Елена Долгих

Опыт и навыки, необходимые специалистам, которые занимаются экспертизой, можно получить только в музеях, где традиции культивируются годами и десятилетиями. Говорит Елена Долгих, доцент кафедры всеобщей истории искусств факультета истории искусств РГГУ.

Несмотря на то что музеям запретили делать экспертизу, все обращаются к известным музейным работникам. Наш круг довольно узок, почти все состоят в НОЭКСИ (Национальная организация экспертов в области искусства. — «Артхроника»). Те нововыпущенные эксперты, у которых за спиной пятилетний стаж обучения и семь-восемь лет работы, это не эксперты, поверьте моему опыту. Они могут дать рекомендацию, сориентировать. Но в корне неверно, когда такой эксперт «во многих областях» дает заключение. Экспертом можно быть в узкой определенной области, но категорически необходимы широкие знания в смежных областях.

Свои заключения я называю «визуальное атрибуционное искусствоведческое исследование». Визуальное — потому что в моей области, художественном стекле, невозможна технологическая разрушающая экспертиза, от стекла не отколешь кусочек. Любая экспертиза — это маленькое иссле­дование. Иногда атрибуция интересной вещи занимает месяц, иногда больше. Существует база эталонных предметов, но помимо знания образцов каждый эксперт имеет свою методику. Он работает всеми органами чувств. Например, стекло разных периодов и производств имеет разный звон, различается на ощупь. Иногда его нужно даже нюхать. Специфический запах означает, что нарушены технологические процессы, и нужно знать, где и когда они могли быть нарушены. Иногда бывает, что вещь абсолютно в традициях ХVIII или XVII века, но что-то настораживает. По едва заметным признакам можно установить, что это не подделка, а работа эпохи историзма. На богемских фабриках отлично сохранялись традиции, и в ХIХ веке нередко воспроизводили старую гравировку.

Такой опыт передается только в музее. В Третьяковской галерее существовала традиция воспитания молодых специалистов. Недавнего выпускника брали на все экспертизы сотрудники, которые имели уже большой опыт. И становление искусствоведа-практика происходило из рук в руки или из глаза в глаз.

Сегодня не так часто, как прежде, искусствоведу нужно, опираясь на объективный опыт, отстаивать свое мнение перед коллегами. Это было возможно на атрибуционных советах, когда обсуждались работы, которые музей хотел приобрести. А на художественном рынке работы появляются в совершенно другой ситуации. Если мнение эксперта не совпадает с ожиданиями владельца вещи, тот можно найти другого специалиста. Также и эксперт не всегда готов тратить свое время на произведение, ситуация вокруг которого ему не нравится. Оставаться дон кихотом научного познания в современных условиях сложно. Каждый искусствовед и музейный работник, грубо говоря, заинтересован в заработке. А узкий специалист не востребован на рынке экспертной работы. Интеллектуальная роскошь — позволить себе сосредоточиться на изучении творчества одного художника, кем бы он ни был. Малевича приносят не каждый день, и если ты всю жизнь занимаешься только Малевичем, ты как эксперт будешь практически без работы. Есть целый ряд экспертов, которые работают на широком поле, вероятно, у них другое мышление и не столь сосредоточенное отношение к предмету.