СЕРГЕЙ ХАЧАТУРОВ о выставке Лоренцо Лотто в ГМИИ им. А.С. Пушкина
Да уж, Серениссима (Светлейшая, так называли Венецию в древности) тот город, который будто создан, чтобы кружить всем голову, лишать рассудка, таиться и играть в qui pro quo. Сюжеты конца прошлого – начала нынешнего года еще раз этот образ подтвердили.
До конца 2012 года в знаменитой Галерее Академии Венеции гостила выставка «Тициан. “Бегство в Египет” и венецианская пейзажная живопись начала XVI века». Пара десятков великих шедевров живописи, что на ней были выставлены, составила бы славу любому музею мира. Большинство работ из венецианских собраний. Кроме того, участвовала Лондонская Национальная галерея, Уффици и петербургский Государственный Эрмитаж.
Удивительно, что такие шедевры, как джорджониевские «Гроза», «Закат», беллиниевское «Святое собеседование», работы Себастьяно дель Пьомбо выстроились почетным шествием к выбранной авторами выставки святыне – большой картине молодого Тициана «Бегство в Египет». Она невероятно интересна. За традиционным, напоминающим рельеф шествием Святого семейства разворачивается пейзаж дивной красоты, полный чудесных подробностей. Он населен многочисленными экзотическими зверьми, людьми, напоминающими аркадских пастухов, и столь многосоставен по композиционной и цветовой структуре, что диву даешься. Оказывается, эта картина принципиальна для понимания феномена венецианской живописи в период господства в ней кисти Джорджоне и Тициана.
Оба мастера учились у Джованни Беллини – непревзойденного пиита световоздушной нежности веницейских вод, полей, холмов. Однако Джорджоне (и это видно по экспонируемым картинам) в стремлении воссоединить весь мир в пространственной и цветовой гармонии действовал даже более смело, нежели Беллини. По замечанию знаменитого биографа мастеров Возрождения Вазари, он начал писать непосредственно с натуры, при помощи «цвета и пятен резкого или мягкого тона, так, как он это видел в природе, не пользуясь предварительным рисунком». Единое, слитное, нежнейшее по тональному строению пространство – это тот универсум, та, как когда-то говорили, «целокупность» образа природы, в которой искусствовед Джулио Арган усматривает неоплатоническую таинственную связь древнего и нового опыта. В пейзаже Джорджоне предъявляет иррациональную связь между природой и человечеством.
Интересно, что Тициан, также бывший в мастерской Джованни Беллини, в лучших своих творениях стал оппонентом Джорджоне. Он утверждал почти тактильную цветовую плотность, вещественность и ясность. Красками, их контрастными соотношениями он создавал трагическое или восторженное напряжение (иногда доходящее до исступления). Это не нежное единство, это великая конструкция, в которой отдельные механизмы работают на то, как что-либо показать, а другие на то, что вызвать в уме и в сердце. Математический практически расчет. И не случайно, что в почетной процессии к тициановскому «Бегству» мы увидели мастеров северной школы: Дюрера и даже Босха. Аналитик Дюрер и алхимик Босх с тициановской версией живописания природы в чем-то были солидарны.
В то же время уникальность привезенной из Эрмитажа картины в том, что это совсем молодой Тициан. И мощно утверждающие себя в пространстве скульптурные его почти фигуры трогательно апплицированы на пейзаж почти джорджониевский, слитный по хроматической гамме, цельный, уравновешенный, гармоничный.
Картина молодого Тициана принципиальна для генезиса венецианской живописи. Однако история предложила сыграть с ней в прятки длиной в 250 лет. В 1768 году картина была куплена из Венеции для Эрмитажа императрицы Екатерины II. Там и жила. Последнее время ее видели только реставраторы, которые работали над ней очень-очень долго. Теперь она приехала на родину, в Серениссиму и окружила себя супершедеврами Ренессанса. Ее показ можно назвать премьерным.
Другой сюжет: игра в прятки, затеянная уроженцем Венеции Лоренцо Лотто. Этот сюжет обнаруживает выставка десяти картин Лотто, привезенных в Государственный музей имени А.С. Пушкина. Все они не из Венеции, а из городов провинции Марке, где Лотто прожил долгие годы. В родную Венецию, как пишут авторы выставки, Лотто наведывался эпизодически, ибо видел ожесточенную борьбу за влияние в ней Тициана и Порденоне. Борьбе за влияние он предпочел эскапизм. Работал в основном в провинции и, не следуя официально принятым эталонам, сформировал свой стиль – совершенно потрясающий, предвосхищающий маньеризм и удивительно современно смотрящийся сегодня. Любопытно, что он тоже прошел мастерскую Джованни Беллини, тоже был современником Джорджоне и Тициана. И, конечно же, его колорит восхитительно напоен воздухом и светом венецейским. Однако в радикальности разрыва с гармонией Беллини и Джорджоне Лотто пошел дальше Тициана. Немецкая, дюреровская, альтдорферовская, грюневальдовская, экспрессия позволяет ему создавать такие «авангардные» по режиссуре пространства композиции, что не снились и мастерам школы Фонтенбло. А фигуры у него почти всегда становятся автономны в отношении к пейзажному фону. Они тяжелы, их присутствие «яростно». Они гипнотизируют, взывают, требуют. Чем-то похожи на наделенные готической жестикуляцией раскрашенные статуи. Сравнение с такими статуями тоже, кстати, печать маньеризма.
