Название открывшейся в рамках параллельной программы Первой Киевской биеннале выставки «Апокалипсис и Возрождение в Шоколадном домике» отсылает к теме основного проекта «Лучшие времена, худшие времена. Возрождение и Апокалипсис в современном искусстве» куратора Дэвида Эллиота. Сочетание столь пафосных слов с шоколадом звучит несколько провокационно, но «Шоколадный домик» – это всего лишь название здания, усадьбы русского лесопромышленника Могилевцева, построенной в конце XIX века. Место для выставки выбрал Олег Кулик и, конечно, включил его название в название выставки неслучайно. Купеческие хоромы, построенные со свойственной тому времени эклектичностью, – самый необычный способ борьбы с традиционным выставочным «белым кубом», и в экспозиции возникает интересный вопрос о том, для кого вообще работает современный художник.
Каждый зал особняка выполнен в особом историческом или национальном стиле, словно архитектор пытался заключить в одном здании всю предыдущую культурную историю человечества. Эдакая дружба всех народов всех времен под одной крышей – но не то же ли самое происходит иногда с международными биеннале? Куратор биеннале англичанин Дэвид Эллиот следовал обычной логике большого проекта, стараясь максимально показать мировую географию. Кураторы выставки в Шоколадном домике Константин Дорошенко и Анастасия Шавлохова старались охватить все возможные типы художественной активности – от интроспекции до активизма, все техники – от видео до садово-парковой скульптуры. Им удалось разместить экспозицию по залам, искусно сочетая объекты с оформлением интерьеров.
Начинается экспозиция прямо с улицы, где на тротуар перед входом опускается объект Жанны Кадыровой «Камера слежения». Это бетонный конус, идущий от глазка видеокамеры над парадным входом – взгляд камеры становится осязаемым, тяжеловесная геометрия конуса обозначает ее «поле зрения», которое физически мешает проходу. Агрессивная форма объекта работает вдвойне эффективно на контрасте с историческим узорчатым фасадом, выкрашенным в милый шоколадный цвет.
Зал с работами Дмитрия Гутова «Наступая на скрытые точки» и Анатолия Осмоловского «Это вы сделали? – Нет, это вы сделали!» © Roman Rudakov
Уже в фойе, которое для традиционных выставок является транзитной зоной, зрителя цепляют сразу несколько проектов. Перед парадной лестницей висит лозунг, написанный Валерием Чтаком в стиле анархистском, белым по черному, но с текстом «Да здравствует капитализм!». Он был забавным оформлением для церемонии открытия: под этой надписью снимали очень важных персон, не замечая ее.
На reception – работа Кирилла Проценко, стилизованный скелет человека из пластинок оргстекла. Объект напоминает дизайнерские офисные принадлежности и являет человека как некую конструкцию для распределения входящих и исходящих документов. На этой же полированной столешнице разложены не буклеты и проспекты, а работа Ильи Романова «Рельефы для сэра Джона Рёскина». Художник цитирует слова английского художественного критика Рёскина о том, что ему милее широкая плоскость стены, чем большинство изображений, что на ней могли появиться, и благородство простой поверхности камня лучше, чем навязанные ей архитектурные детали. «Шоколадный домик» вызвал бы у Рёскина отвращение, как попытка концентрировать в одном объекте все, что сделало человечество. Ответ Романова Рёскину, доски для печати линогравюр, сюжетом которых является некая природная форма, то ли плесень, то ли круги на воде, – это в то же время и вопрос: что осталось бы от человека, если бы он навеки замер от восхищения перед природой?
Возле лестницы – начало работы Арсена Савадова «Лаборатория Орфея», неожиданная скульптурная форма для автора, которого мы знаем как фотографа, перешедшего к живописи. Здесь он обращается к греческому орфизму, воплотив свое понимание полузабытого учения в видении «мышц пространства», натянутых между стенами и перекрытиями. Далее, в «ренессансном» зале на втором этаже, Савадов продолжает проект большой картиной, где показывает достижения человека, возвышающие его и в то же время разрушающие. На его картине обнаженные девушки в соблазнительных позах оказались в хаосе культуры. Одна из центральных фигур являет противоречие между чувством и разумом, аллегорию современной цивилизации: одной ногой девушка опирается на растерзанные книги, второй ноги нет – она ампутирована и заменена протезом из пачки книг.
Баланс между человеком и природой вроде бы налаживается в инсталляции Олега Кулика «Мессия», где в центре в темном кристалле видна фигурка творца за работой и звучит музыка Генделя, а вокруг кристалла со всех сторон мерцают отблески видений, то космических, то текстовых, то природных. Пафос идеи о спасении мира творческой личностью снимается тем, что сотворенные гением видения помещены в еще одну оболочку – в комнату частного особняка, построенного любителем культуры.
Лусине Джанян и Алексей Кнедляковский «Белый круг» © Roman Rudakov
Проходя по залам, не перестаешь удивляться, как интересно сочетаются комнаты и работы. Любая начальная идея произведения поглощается и меняется, попав в пространство, отчетливо напоминающее «частную коллекцию». А дом воспринимается именно как частное владение с единой концепцией. Конечно, тому причиной реставрация, но, значит, было что реставрировать. За годы советской власти дом успел побывать и ЗАГСом, и коммуналками – но ни разу не становился по-настоящему общественным зданием, ведь дворец бракосочетаний – это место, посвященное переходу из общественной жизни в семейную, и коммуналки – тоже какой-никакой, но свой угол.
Очень хочется привести параллель с кураторским проектом Юрия Аввакумова «День открытых дверей» в ММСИ. Аввакумов вспомнил всю историю здания: «особняк – гимназия – клиника – музей», на двери каждого зала он обозначил три исторические функции помещения, дополнив их четвертой темой – для музея. Как бы ни хотелось провести это сравнение, оно будет не самым правильным, потому что частное в московском особняке было сметено следующими общественными значениями, и он стал безликим. Может быть, это сочетание сверхсовременного и старинного больше напоминает музей Кастелло де Риволи в Италии, где работы художников арте повера и трансавангарда выставлены в ренессансных интерьерах? Но тоже нет, там все это – отчетливо общественное достояние: и сам замок, и трансавангард принадлежат итальянскому народу и миру.
Здесь же программно упомянутый в названии особняк постоянно вступает в полемику с работами художников, будто бы немного иронизирует над ними: как бы вы ни протестовали против существующего порядка вещей, все равно вы в него отлично впишетесь. Но каждая работа по-своему парирует иронию особняка.
В центре парадного бального зала – работа арт-группы «Ухто» под названием «Рост», пластикой напоминающая позднесоветский фонтан в захолустном городке: два юных создания, тянущиеся за взлетевшим мячом. Однако фигуры их выполнены в очаровательной технике европейских королевских садов – сетчатая конструкция, которая должна понемногу обрасти зеленью. Да, выглядит очень куртуазно, и тянутся фигурки не к солнцу, а к люстре, но если прорастут, то зелень запустит свои веточки и усики в невидимые трещины и разломает потолок.
Тут же в стеклянных изящных витринах на комодах с золочеными ручками – несколько коллекций маленьких объектов с пугающим содержанием. «Черные коробочки» Аллы Юрковской – опаленные дочерна жестянки из-под чая и других пищевых продуктов, на которых нарисованы сюжеты vanitas, рядом с ними в витрине выставлена золотая статуэтка Будды. Еще витрина – коллекция советских резиновых игрушек, поданная Дарьей Фейгиной и Максимом Калимовым в актуальном ключе: в лапках у зверюшек и мультяшек протестные лозунги вроде «Хватит нами играть!». Несколько подрывает доверие к их протесту то, что они в витрине и вообще игрушки. На полке ниже – тюремные шахматы, собранные заключенными из гаек и болтов. У шахмат хороший провенанс: их прислал Дарье Фейгиной художник Илья Трушевский, сидящий в тюрьме не за искусство или политический активизм, а за изнасилование. Эти и другие маленькие проекты разных авторов, собранные художником Кириллом Проценко, здесь выступающим в роли куратора, в роскошном интерьере напоминают объекты кунсткамеры. С одной стороны, произведения попались в ловушку, с другой стороны, попался сам коллекционер: собрав все это, он уже приобщился к сложности художественного мышления.
Витражи группы RECYCLE © Roman Rudakov
Помимо «ренессансного» зала есть «мавританский», центральный на втором этаже (воистину архитектор предвидел важность исламского вопроса в наше время), где выставлен первый объект из новой серии Анатолия Осмоловского «Это вы сделали? – Нет, это вы сделали!», с бронзовой головой Ленина на подставке в виде длинной палки, напоминающей про дикий древний обычай показательно насаживать отрубленную голову врага на кол. И тут же работа Дмитрия Гутова «Наступая на скрытые точки» с эффектом неожиданности – механизм ее действия описан в названии. Зритель, рассматривая работу Осмоловского, проходя в другие залы, наступает на потайные кнопки под ковром, которые включают записи лозунгов с демонстраций в разных городах мира.
В «византийском» зале – поставленные вертикально гигантские скейтборды Валерия Чтака. На них – темные силуэты в надвинутых на лики капюшонах, это встают на борьбу с греховностью нашего мира вовсе не монахи, но представители молодежной субкультуры в толстовках.
Есть зал католической духовности, где окна закрыты витражами группы RECYCLE с персонажами из сериала «Южный парк», стекла делают цветными приплавленные к нему шпажки для тарталеток – орудия фуршетных страстей. И тут же скульптура Владимира Сая «Дух сопротивления» – кричащая и воздевшая руки к небу женщина, за которой стоит несколько отощавших детских фигурок с транспарантами. Это сопротивление самому вечному врагу человечества, смерти. Главная страдательная фигура – женщина, потому что именно она продолжает жизнь, рожая детей, но миссия ее изначально провалена судьбой: ребенок все равно состарится и умрет, как и его ребенок, и так до бесконечности.
Транспаранты и протесты постоянно появляются в экспозиции. Зал с открытыми на улицу окнами был занят инсталляцией «Белый круг» Лусине Джанян и Алексея Кнедляковского. По периметру располагались бумажные декорации домов и фигурки людей с лозунгами, взятыми из документальных фото- и видеосъемок протестных митингов в России, происходящих с декабря 2011. Не совсем понятна идея художников изобразить протестующих в виде «картонных дурилок» – а именно о дворцовых обманках в таком интерьере и вспоминаешь.
В том же зале работа группы «ЗИП» под названием «Митинг». В ней митинг уже не похож на декорацию – маленькие фигурки из белого пластилина наклеены на стекло, расширяющимся сверху вниз потоком. Они могут напомнить новогоднее оформление детского сада, забытое до лета равнодушными воспитателями, что-то вроде бумажных снежинок на окнах. Но если подойти и выглянуть в окно, поток фигурок «оживает»: они накладываются на перспективу реальной улицы и входят в музей, оказываясь и на подоконнике, и на рамах. Стекло как будто перестает существовать, уже не может оградить теплый уютный интерьер, в который несет эти снежинки. Согласно идее художников, рядом должны были лежать ручки и маленькие флажки, чтобы зрители могли вписывать свои слова и давать в руки фигуркам, отправляя свои послания миру. Но отчего-то эта идея не была реализована.
Вид на «После красно-черного заката будет красно-зеленый рассвет» Давида Чичкана сквозь работу Ивана Бражкина «Покой нам только снится» © Roman Rudakov
В комнатах «Шоколадного домика» нашлось место не только для отражения общегражданского протеста, требующего соблюдения законов, но и для анархистских, не принимающих современную систему как таковую. Все радикальные работы собраны в зале, назначенном революционным. Работа Давида Чичкана «После красно-черного заката будет красно-зеленый рассвет», в духе рисованных декораций для аллегорических постановок времен Людовика XIV, повествует о том, что после победы над «долларом» и «евро», изображенными в боевых полицейских мундирах, со щитами и шлемами, наступит желанная пастораль натурального обмена. Объект Ивана Бражкина «Покой нам только снится» – двухэтажная армейская кровать с гильотиной, зависшей над подушками. И перформанс Андрея Кузькина, в котором автор то один, то с единомышленниками закапывался головой в землю, и торчали они так все голым телом наружу некоторое время, как человеческие растения. Видеодокументация Кузькина показана на старом телевизоре, перед которым стоит уютное просиженное кресло, а рядом, над столиком с фикусом в горшке, висит постер с этого же перформанса, показанного между пальмами.
В белой комнате (то есть традиционное выставочное пространство здесь не альтернатива богатому интерьеру, а часть его) выставлен мэтр концептуализма Андрей Монастырский, в своей видеоработе надевший наушники, чтобы никто ему не мешал, и рассказывающий о дисках, которые выпустила группа «КД». Искусство, замкнувшееся в самоанализе. И рядом – снова Илья Трушевский, с новыми работами, портретами сокамерников, нарисованными шариковой ручкой на засвеченных рентгеновских пластинках.
Вся эта игра с призраком богатого владельца особняка здорово придумана и очень актуальна. Только на первый взгляд может показаться, что протестный смысл искусства «съеден» особняком, что произведения превратились в забавные интерьерные кунштюки. Искусство так просто не успокоишь, оно такое… как в знаменитой автоэпитафии украинского философа Григория Сковороды: «Мир ловил меня, но не поймал».
Кураторы сравнивают наши дни и время постройки особняка. Период крестьянских волнений и растущего благосостояния купцов, которые желали «стремительно освоить всю культуру, приобретая ее в личную собственность», – и постсоветский период, в котором есть то же «бездумное накопление, но количество так и не переходит в качество, и как следствие начинает фонить чудовищная неуверенность в себе и неспособность породить свой собственный стиль на долгое время, на века, что в итоге приводит к чисто поверхностному скольжению по разным чужим территориям». То есть в конце концов появляется желание найти «свое», свое не по праву собственности, но по внутреннему ощущению. Чтобы объяснить, как русская буржуазия в начале ХХ века нашла «свое» в современном искусстве, кураторы приводят в тексте такой исторический пример: «На вопрос друзей: “Почему он покупает такую дрянь?” – московский коллекционер Щукин отвечал: “Когда я смотрю на Пикассо, я чувствую вкус битого стекла, и за это я готов платить”». Теперь его коллекция – гордость всей страны, да только пока гордятся прошлым, настоящее ускользает. Пикассо теперь хотел бы купить каждый, но уж поздно. А настоящее рядом – только никто не желает этого замечать. Вскоре после закрытия трех ведущих московских галерей в телепередаче у Андрея Архангельского появился коллекционер Виктор Бондаренко, который сказал, что сейчас у нас в России нет хороших художников, покупать некого, вот Малевич, авангард – другое дело. Тут наверное, можно предположить, что наши коллекционеры не чувствуют слом эпох, им по вкусу не битое стекло, а чувство стабильности. Ну что же, на этом потеряют лично они, и на разнице цен на современные произведения сейчас, и на посмертной славе мецената. А еще потеряет современное искусство – потому что художникам вместо творческой работы приходится искать средства к существованию.
В Украине, как и в России, все же есть некоммерческие частные институции и отдельные предприниматели, которые поддерживают искусство, и все они работают над популяризацией современного искусства: в Москве – «Гараж», фонд «Виктория», Stella Art Foundation, в Украине – «Пинчук Арт Центр», на выставки которого еще до открытия выстраиваются очереди. Выставка в «Шоколадном домике» организована галереей Татьяны Мироновой, и можно было бы предположить, что это рекомендации коллекционерам, но выбор куратора свободен и не связан с деятельностью галереи, поддержавший проект. Благодаря Мироновой состоялась наконец-то и выставка «Миф “Украинское барокко”» в Национальном художественном музее Украины, куратор которой Галина Скляренко создала концепцию, проявляющую путь украинского искусства от XVII века до наших дней. Правда, в этом проекте, в котором, наконец, есть обобщение национального искусства, необходимое для дальнейшего пути и создания последующих версий, Татьяна Миронова выступила не как спонсор, а как и.о. директора музея. Для западного арт-мира это нонсенс – быть одновременно директором государственного музея и коммерческой институции. Следуя данной этике, Марат Гельман, после того как стал директором Пермского музея современного искусства, отказался от галереи. Но, судя по стройности и логичности выставки «Миф “Украинское барокко”», Миронова как музейный работник не злоупотребила служебным положением и не внедряла в экспозицию авторов, с которыми она работает как галерист – на выставке есть только то, что было нужно куратору для раскрытия идеи, и ничего инородного.
Работа Валерия Чтака © Roman Rudakov
Следующий номер украинской редакции польского журнала Krytyka polityczna планируется посвятить женам богатых людей и их роли в современном искусстве. Раз журнал называется «Критика», значит, наверняка будут критиковать. А ведь если бы они не вкладывали свои средства и энергию, кто бы тогда вообще совриском занимался?
Государство ведь этого не делает. Что касается уважения чиновников к шедеврам прошлого, то в Национальном музее Украины сейчас невиданная система поддержания необходимого микроклимата – вентиляторы на длинных ножках. И, наверное, где-то за занавесками и батареями спрятаны баночки с водой для регуляции влажности. Ну а свет – как в муниципальном выставочном зале. По одной из версий бывшего директора Анатолия Мельника (который, кстати, по совместительству был действующим традиционным художником, что тоже примечательно) уволили за то, что он потребовал вернуть из правительственных кабинетов картины, принадлежащие музею. Тут, кстати, возникает вопрос, что вообще музейные картины делали в кабинетах чиновников. Перед уходом с поста Мельник бросил на прощание слова о том, что с 2008 года музей не финансируется, и что обещание наладить контроль за климатом в помещениях музея, где зимой бывает +10, а летом +40, так и не было исполнено.
То есть государству все равно, что будет с национальным достоянием. А уж что будет с современным искусством в стране – тем более. 10 февраля 2012 года в Центре визуальной культуры (ЦВК) решением президента Национального университета «Киево-Могилянская академия» (НаУКМА) Сергея Квита, культурно заметившего для прессы, что выставка – «дерьмо», была закрыта выставка «Украинское тело». 23 февраля ученый совет НаУКМА принял решение о прекращении деятельности Центра визуальной культуры. ЦВК нашел новое место для своей деятельности – где в рамках параллельной программы Биеннале была открыта выставка лауреата премии Британского фотографического общества Евгении Белорусец «Своя комната» об однополых семьях. За день до гей-парада, за два дня до открытия Биеннале на выставку пришли ультраправые молодчики и разгромили ее, уничтожив работы.
Несмотря на протесты цивилизованной общественности, акты цензуры продолжились – уже в отношении выставки в «Шоколадном домике», который недавно после тридцатилетней реставрации стал детской картинной галереей Киевского музея российского искусства и периодически сотрудничает с другими культурными институциями, как и в этом случае. Еще до открытия выставки по распоряжению директора Юрия Вакуленко, без обсуждения с художниками и кураторами, из инсталляции «Белый круг» были изъяты 16 человечков с антипутинскими лозунгами из 500 имеющихся. Как пишет в своем блоге художница, после директор в личной беседе извинился и «успокоил» ее тем, что «как представитель музея больше не допустит подобного, и впоследствии он будет проводить цензурный этап до приглашения определенного художника в проект», а чуть позже потребовал демонтировать весь проект.
8 июня, в день открытия европейского футбольного чемпионата, куратору выставки Константину Дорошенко сообщили, что «арт-объекты содержат элементы порнографии и выставка закрыта до 15 июня по распоряжению Национальной экспертной комиссии по вопросам защиты общественной морали (НЭК)». До этого, как говорит куратор, были демонтированы следующие работы: проект Андрея Кузькина «Явления природы», рисованные мультфильмы Маши Ша, а также деактивированы две кнопки из семи в аудиоинсталляции Дмитрия Гутова – с криками «Путин-вор!» и «Долой Мустафу!». Каким образом документальные аудиозаписи уличных протестов в других странах могут быть сочтены порнографией, непонятно. Но государственная цензура в такой прогрессии может привести к тому, что Украина скоро станет отнюдь не страной с европейским уровнем жизни, а второй Белоруссией.
