ДАРЬЯ КУРДЮКОВА о серии выставок в Мультимедиа Арт Музее в рамках 9-й Московской фотобиеннале
У любой биеннале есть тема, у любой биеннале она обыкновенно формулируется настолько широко, чтобы под нее подошло… скажем так, много чего. Три акцента нынешнего фотомарафона – «Фотографии кино», «Америка в фокусе» и «On the road». Тут вам и то, как Козинцев снимал «Гамлета» – его же, в свою очередь, фотографировал Борис Резников. И очередной перевод на язык саспенса сказки от ветерана московских фотофестивалей Сары Мун: на сей раз речь про Шарля Перро, а итоговый продукт называется «Черная Шапочка». По направлению к будням перевел в 1950-х годах свой объектив американец Уильям Кляйн, снимая прославившую его в Европе, но не на родине серию «Нью-Йорк. 1955». Наконец, на Остоженке показывают фото из полицейских архивов Лос-Анджелеса – и это зрелище вызывает смешанные чувства.
Недосказанная сказка
Сара Мун. Морган. 1983 © Sarah Moon / Предоставлено Мультимедиа Арт Музеем
Парижанка Мариель Хадан не зря носит «лунный» псевдоним Сара Мун – у нее и истории получаются лунные, с контрастами светотени, с какою-то дремотной пикториальной завесой монохромных снимков. И всегда – как сказки под луной – с эдаким романтизмом. О чем бы ни шла речь – о том ли, как море не приняло променявшую хвост на ноги влюбленную «Русалку Одервиля» (понятное дело, пересказывающую «Русалочку»), или о том, как Волк обошелся с бабушкой и Черной Шапочкой, – рассказывает Мун красиво. Нарочито красиво. Трудно сказать, считать ли это «пережитком» первой ее профессии манекенщицы или причины иные, но это так.
Все элементы своей сказочной «эпопеи» (кроме «Черной Шапочки» и помянутой «Русалки Одервиля» это «Красная нить» по «Синей Бороде» и «Цирк» по «Девочке со спичками») художница выстраивает по одному принципу. Снимает короткометражку (Мун, как известно, еще и режиссер) и отдельно пускает вереницу фотографий, снабжая и то, и другое лаконичными комментариями. Мун берет простые сюжеты, чтобы их пересказать на свой лад, вывести из них несложные новые обобщения и добавить зерно актуальности. К примеру, операцию Русалке произвела украинская мафия, а за Черной Шапочкой уже не по лесу, а по городу следит-ползет зловещая черная машина. Волк, стало быть, преследующий дитя ненормальный, в финале обернувшийся все-таки своей, волчьей, тенью на стене.
Сара Мун. Тень волка. 2010. © Sarah Moon / Предоставлено Мультимедиа Арт Музеем
Похоже, главное, к чему стремится Сара Мун – задеть визуальной поэтикой. Последняя, кстати, как и пересказ текста, строится на недосказанности – у горожанина-«оборотня» собака закрыта в машине, а юное создание отчего-то всегда кричит, проходя по улице Лающей собаки. Ружье сценариста не выстреливает, линии эти не развиты, но, видно, уж так надо для той самой поэтики, для саспенса, который с успехом ищут в работах Мун. Ее видео – это плавные движения, их вдруг прорезают снимки, пущенные плыть по экрану. Ее фото – эффектные ракурсы и сглаженные, будто выцветшие, очертания. Словно снимки эти случайно отыскали на чердаке. Мун работает с аналоговой фотографией и трудится над негативами до получения нужных эффектов. Не проще ли цифра? Ее московский мастер-класс, понятное дело, не мог обойтись без этого вопроса – «цифру» художница уважает за новые возможности, однако же если у нее случается «цифровая» удача, она все равно потом сделает такой же кадр на пленку.
А выдержанная в ретро-стилистике история неспешно, как в диафильме, показывает Черную Шапочку не просто наивной душой, но существом, которое Мун оставляет один на один со своими страхами.
В погоне за городом
Нью-йоркская серия Уильяма Кляйна красоту города поет совершенно иначе. Впрочем, глядя на карикатурные типажи деловитых домохозяек и секретарш, на вездесущую рекламу, на гримасничающих голодранцев, самозабвенно играющих в войнушку, тянет сказать, что она ее вовсе и не поет. Нет, все же поет, только не застывшую красоту, а сиюминутность впечатления – главное, что доступно фотографии.
Уильям Кляйн. Четыре женщины, супермаркет. 1955 ©William Klein / Предоставлено Мультимедиа Арт Музеем
Эту самую неуловимость образа, эмоции Кляйн то и дело подчеркивает размытостью снимков, походящей порой чуть ли не на абстракцию. На своих зернистых снимках он сталкивает профили, застает какого-то бедолагу разместившимся на границе света и тени так, что не может не назвать его «отрезанной головой». А насчет абстракции – это было неслучайно. После войны он остался в Европе, учился живописи и стал экспериментировать с абстрактными картинами. Потом вернулся в родной Нью-Йорк, где арт-директор Vogue Алекс Либерман предложил ему работу в журнале и оплату расходов на съемку его фотодневника о Нью-Йорке. Что было дальше – известно. В Штатах кляйновскую нью-йоркскую книгу так и не напечатали: и трущоб там у него больно много, и снимки-де слишком черные… Так что его книга «Жизнь хороша и хороша для вас в Нью-Йорке» вышла в Париже в 1956-м и получила статус лучшего со времен Второй мировой альбома. Впереди – книги о Риме, Москве и Токио, а Нью-Йорк, выходит, отправная точка. Видно, Кляйна все же задевало, что его фотографическая «история одного города» Нью-Йорка не пришлась к американскому двору, хотя в других странах шла на ура: «Фотографический истеблишмент игнорировал ее. Однако тогда я не встречал в США фотографа, у которого не было бы ее экземпляра».
Свои снимки в одном из давнишних интервью Кляйн назвал «фотографией действия» – по аналогии с развивавшейся тогда вовсю «живописью действия». Отсюда эти «поплывшие» изображения, в каждом из которых пульсирует бешеный урбанистический ритм. Красота города в том, что он жив, и каждую минуту его нужно догонять.
Не обладая достаточной информацией
Снимки полицейских архивов Лос-Анджелеса просто тематически должны бы стоять на земле тверже полетов воображения Мун и Кляйна, поскольку имеют дело с фактами: преступники, улики, свидетельства с мест преступлений и учебные полицейские инсценировки. История, правда, сыграла шутку с нашедшими эти архивы – фотографии спасли, но под значительной их частью значится: «Информация по делу недоступна».
Драйвер. Рейд, захват нелегальной торговли алкоголем Трое детективов во время рейда против нелегальных торговцев алкоголем (бутлегеров), двое вылезают из дыры в земле. 1929 © Los Angeles Police Department. Courtesy fototeka Los Angeles Предоставлено Мультимедиа Арт Музеем
В 2001-м нитроцеллюлозные негативы, находившиеся в уже весьма плачевном состоянии, обнаружили в «Сити Рекорд Центре» полицейский фотограф Меррик Мортон и галеристка Робин Блэкманн – всего около сотни штук, охватывающих 1920-1950-е годы.
Куратору Тобиа Беццола досталась нетривиальная задачка – представить все эти снимки с простреленными сумочками на бампере, с конфискованной коноплей, с жертвами, во множестве демонстрирующими увечья, и просто с изрядным числом трупов. Он придумал искать в документальности эстетику фильмов нуар, тем более что среди полицейских фотографов были и те, кто подрабатывал, снимая актеров на кинокастингах.
С одной стороны, тут, конечно, документ времени. Вот девушка в 1956-м стоит у уличного киоска записываться в женскую полицию; известно, что до конца этого десятилетия слабый пол занимался там преимущественно административными делами либо работал с несовершеннолетними. А вот едет полицейский, а сбоку от него клетка с нарушителем дорожных правил – экспериментальная мобильная тюрьма, очевидно, с функцией общественного порицания. Она использовалась одно время в Лос-Анджелесе, пока ее не вытеснили полицейские машины.
Но с другой стороны, обилие криминальных историй с простреленными стеклами, ограблениями и их не очень разнообразными последствиями в какой-то момент кажется избыточным. По крайней мере, натурам впечатлительным воспринять весь «список» будет нелегко.
