ДАРЬЯ КУРДЮКОВА о выставке Василия Ермилова в Мультимедиа Арт Музее
«Мультимедиа» даже для современного уха звучит как синоним новаторства, того, что называется «шагать в ногу со временем». Именно это и делал Ермилов (1894–1968), старался, по крайней мере, – в той, своей эпохе. Единственная его персональная прижизненная выставка случилась уже «на излете», в 1962 году. Сегодня усилиями галеристки Марины Лошак при поддержке коллекционера Константина Григоришина и при участии других собирателей: Александра Парниса, Андрея Еремина, Сергея Григорьянца, Виталия Крикуненко, Виктора Сухомлинова, Гари Татинцяна и базирующегося в Лихтенштейне Sepherot Foundation – в музее Ольги Свибловой можно зал за залом смотреть, как Ермилов от традиции шагал к новаторству и как шаг за шагом их совмещал. К этому показу была издана и монография об украинском конструктивисте.
Музыкальный и эстетический вектор выставки задан гитарами. Они тут в изобилии – и картины, и рельефы. Кубофутуризм по-ермиловски не удовлетворился изображением разбитых на холсте граней, он состыковал контуры рельефов, наезжающие друг на друга, как тектонические плиты. Это не изгибы желтых гитар – изломы, расслышавшие ритм нового времени. Конструктивизм по-ермиловски – это проекты агиттрибун, схожие с конструкциями Лисицкого, и «Три русские революции: 1825, 1905 и 1917» – супрематическая скульптура 1924-25 годов, с постаментом, на котором устремились ввысь, к идеалам своих эпох, цветные геометрические плоскости.
Василий Ермилов. Три композиции для книжного оформления (концовки). 1922. Бумага, тушь. Собрание Константина Григоришина, Москва
Зал МАММ расчленен выгородками, будто коммунальный лабиринт, для ермиловской жизни, для разных его занятий и увлечений. Куратор сделал сильный ход, сразу огорошив зрителя почти исключающим разные проявления самого же себя многообразием. Тут и помянутый фирменный кубофутуризм, и «Дама с веером» (1919), эхо украшающей Пушкинский музей «Королевы Изабо» Пикассо, и ироничный, почти поп-артовский, еще до всякого поп-арта выскочивший диптих-коллаж «На пляже». В живописные круги, квадраты и треугольники, присыпанные песком, вклинивается фото из жизни отдыхающих пляжных див. Одна и та же карточка на «Утро» и на «Вечер», одни позы утром и вечером, только место на холсте изменилось – как и положение солнца. Эти шаловливые коллажи сделаны в 1935-м! Неподалеку – рисунок с обнаженной 1913 года, истощенной до уродства, а Ермилов изображает ее страшную, почти утрированную, на грани гротеска анатомию отстраненно и реалистично почти до судороги… Это дальше уже разлетаются, раскладываются как по полкам разные его темы: книжное оформление, листы с изобретенным им шрифтом, коллажи, макеты. А начало – такое.
Путь Ермилова на художественный олимп нельзя назвать взлетом, хотя он остался одной из главных фигур украинского авангарда. Сын портного, Ермилов окончил церковно-приходскую школу, затем Художественно-ремесленную мастерскую декоративной живописи при Обществе грамотности. Только потом он стал учеником Харьковской художественной школы и – вместе с Маяковским и Бурлюком – Московского училища живописи, ваяния и зодчества, нынешней Суриковки. Потом случилась Первая мировая, на которой Ермилов был контужен. На биографическую основу накладывается рисунок его творчества, и тут снова много непростых изгибов и поворотов. Ермилов был среди тех, кто открыл харьковский Художественно-промышленный институт и потом там преподавал. Но он тоже попал в жернова машины, во время кампании против формализма и космополитизма его сначала «попросили» из профессуры, а в 1948-м исключили из Союза художников и восстановили только на исходе «оттепели», в 1960 году, после чего он вернулся к преподаванию.
Василий Ермилов. Червона Украïна. Эскиз росписи агитпоезда. 1920. Бумага, гуашь, графитный карандаш. Собрание Константина Григоришина, Москва
Соратник Лисицкого и Родченко, друг Хлебникова и Маяковского, Ермилов не прост был своим в авангардной среде строителей новой жизни, он входил в харьковские группы «Будяк» и «Выкусь», а еще выпускал журнал «Авангард». Он носил широченный берет и шейный бант, проектировал бытие на всех уровнях, начиная с папиросных коробок и заканчивая агиттрибунами и оформлением общественных пространств… Вождь мирового пролетариата провозгласил принадлежность искусства народу, конструктивист Татлин выдвинул лозунг «Искусство – в жизнь!», а Ермилов довел гуманистический запал конструктивизма до апогея, разработав проект «варстат-кровати». Созданный им журнал «Авангард» остроумно комментировал задумку: «В спальне в наше время не живут, как король Людовик Надцатый, а только спят… Ермилов разрабатывает дешевый, удобный и красивый варстат-кровать для исполнения животворных функций человеческого организма. В этой работе помогает нашему художнику своими советами его жена». Цензура, однако, разработку восприняла скептически: тираж журнала был уничтожен, и до сих пор не известно, сошли ли эротические ермиловские конструкции с бумаги в жизнь. На нынешней выставке, правда, этих любопытных чертежей нет.
Василий Ермилов. Дама с веером. 1919. Холст, масло. Собрание Константина Григоришина, Москва
Две «генеральные линии» в творчестве Ермилова – увлечение формой, конструкцией и укорененный в народных традициях декоративизм (художник не забыл первые свои уроки прикладника-оформителя) с разноцветьем наивных до аляповатости растительных мотивов. В этом парадоксальном сочетании выкристаллизовалась индивидуальность художника. Вот уже упомянутый супрематически-лаконичный монумент трех революций. Вот макет из шестидесятых, памятник ленинской эпохе, где автор попытался втиснуть серп и молот в помнящую конструктивизм геометрию. Вот фотоколлажи к книге Теодора Пливье «Кули кайзера». А вот Ермилов увлеченно зарисовывает цветы, кое-где – по рисункам это видно – пробуя вписать их в геометрическую структуру и тем самым подчеркнуть декоративность. Вдруг среди множества обложек появляется одна для так и оставшейся ненапечатанной книги-посвящения Хлебникову «Венок поэту». И что же? Фотопортрет Председателя земного шара заключен в раму, похожую на жостовский поднос, а разразившееся по сторонам цветастое узорочье это ощущение усугубляет. Ермилов сочетал такие вещи вполне искренне, и его простодушие трогает. Более того, броские, яркие, как детские рисунки, цветы появляются и на эскизе росписи агитпоезда «Красная Украина». Те же мотивы художник приберег для оформления харьковского Дворца пионеров и октябрят, так же Ермилов оформил сборничек молодой поэтессы Екатерины Неймаер и в том же духе смастерил для нее поздравительный пасхальный коллаж.
Ермилова называют «украинским Пикассо» и «харьковским Иовом». Можно спорить, можно соглашаться. В любом случае ему не откажешь в индивидуальности и самобытности, и нынешняя выставка и каталог-монография – заслуженный оммаж художнику, возвращение его в историю искусства, выход из тени в свет. Только выставка эта получилась немногословной: предваряющей показ экспликации явно недостаточно, чтобы описать кипучую деятельность украинского авангардиста и акцентировать его связи и параллели с современниками. Авангард жаждал перестроить мир и был в этом стремлении весьма словоохотлив… Вспоминается оскароносный формановский фильм «Amadeus», где император Иосиф II бросил Моцарту упрек: мол, слишком много нот. Так вот, здесь слишком мало слов.
Выставка «Василий Ермилов. 1894–1968» продлится в Мультимедиа Арт Музее (Москва, ул. Остоженка, д. 16) до 22 июля
