ГЛЕБ НАПРЕЕНКО о художественном проекте «Задачник»

Обложка «Задачника»В конце ноября в московском книжном магазине «Циолковский» состоялась презентация книги «Задачник», изданного в рамках выставки «Шоссе энтузиастов» (параллельного проекта XIII Международной архитектурной биеннале в Венеции). «Задачник» – книжечка, содержащая сборник математических упражнений и статью философа То Цзыцзяня «Трудная истина математики». Иронические задачи посвящены социальным, политическим и экономическим проблемам Москвы последних лет, в том числе недавним митингам и протестному движению.

«Задачник» – не первый опыт обращения его авторов к математике: к ней нередко прибегают молодые российские и украинские художники левых взглядов, трудившиеся над этой книжечкой. Среди них – Иван Бражкин, Алекс Булдаков, Александр Бурлака, Дмитрий Воробьев, Анастасия Потемкина, Настя Рябова, Максим Спиваков, Владислав Шаповалов и другие. Отметим некоторые приемы, с  помощью которых авторы вводят математические образы в пространство искусства.

Первый прием – обнаружение математической структуры по ту сторону жизненного, например, социального абсурда. Примечательно, что текст задачника выложен также на созданном художниками портале «Супостат», что в одной из возможных расшифровок означает «Социально-политическая статистика», то есть предполагает обнаружение числовых истин реальности. Однако истина статистики двойственна: в ней всегда есть ложь статики, ложь окончательности. Этой обманчивости посвящена работа Владислава Шаповалова «Калькулятор талантов», которая была представлена на выставке «Президиум ложных калькуляций»: пользователю предлагается вбить в компьютер ответы на вопросы и в ответ ему якобы выдаётся количественная мера его талантов. Так высмеивается идея измерения всего и вся в современном капиталистическом обществе.

Есть и недавний пример использования того же приема: выставка «Ответственный за тираж» Александра Бурлака, Анастасии Рябовой и Максима Спивакова в Центре визуальной культуры в Киеве. Выставка открылась в «день тишины» перед выборами в Раду, когда запрещена всякая политагитация. Именно оголтелой украинской предвыборной агитации была посвящена выставка. Например, Анастасия Рябова наклеила на стены листовки и потом сорвала их, после чего на стене остался ряд прямоугольников с прочерченными диагоналями – следами клея: по ту сторону агитлистовок проступила голая формальная структура.

В ходе прогулок по городу участниками выставки были сделаны якобы формалистские  фотографии. На Украине агитаторы различных партий ходят по квартирам в спальных районах и предлагают людям за деньги вывесить из окон плакаты той или иной партии. Для выставки была сделана фотография, запечатлевшая последствия такой агитработы: серая советская  многоэтажка, усеянная красными прямоугольниками плакатов, образующими геометрический ритм а-ля Пит Мондриан или даже а-ля Андреас Гурский. Но есть важное отличие между завораживающими и парализующими видами капиталистических структур банков, складов и парламентов у Гурского и внезапными ироническими «прозрениями» у обозначенного круга художников.

Разворот «Задачника»

Разворот «Задачника»

К этому отличию мы еще вернемся, а сначала надо упомянуть второй прием – подрыв и даже уничтожение уже созданной художником структуры. Примером этой стратегии могут послужить работы Алекса Булдакова. Например, на Первой Уральской индустриальной биеннале он выстроил аккуратные стеллажи с одинаковыми офисными папками, а потом взрезал их циркулярной пилой. В другой работе Булдаков «оживлял» средствами видео известные графические и живописные работы русского авангарда, заставляя геометрические фигуры конвульсивно подрагивать под озвучку из порнофильмов.

Для подрыва системы у рассматриваемых художников используются обычно микродействия: вторжения в систему на уровне минимального масштаба, точечные удары по сложившемуся консенсусу, то, что Алекс Булдаков в своих текстах называет «ошибками». Пример – работа Максима Спивакова «Проект мерчендайзинга, пакет «Пирамида». В ней он перевернул вверх ногами старую гравюру с изображением пирамиды социальных классов: один лаконичный жест привел к краху иерархической логики. Точечными вторжениями являются также яркие звезда и надпись «Стоп капитализм» на сдержанных черно-белых страницах «Задачника», стикеры Анастасии Рябовой, цветные бумажки Ивана Бражкина: они словно маленькие будоражащие язвочки в равнодушном ­­­­­и строгом пространстве реальности.

Такие стикеры и яркие бумажки очень близки к банальности, к надписи маркером в туалете. Так и «Задачник» можно упрекнуть в том, что он похож на задачники Григория Остера. Есть такой феномен, как банальность хулиганства, банальность озорства. Ведь озорство тоже есть своего рода система: контрсистема к установленному порядку. Примером нарочито банального озорства может послужить недавняя prank-вечеринка, организованная художниками Варварой Геворгизовой, Василием Кленовым, Анастасией Рябовой, Натальей Сериковой и Валентином Фетисовым. Prank по-английски – это телефонное хулиганство,  именно им предлагалось заняться посетителям выставки: звонить по номерам разных фирм и корпораций, где на автоответчике во время ожидания оператора играет музыка, и потом пускать эту музыку на колонки и под нее веселиться. Здесь одним жестом совершался акт озорства изнутри системы и пародировалась лживая идея свободы клубной жизни, выгораживающей островок якобы независимой контркультуры посреди захваченного корпоративным капиталом мира.

Разворот «Задачника»

Разворот «Задачника»

Логика озорства и хулиганства предопределена господствующей системой, служит ее перевертышем. Но и сама система словно подмигивает человеку, предлагает ему подорвать ее. Показательно, что прозрение формальной структуры по ту сторону реальности, о котором шла речь в начале статьи, тоже происходит в точечном масштабе, на микроуровне. Таковы красные флаги на трубах или висельники на рекламных стендах в видео Алекса Булдакова, бесчисленные полиэтиленовые пакеты с перевернутой социальной пирамидой у Спивакова, мелкие вездесущие стикеры: множащиеся ошибки, усеивающие поле видимой реальности как сыпь, как галлюцинация. Именно в этом состоит отличие «математических прозрений» данных художников от структурности работ Гурского. У него зритель видит тотальность системы, с которой ничего нельзя поделать, а здесь – мерцание россыпи ошибок, говорящее что-то об истинной реальности. У Гурского зритель становится пассивным свидетелем круговорота капитала, превышающего всякие возможности постижения, и эта ограниченность поля зрения лишь оттеняет возвышенную тотальность структуры. Здесь же, напротив, именно локальная направленность человеческого взгляда позволяет вдруг увидеть в ней одновременно и систему, и контрсистему. Ошибка, взрыв, хулиганство,  с одной стороны, и структура, статистика, знание – с другой, встречаются, оказываются неразделимыми, совпадают.

Стоит выйти на более абстрактный уровень и вспомнить о роли математики в философии. А точнее, о роли матемы, то есть элементарного математического значка, буквы, у психоаналитика-постструктуралиста Жака Лакана и у современного философа Алена Бадью. Понятие буквы у Лакана схватывает именно ту двойственность, о которой шла речь выше: буква одновременно является частью символического порядка и знаком Реального. Реальное у Лакана – невыносимая, непредставимая данность здесь и сейчас, реальность непрошенная, реальность откровения, то есть галлюцинации. Буква, во-первых, – это матема, например переменная, то есть часть математической структуры, которая в философии часто мыслится как предельно истинный дискурс, как метаязык реальности. Во-вторых, это абсолютная точечная данность, элементарный атом, нарисованный значок, присутствующий здесь и сейчас и  содержащий мерцание Реального. Такова двойственность художественных образов из области точных наук.

Перед глазами встают «Триллионы» Анастасии Рябовой: написанные на холсте цифровые записи огромных по величине чисел, хвосты которых из нулей или девяток слипаются в каракулю, спираль. С одной стороны, такой «Триллион» – это число, часть капиталистического или математического дискурса, системы; с другой –  это каракули, визуально схватываемый знак чего-то непредставимого. Или можно вспомнить работу Максима Спивакова на последней Московской молодежной биеннале, где он поставил микрофон внутрь металлоискателя. Тот  реагировал на микрофон и пищал, а микрофон передавал его писк на колонки снаружи здания, так что от него невозможно было скрыться. Здесь та же ситуация: работа Спивакова – это и часть тотальности, и ее подрыв, то есть чистая данность. Это и короткое замыкание в системе, и реальность невыносимо атакующего уши писка.

Двойственность понятия буквы у Лакана и двойственность искусства может быть проинтерпретирована и как формула политического активизма. Чтобы быть активистом, нужно и представление о структуре общественной реальности, например, классовое сознание, и революционный порыв. Говоря иначе, и набросок тотальной картины мира, и желание ее подорвать и переменить, и чистая готовность к акту. Здесь разделяются два вида истины об обществе: истина социологическая, статистическая, схватываемая числами, но никогда не истинная полностью;  и истина действия, ухватить которую, кроме как в виде ошибки, невозможно. Этой второй истиной отмечен, например, марксизм в противовес «обычной» социологии.

Обе эти составляющие отражены в «Задачнике». Читатель сталкивается с выхваченными из реальности фрагментами современной политической жизни. Внутри этих фрагментов, как их костяк, обнаруживается числовая структура, которая несет в себе какую-то правду, но она статична, а далее происходит точечный активистский подрыв в виде вопроса, предлагающего что-то узнать про ситуацию. Вопрос приглашает к действию, в котором и проявляет себя человек.

Глеб Напреенко