АННА МАТВЕЕВА о выставке гравюр Пиранези в Эрмитаже

В Эрмитаже, как и вообще в российских музеях, крайне мало сотрудников, обладающих индивидуальным кураторским почерком. Среди них Аркадий Ипполитов, несомненно, один из первых. Мрачный эстет, декадент, любитель шокирующих противопоставлений, совмещающий то Рубенса с Гринуэем, то Мэпплторпа с нидерландскими маньеристами, Ипполитов, возможно, не самый остромодный, но точно самый изощренный интеллектуал отечественного кураторского цеха. Работая в Эрмитаже, он имеет доступ к обширнейшему меню художественных деликатесов из фондов музея плюс к межмузейным связям. Сам же Ипполитов занимает должность хранителя итальянской гравюры, так что выставка Пиранези и его современников подбиралась им из собственных закромов.

Джованни Баттиста Пиранези. Титульный лист серии Carceri. I состояние. 1749-1750. Офорт, резец

Гравюры Пиранези, выставленные в Эрмитаже, – несомненные пиранезианские хиты. В особенности это касается серии Carceri («Темницы»). Весь двадцатый век был одержим этими сюрреалистическими пространствами, их воспели все: от Томаса де Куинси, который в «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» напрямую размещает наркотические видения своего героя именно на пиранезиевских листах, до Мишеля Фуко, сделавшего тюремный проект Пиранези метафорой всей европейской цивилизации Нового времени.

Тюрьмы Пиранези резко отличаются от других его архитектурных фантазий, даже того же периода (Carceri – довольно ранняя серия). И тем более отличаются от того Пиранези, которого ценили современники: зрелого, спокойного автора классических и барочных ведут. Тюрьмы даже по рисунку гораздо более экспрессивны, горячечны. Все и всегда сравнивают их с бредом, кошмаром, каким-то прорывом подсознательного. Теряющиеся в темноте и высоте колонны. Цепи и кольца для крепления пут, вмурованные в стены и балки. Пешеходные мостки на страшной  высоте. Разводные мосты, повисшие внутри здания. Разбегающиеся в разные стороны коридоры с камерами. Массивные камни, сложенные в пилоны и арки. Переплетенные и изгибающиеся под неестественными углами лестницы, отсылающие через века к геометрическим парадоксам Эшера. Инфернальная машина для лишения свободы, изображенная с драматизмом, избыточным для поклонника классической красоты. Зато романтики подняли Пиранези на щит, а с начала ХХ века список его поклонников и вовсе рос в геометрической прогрессии.

Основу выставки составили три серии гравюр Пиранези: Carceri, Grotteschi и Prima Parte, вместе составляющие альбом Operi Varie 1750 года. Первоначально альбом входил в коллекцию графа Брюля, и в ее составе в 1768 году – еще при жизни Пиранези – был куплен императрицей Екатериной II для Эрмитажа. Плюс к «тюремной» теме добавлено несколько поздних авторских вариаций: уже в зрелом возрасте Пиранези переработал те же доски, еще добавив резкости штриху и жути сюжету.

Джованни Баттиста Пиранези. Разводной мост. Лист из серии Carceri. I состояние. 1749- 1750. Офорт, резец

Ипполитов не был бы Ипполитовым, если бы просто выставил эрмитажные богатства: его конек – показывать не вещи, но контекст, а еще лучше – самостоятельно создавать его, соединяя разные эпохи и жанры. На сей раз куратор обошелся «малой кровью»: отказавшись от эпатажных современных аллюзий, он дополнил пиранезианский ряд гравюрами других итальянских мастеров XVIII века. Кто-то из них повлиял на мироощущение и архитектурный вкус Пиранези, на кого-то повлиял сам Пиранези. Присутствие на выставке гравюр Пьетро Гозага или Джузеппе Валериани делает Пиранези «первым среди равных» в художниках воображаемой архитектуры. Жанр воображаемой ведуты был популярен: графики с упоением рисовали свои идеальные города – с просторными площадями, помпезными памятниками, роскошными дворцами и богато украшенными триумфальными арками. В этой «бумажной архитектуре» XVIII столетия поражает внимание к деталям, проработка декора – каждая финтифлюшка занимает художника ничуть не менее (но и не более), чем общий ритм и стройность линий. Современники ценили это и в Пиранези, и в его коллегах: прижизненную славу ему принесли именно ведуты, торжественные и гармоничные. Но со временем отношения Европы с гармонией трагически усложнились, и на сцену вышел вот этот, другой Пиранези с его зловещими и величественными руинами и тюрьмами.

Анна Матвеева