Ярмарки «Арт-Дубай» и «Арт-Абу-Даби». Арабские торги на Christie’s и Sotheby’s вДубае, на которых, впрочем, торгуют не эмиратскими, а иранскими и турецкими художниками. Биеннале в Шардже. Филиалы Лувра и Гуггенхайма. У бурной художественной жизни в Персидском заливе есть обратная сторона. В странах Залива искусство делают в основном иностранцы, и все идет хорошо, пока это устраивает местных жителей и власти. Бывший куратор биеннале в Шардже Джек Персекян на своем опыте узнал, как далеко простирается в Эмиратах художественная свобода.

 

– Зачем шейху Шарджи биеннале?

В Эмиратах есть шейхи, в Саудовской Аравии и Иордане – короли. В Ливане и Египте – президенты. И есть решения, которые принимаются правительством независимо от того, что думает король или шейх. Активная культурная политика в Шардже ведется с начала 1980-х, уже чуть ли не 30 лет. Это первая страна в Заливе, где открылись музеи и театральные фестивали. Просто остальной мир узнал об этом только недавно, когда стали возникать международные проекты.

– Как шейх связан с биеннале?

Вечно меня спрашивают про шейха. Он с биеннале, конечно, связан, потому что лично ей интересуется, и его дочь – директор фонда биеннале. Но он никогда не вмешивался. Мы отчитывались перед правительством по результатам работы.

– Он сам коллекционирует искусство?

Да, книги, карты и классическую арабскую живопись. Его личные пристрастия сильно отличаются от того, что показывают на биеннале.

– С какими ограничениями вы столкнулись?

Обычно мы приглашаем художника и обсуждаем, что он собирается сделать, но с учетом местных особенностей. Были случаи, когда мы не могли выставить работы, но я не буду, уж извините, называть имена. Художникам не стоит бояться острых вопросов, но повсюду имеются свои чувствительные аспекты. В основном, разумеется, связанные с наготой и религией.

– До какой степени чувствительны эти аспекты?

До той степени, что меня уволили, вот до какой (смеется). В последний год я был уже директором фонда, и работы отбирали другие кураторы. В инсталляции Мустафы Бенфодиля «Это совершенно неважно», из-за которой возник скандал, использовались безголовые манекены в футболках с надписями – рассказ женщины, изнасилованной в Алжире исламскими экстремистами, которые использовали ислам как оправдание своим преступлениям. Вне контекста надписи были восприняты как оскорбление ислама как такового. И кто-то (не знаю кто, сообщения были отправлены на BlackBerry и Twitt er) сообщил шейху и людям из правительства, что это богохульство. А кураторы сказали, что просто не видели эту часть работы. И мне пришлось взять на себя ответственность.

– То есть если бы вы ее видели, вы бы ее не выставили?

Просто я бы выставил ее по-другому. Надо было поместить ее в отдельный зал, а не ставить в открытом дворе среди старого города, повесить предупреждение и сделать подробную экспликацию. Вопрос просвещения зрителя – это ответственность куратора, который берется показать работу.

– И как с просвещением в Шардже?

Мы всегда были очень внимательны к каталогам, у нас работало много гидов, которые водили экскурсии и объясняли людям значение работ. Это всегда требует особых усилий. До того мы показывали работы с обнаженной натурой – это было ново для стран Залива вообще. И были политически острые работы, но ничего из этого не вызывало негодования. Нет конкретной грани, которую нельзя переступить. Скорее есть территория дозволенного, и нашей основной задачей, в сущности, было вести непрерывные переговоры о том, чтобы расширить ее границы, обсуждая религию, политику – те вещи, которые считаются табу, но о которых все же можно говорить.

– Как подчеркнуто восточное искусство с «Арт-Дубая» отличается от биеннального?

Разница гигантская. Искусство на «Арт-Дубае» – искусство, которое продается. А на биеннале искусство не для продажи, и положение художника ни в каком виде не имеет отношения к рыночным трендам. Биеннале строится вокруг концепций, исследований того, что на свете происходит, и попыток объяснить происходящее. На ярмарке же продают то, что люди предположительно хотят купить.

– В основном такое биеннальное искусство делается художниками из Ливана, Египта и Палестины, художников из стран Залива очень мало.

Да, их гораздо меньше, чем авторов с Ближнего Востока. И уровень их ниже. Но мы работали с художниками со всего мира, делая упор на регион Менасы – это весь Ближний Восток, Северная Африка. Художники стран Залива – только часть группы, мы включали их и для того, чтобы помочь им интегрироваться. Тут плохо с художественным образованием, и мне кажется, дело еще в воспитании. Интересно, что особенно на Ближнем Востоке женщин-художников гораздо больше, чем мужчин, – искусство считается неприбыльным занятием, а мужчина должен зарабатывать.

– А есть в странах залива арт-активизм?

Он только зарождается. Есть, например, художницы, которые поднимают вопросы прав женщин. На последней биеннале была работа Эбтисам Абдулазиз «Женские окружности» – это перформанс, где она высмеивает тех, кто ратует за подчиненное положение женщины. И живет она в Шардже.

– Как на нее реагировали?

Мне кажется, она имела успех. Но нужны поколения, чтобы что-то поменялось. Не стоит думать, что ее отец изменит мнение о современном искусстве. Может, если она выйдет замуж и ее муж будет ценить то, что она делает, он по-другому воспитает своих детей, и так далее.

– Что изменилось за семь лет вашей работы?

Когда я начинал, это было обычное шоу из международных работ. Постепенно я понял, что биеннале должна приносить пользу арт-сцене региона. Мы заявили продакшн-программу и перешли от формата шоу к производству. Художник получает деньги на новую работу без обязательств ее продать. Он делает – мы берем. Потом появились другие программы, резиденции, публичные события.

– На производство нужны деньги, как вы убедили правительство увеличить бюджет?

У нас был простой аргумент – или мы показываем то, что все уже видели в Стамбуле и в Лондоне, или делаем что-то новое – и тогда у вас есть причина даже из Москвы прилететь в Шарджу, которая расположена на отшибе. И в итоге 70 процентов работ у нас производилось.

– Есть мнение, что ваше увольнение обнажило всю серьезность искусства, которое совсем не игрушка и не просто удобный фактор привлечения туристов.

Совершенно согласен. Все очень серьезно, и если кто-то относится к этому легкомысленно, он сильно заблуждается. Я заплатил за это свою цену, но если бы можно было все повторить, я делал бы то же самое – старался бы продавливать границы и идти настолько далеко, насколько это возможно.

Вопросы задавала Александра Новоженова

 

Текст интервью, а также другие материалы об искусстве стран арабского мира, читайте в журнале «Артхроника» №9 (октябрь / ноябрь)