в наших странах в качестве обязательных шаблонов поведения, общие политические стратегии (например, совмещать активистскую работу с академической) и даже общие вехи в истории наших феминистских и ЛГБТ-движений. Все это, вероятно, можно рассматривать как один большой аргумент в пользу того, чтобы чаще обращаться к опыту наших ближайших соседей и искать в нем ответы на вопросы, которые ставят перед нами события в России.

Значительную часть программы занимали мастерские, на которых художницы обучали всех желающих основам своих творческих методов: трафаретных граффити (Микаэла, Россия), комикса (Хелена Янечич, Хорватия), социального графического репортажа (Виктория Ломаско, Россия), пастели (Мелиса Хачимич-Любович, Босния), зинов (Василили и Rotten Zombi, Беларусь). Кроме того, в программе были художественно-исследовательские мастерские по созданию квир-кукол, изготовлению секс-игрушек и бижутерии из велосипедных запчастей, драгу (кроссгендерному переодеванию).

Все это может показаться экзотичным и несерьезным, если смотреть на это с точки зрения привычных иерархий, в которых хорошо то, что освящено престижем академических, художественных или иных институций. На деле же оказывается, что именно стирание границ между серьезным и несерьезным, отвлеченным и личным, теоретизированием и творчеством, профессионализмом и активизмом дает гораздо более богатую пищу для размышлений, чем опыт, получаемый в привычных дисциплинарных и институциональных рамках.

Параллельно с мероприятиями на фестивале проходили выставки, на которых, помимо названных выше художниц, можно было увидеть графические работы Леа Краль Ягер (Хорватия), фотопроекты Анастасии Живковой (Украина) и Ольги Ахметьевой (Россия). Все они, так или иначе, затрагивали проблемы гендерных отношений, гендерного насилия, эмоционального и телесного опыта существования на грани или за пределами нормативных гендерных категорий, так же как и проведенные в рамках фестиваля перформансы: «Во имя отца (антимолитва)» Веды Попович (Румыния), «Гей или не гей?» Петра Армяновски (Украина) и, наконец, «Пока он на работе» Микаэлы (Россия), оказавшийся, по отзывам многих участниц/ков, едва ли не самым ярким событием всего фестиваля.

Совместное восприятие работ, непосредственно перекликающихся с личным опытом, совместное творчество и анализ — все это невероятно сближает. Но, возвращаясь к тому, с чего я начала этот текст, столь сильное сближение было бы невозможно, если бы организаторки не приложили целенаправленные усилия для создания атмосферы безопасности и уважения. Это особенно важно, когда подавляющее большинство участников уязвимы по признаку сексуальной, гендерной и национальной идентичности.

На фестивале даже дежурила awareness team — команда, следившая за тем, чтобы никто никого не оскорблял и не дискриминировал. Жалоб в эту команду так и не поступило, хотя я знаю, по крайней мере, об одной ситуации, о которой стоило бы сообщить, — это была ситуация сталкинга (преследования) в среде российских участников фестиваля. Жертва сталкинга нашла в себе силы рассказать о том, что происходит, в частном порядке нескольким подругам, и в итоге мы обсуждали эту проблему между собой, старались по мере сил поддержать ее и просто быть рядом с ней. Но ни ей, ни нам не пришло в голову обратиться к awareness team. Мы просто не поняли, как это работает и как может помочь.

Этот мрачный эпизод, к сожалению, хорошо иллюстрирует несовпадение контекстов и подходов: в России мы, подвергаясь сексуальным или иным домогательствам, никогда не надеемся на внешнюю поддержку, вообще на то, что нас услышат, а не обвинят и не высмеют. С другой стороны, насколько я могу судить, подобная ситуация была единственной ложкой дегтя в невероятно дружелюбной и доверительной атмосфере фестиваля. Более того, доверительная атмосфера фестиваля стала одним из ресурсов, которые в итоге помогли пострадавшей девушке выйти на открытую конфронтацию со сталкером и защититься от его посягательств.

Примечательно, что это всегда работает именно так — не только на уровне личного сопротивления (которое, впрочем, всегда одновременно и политическое), но и на уровне общества. Именно опыт общения в среде, где все уважают твои особенности, идентичность и свободу, дает силы не мириться ни с открыто фашистскими проявлениями вроде гомофобного закона, ни с ползучей нетерпимостью/внутренней гомофобией в духе «мы же все разумные люди, давайте все-таки не будем афишировать и провоцировать».

Участницы/ки фестиваля много расспрашивали нас о ситуации в России, в том числе в связи с законом (который приняли как раз в день нашего возвращения в Москву). На этом фоне мне было странно во время прощания услышать от них: «Ну что ж, это только начало! Организуем такое же мероприятие на следующий год в Москве?» Я хотела в ответ поинтересоваться, в своем ли они уме?

Но сейчас я думаю, что в каком-то смысле действительно стоит ставить перед собой такие амбициозные цели. Потому что иначе мы всегда будем довольствоваться тем сокращающимся пространством, которое оставляют нам мизулины и милоновы. И еще потому, что нам в России (и здесь я имею в виду не только ЛГБТ и феминистское сообщество, а вообще все миноритарные группы, то есть почти все общество) как воздух необходим опыт жизни в таком пространстве, основанном на равном обмене знаниями и умениями, на взаимном уважении и поддержке.

Вера Акулова, феминистка

 

______________________

Примечания:

* Нижнее подчеркивание в данном случае означает многообразие возможных отношений между двумя областями теории и практики (квир(ом) и феминизмом) — от противопоставления до сочетания и взаимопроникновения. Я также использую некоторые слова женского рода, которые пока фактически почти не употребляются, но при этом легко и естественно образуются по существующим словообразовательным моделям.

** Цисгендерные люди — те, чья гендерная идентичность совпадает с приписанным полом, в отличие от трансгендеров.