АННА МАТВЕЕВА о мюзикле «Русский лес» группы «Что делать?»
У группы «Что делать?», кажется, приключился катарсис. По крайней мере, мюзикл «Русский лес» – это первое из известных мне произведений «Что делать?», где они оставили, наконец, свой комсомольский драйв и звериную серьезность и перешли к автопародии.
© Антон Шипилов
Надо признать, отсутствие саморефлексии – и, прежде всего, иронической саморефлексии – одна из главных претензий к левому искусству и вообще к левому дискурсу. Уж настолько он серьезен, настолько не предполагает возможности нелестного взгляда на себя, любимого, что наиболее продвинутые и востребованные левые активисты выглядят тоталитарнее самого Геббельса. Кто не с нами, тот против нас – это противопоставление у леваков сплошь и рядом выходит за рамки идеологического консенсуса, они любят опираться на дружбу, сожительство, совместный быт на основе общей идеи. Типа, мы обладатели сияющей истины, а кто не с нами – тот как минимум не осознал, а как максимум – идейный враг, и мы ему чаю не нальем.
В «Русский лес» его авторы включили и самих себя. По их замыслу, собственно Русский Лес – это коллективное бессознательное, совокупность медийных клише, остро актуализировавшихся нынешней протестной зимой. «Что делать?» вычленили десяток наиболее отчетливых стереотипов и дали им смешные названия. На сцену друг за другом выходят населяющие Русский Лес «Дракон-нефтекачка» (олицетворение олигархата), «Русалка-нефтепровод» (присосавшийся «к трубе» праздный класс в лице олигархических любовниц и прочих круглосуточных тусовщиков), «Лисица-паучица» (сервильные масс-медиа), «Белый дом на курьих ножках», «Крысы-мигранты», «Свинхеды» и еще с десяток видов всякой символической нечисти. В шествии участвует и основное население – зайчики, которые вдруг мутируют в бескомпромиссных боевых хомячков и начинают делать революцию. Представление каждого из этих символических видов сопровождается видеорядом – нарезкой из роликов с youtube.com, снятых минувшей зимой: от несогласных митингов до светских коктейлей, от репортажей с нефтегазодобывающих предприятий до прямой линии Путина. Последнего в видеоряде вообще очень много: авторы «Русского леса» не делают попыток завуалировать свой месседж, имена названы напрямую, и вся история привязана к абсолютно конкретным фамилиям и событиям последних месяцев.
© Антон Шипилов
Кроме того, на сцене присутствует пятерка самодеятельных актеров, олицетворяющая саму группу «Что делать?» Изображает она участников группы прицельно, вплоть до портретного сходства. «Чтоделатели» отыгрывают в автопародии многие из претензий, которые им неоднократно предъявляли: замкнутость на себе, преклонение перед марксистским анализом, а также свойственную большей части активистского искусства чисто художественную, пластическую несостоятельность – в эстетическом отношении этот «мюзикл», как и почти все опусы политических художников, не поставить выше студенческого капустника.
Технологическая несостоятельность – пожалуй, главное, что в активистском искусстве вызывает претензии арт-сообщества: оно готово смириться с любой идеологической нагруженностью (проглотило же ультраправого Беляева-Гинтовта), но не готово смириться с некрасивостью, с эстетической недоделанностью. А именно она почему-то свойственна активистскому искусству, даже если делают его вполне искушенные в эстетике художники. Ядро «Что делать?» – бывшего фотохудожника Дмитрия Виленского, основательниц женской перформанс-группы «Фабрика найденных одежд» Ольгу Егорову и Наталью Першину-Якиманскую, выдающегося поэта Александра Скидана и прекрасно чувствующего форму Николая Олейникова – никто не может обвинить ни в непрофессионализме, ни в эстетической нечуткости. Это значит, что от «сделанности» и художественного качества они отказываются сознательно. Видимо, отказ от языка эстетики, от «языка не для всех», совершен ради «сближения с народом». Здесь ребята попадают в ими же расставленные ловушки. «Народ» – отнюдь не tabula rasa в отношении к эстетике (да и в прочих), он прекрасно знает, что считать для себя «искусством» и «красотой». Исследования «народного» вкуса предпринимались неоднократно, например, Комаром и Меламидом в «Выборе народа», и про него в целом все понятно. Но эта вера в некий общий с народом визуальный язык – пожалуй, один из немногих стереотипов, которые «Что делать?» не высмеяли в «Русском лесе».
© Антон Шипилов
Левацкую же риторику они высмеяли решительно. Девочки и мальчики, изображающие на сцене самих «Что делать?», нараспев требуют: «Осветииииить Русский Лес светом маааарксистского ааанаааализа!» Чисто мифологическую, пропповскую историю пытаются поставить на конвейер риторики классовой борьбы. Смотрятся они вместе со своим марксистским анализом, конечно, такими же пустышками и фальшивками, как и все поселенные ими в несознательную русскую душу «драконы-нефтекачки» и «вампиры-экстремисты». И за это группе «Что делать?» большое спасибо, потому что от левацкой позиции «мы – пуп земли и заслуженные получатели всех грантов» всех уже давно тошнит.
В финале мюзикла тот самый катарсис и должен, видимо, происходить. Пара десятков актеров-статистов, ранее по преимуществу выносивших декорации и демонстрировавших пластические позы в интерлюдиях, в последние минуты постановки вдруг обретают голос и начинают бунтовать против режиссера, сюжета и самой эстетики спектакля. Они пытаются вырваться за пределы как социальной мифологии с ее драконами, вампирами и ютьюбовскими роликами, так и метамифологии с ее классовым подходом, и спросить: «Блин, что это за бред?»
После спектакля возникла дискуссия, в основном о том, какое гражданское действие может быть адекватно в описанных в спектакле условиях. Всенародный протест? Или, наоборот, теория «малых дел»: каждый переведет старушку через дорогу – и общими усилиями жизнь наладится? Или средний вариант – низовая самоорганизация, НКО, профсоюзы? На мой взгляд, была достаточно четко артикулирована (но, к сожалению, не привлекла внимания) более важная проблема – проблема статуса индивидуального и коллективного действия. Потому что левое действие позиционирует себя как триумф личности, как освобождение индивидуальности от гнета манипулирующего ею общества. Но в «Русском Лесе» не была замечена очень важная проблема – манипулирование личностью внутри самого левого сопротивления, вопрос о режиссере левого спектакля, который гнет под свою идею всех актеров – акторов – с их неповторимостью и личной позицией. Эта проблема различения между сознательным включением в коллективное действие и манипуляцией гораздо глубже, чем все раздоры российской протестной зимы, и выходит далеко за рамки поля политического действия. Видимо, поэтому она осталась за скобками спектакля – в конце концов, его задачи гораздо более локальные.
