Художница Полина Канис родилась в 1985 году в Ленинграде. Выпускница Школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко (мастерская Кирилла Преображенского). Шорт-лист Премии Кандинского и «Инновации» за 2010 год. В нынешнем году работа «Яйца» вошла в список претендентов на Премию Кандинского в номинации «Молодой художник. Проект года». С художницей побеседовала ВИКТОРИЯ МАРЧЕНКОВА.

— Как складывался твой художественный язык?

 

Я раньше не занималась ни видео, ни фотографией, знания об искусстве были приблизительными, и только на курсах Давида Риффа и Кати Деготь я начала полноценно что-то узнавать. Видео я занялась в мастерской у Кирилла Преображенского. Я начала выполнять его задания; сначала достаточно механически, потом по-настоящему втянулась.

— Довольно скоро после начала обучения ты пришла к производству с делегированием функций: приглашаешь оператора и т.п. …

 

Я не могу сказать, что это моя цель. Со стороны, наверное, кажется, что я задействую много людей и ресурсов. Но так получается само собой: работая над проектом, невозможно думать и о производстве. У тебя есть образ, идея, и уже в процессе реализации ты понимаешь, какой человек тебе нужен.

— Но монтируешь ты сама?

 

Монтирую я сама, но я сама не снимаю. И звук не обрабатываю – этого я не умею делать хорошо. Вообще, я не очень большое значение придаю продакшну, «чужие руки» в работе меня не смущают. Чем чище человек снимает – тем лучше, я не вношу в работу эстетику, меня вполне устраивает документация.

— Почему ты телесно включаешься в работы? С чего это началось?

 

Впервые я попала в кадр, когда делала видео «Секс в музее», основанное на разговоре с мужчиной-оператором из службы «Секс по телефону». Я позвонила туда и заказала разговор об изнасиловании в музее. На моем месте мог бы быть кто-то другой – равно как и во всех других работах, – но если есть ты сам как материал, то почему бы и нет. Для меня это честнее. Для меня «перформанс» и «перформанс на камеру» – не одно и то же. В моих видеоперформансах нет переживания, но есть персонажи, которых я инсценирую.

— В основном эти персонажи достаточно очевидные, но не в «Яйцах» (работа в шорт-листе Премии Кандинского. – Артхроника). Кто этот персонаж?

 

Я брала за основу старую электронную игру «Ну, погоди!», отталкивалась от образа волка, который собирает яйца в корзину. Мне даже сложно определить, кто он, но это сатирический образ, мне он нравится. И я согласна, что он менее очевидный по сравнению с остальными персонажами в моих видео.

— В последних работах ты используешь довольно похожие приемы – камера на штативе, съемка одного события с нескольких камер, обычно с трех-четырех, реальный звук. Тебя не интересуют эксперименты с формой?

 

Пока что меня это не смущает. Ты же работы делаешь не для кого-то, а для себя. Я практически ничего не могу сказать о них и о своем к ним отношении, для меня это как материал, эскиз. Надеюсь, когда-то я сделаю то, что меня устроит, но пока этого не случилось.

— Когда ты снимаешь длительный перформанс на камеру, то, наверное, заранее понимаешь, что его не посмотрят до конца? …

 

В случае с видео «Яйца» временная длительность оправдана, она нужна для того, чтобы научиться ловить яйца, чтобы устать. Для меня эта протяженность закономерна и в других работах. Хотя, например, последняя («Разминка», была показана на выставке «Аудитория Москва». – Артхроника), я согласна, могла бы быть и покороче, но незначительно. Там есть выпадения из ритма, я буду ее сокращать. Я понимаю, эти работы легко считываются, и зритель может не хотеть смотреть дальше. Но если экспонировать ее в других условиях, в выставочном зале, то, мне кажется, нужно смотреть целиком, возникает иное ощущение.

— У тебя есть две версии работы «Очищение», где ты моешь ноги мужчинам. Я помню твою мотивацию делать вторую версию: попробовать снять это в условиях улицы, – но не знаю, каков был итог. Расскажи, как все происходило.

 

Я стояла на Рипербане (известная улица в Гамбурге) рядом с секс-шопом и ночным клубом и держала в руках табличку «Мытье ног стоит столько-то». Люди подходили. Итог был такой же, как и в замкнутом пространстве «Актового зала», где это снималось в первый раз. Финальное ощущение то же. Я не могу назвать ситуации, которые выстраиваю, актерскими, несмотря на мое понимание, как все должно происходить. Все меняется при взаимодействии с людьми и обстоятельствами или, например, с погодой. Постановочным является только мое присутствие, намеренное создание ситуации. Я только начинаю, но далее уже нет моего влияния.

— Ты пишешь сценарии для своих работ?

 

Сценарий я пишу для себя тогда, когда идет работа с текстом. Я прописываю его, чтобы понимать логику происходящего. Для остальных участников в большинстве случаев я сценарий не пишу. Вот только с детьми (работа «Урок») мы пытались все простроить загодя. В этой работе я задаю через свисток вопросы, связанные с Россией, а дети отвечают на них. Я заранее ездила в школу, чтобы они привыкли к камере. Сначала мы с командой пришли туда, я рассказала детям, что хочу делать; проговорила с ними вопросы, которые планировала задавать. Мы раздали им анкеты с вопросами, и они отвечали. В следующий раз я просто пришла на съемку. У них на столе лежали тетрадки, и в этих тетрадках лежали те ответы, которые они написали. Просто это дети, и чтобы они не забыли, я положила им бумажки. Не знаю, можно ли это назвать репликами актеров. А еще я, на всякий случай, распечатала им гимн России, который они поют в конце, и тоже разложила по тетрадкам. Странно, что они все пели, никто не молчал, потому что, в принципе, можно было молчать. И, конечно, было согласие детей на участие, потому что не было такого, что обязательно участвовать. Два мальчика отказались, но один потом вернулся.

— Ты пошла по советским базисам – дети, пенсионеры …

 

Да, в «Разминке» я взяла за основу курс Джейн Фонды. Сначала хотела использовать отдельные элементы, а потом Кирилл (Преображенский. – Артхроника) мне посоветовал взять основу основ. Ну, американская такая победа над смертью. «Дышите! У вас все получится!» И учитывая, что я говорю это пожилым людям, заведомо ясно, что у них не получится. Мы делаем с ними разминку, подготовку к основному упражнению – маршу. Вот этот известный – «Левой, левой, раз, два, левой!» Самая основа основ тоталитарного представления об аэробике. И мы как бы разминаемся, я продолжаю в них верить, говорю «У вас все получится». И у нас все получается. То есть тут прямая аллюзия к Советскому союзу. В конце там – кстати, к вопросу о предсказуемости, – дождь начинается. Такой вот сатирико-драматичный конец.

— Все твои последние видео основаны на каком-то подготовленном тексте, но мне, честно говоря, больше всего нравится «Секс в музее».

 

Мне тоже эта работа ближе всего. Там больше эксперимента, а мне симпатичнее постановка с возможностью эксперимента внутри, с большей свободой действия участников. Но мне кажется, что я приду к этому позже. Кстати, Артур Жмиевский – один из художников, на которых я реагирую, – создает ситуации, в которых для участников есть воздух.

Вопросы задавала Виктория Марченкова