Ольга Кабанова

Московский музей современного искусства, 28 сентября – 24 октября 2010

«Вещество» — одна из лучших монографических выставок среди проходивших в залах музея в Ермолаевском переулке. Цельная, красивая, логичная, демократичная и одновременно привлекательная для любителей тихих изысков. Еще это вполне трогательная, нежная выставка. Хочется сказать — женственная.

«Вещество» красиво. Очень сложная цветовая партитура большой выставки расписана как по нотам в разных, но только не победно мажорных тональностях и объединяет почти все выставленные на четырех этажах работы. Кульминацией здесь стали развешанные крашеные полотнища — мощная пространственная композиция «Цветоделение № 6». Важно и удивительно, что это явно станковая, а не декоративная вещь, как и картины Кирцовой из серии «Учебник по цвету», которые трудно принять только за виртуозное упражнение по расположению разноцветных горизонтальных полос таким образом, чтобы на плоскости холста создавалась иллюзия глубин, выпуклостей и вибраций. Много чувства в этих абстракциях.

«Вещество» — это не только единство палитры, но и сюжета. Начиная с серии «Северное Чертаново» начала 1980-х до просто «Севера», впервые показанного в этом году. Здесь подробно говорится, из чего и почему рождается беспредметная живопись Кирцовой. Из прозы кухонной жизни московской окраины и восхищения поэтическим совершенством северного пейзажа. Потому что лаконичных геометрических композиций или холста, покрытого одной сложносочиненной краской, достаточно для передачи сущности реальности, ее основного вещества. Если, конечно, цвета выбраны так верно, что за ними угадываются озеро-небо-гора-вода-берег, квадрат кухонного окна, вид на набережную с Москворецкого моста ночью в начале весны, вода венецианской лагуны и шифер франкфуртских крыш. Переход от изображения вещи к его цветовому образу, как избавление от лишнего ради важного, — личное повторение Кирцовой пути, проделанного живописью. Так что ее выставка — еще и общедоступное наглядное пособие по подтверждению естественности зачатия и рождения модернистской картины. И как-то даже странно, что Алену Кирцову принято считать художником интеллектуальным, эстетом и формалистом.

Она даже не вполне перфекционистка в выстроенном на выставке эстетическом и логическом единстве достаточно лирических отступлений. Например, двух картин «Давид». Если знать, что названы они именем сына, то легко понять, почему на светлый солнечно-белый фон рука художника, поддаваясь иррациональной материнской тревожности, мазнула еще и мрачным черно-синим. А пристальное всматривание в угол кухонного шкафа в Чертанове — разве это не от глухой тоски жизни на московских выселках. Да и деревянные ящички Кирцовой с аккуратно сложенным щебнем, битым стеклом и прочим дивным мусором — хотя и вполне законные арт-объекты, ассоциирующиеся с северными местами, хранят в себе трепет и старательность женского рукоделия.

Тщательно, но тщетно скрываемая повышенная эмоциональность, внутреннее напряжение при внешней сдержанности — особые свойства художника Алены Кирцовой. И еще хочется заметить, что хотя она и по праву считается наследницей авангарда и последовательным модернистом, в ее почти маниакальной чувствительности к оттенкам цвета, в пристрастии к тяжелым земляным и мокрым небесным краскам есть много от нашей национальной саврасовско-левитановской пейзажной традиции. Где искреннее восхищение божьим миром спровоцировано приступами онтологической тоски.