Лауреат премии Кандинского в номинации «Проект года»

Мария Кравцова

В: Вы предполагали, что получите премию?
О: Меня все-таки выдвинули по двум номинациям, и я ожидал, что скорее всего мне дадут премию «Медиаарт». Я полагал, что главную премию получит Павел Пепперштейн, но потом решил, что в данной ситуации ее больше заслуживает Николай Полисский, его давно уже пора отметить. В любом случае я профессионал и поэтому готовил свою речь заранее и долго, исправляя по тридцать раз. Но я бы ничуть не расстроился, если бы вообще не получил премию.

В: На что вы потратите премиальные деньги?
О: На семью. У меня трое мальчиков и внучка.

В: Является ли сегодня концептуализм влиятельным направлением в современном искусстве или же это давно уже история?
О: Про нас все время пытаются говорить так, как будто нас уже нет или мы какие-то старички, про которых все уже давно известно. Но в последнее время издатель из Вологды Герман Титов выпустил несколько замечательных книг — второй том «Поездок за город», пятисотстраничные «Эстетические исследования» Андрея Монастырского, репринт журнала «Пастор», который я издавал в течение 10 лет в Кельне, где можно встретить разные позиции (там представлены три поколения московских художников), в том числе, конечно, и концептуальную. Дай бог, чтобы публика прочла хотя бы одну книгу из тех, что выпустил Титов, и поняла, что у концептуального движения в России есть колоссальный нераскрытый потенциал. А вообще не надо приклеивать слово «концептуализм» к любой работе, где проблеснула хоть одна мысль. Московский концептуализм — явление сложное и динамичное, очень часто отрицающее само себя.

В: Что сегодня представляет собой наше художественное сообщество? Можете ли вы поставить ему диагноз?
О: Я не доктор, а пациент. Как пациент могу сказать, что московская художественная ситуация мне кажется проблематичной. Но может, когда-нибудь из этого что-то получится. В сообществе нет дискуссий. Одни монологи. Никто не слышит другого. Все говорят длинные речи и отвечают сами же на свои вопросы. Также я считаю, что одной из главных проблем является забвение. Именно поэтому я упомянул в своей речи, что премию обязательно следовало вручить Андрею Монастырскому, в этом году или ранее. В Москве прошло уже три биеннале современного искусства, но Андрея ни разу не приглашали в них участвовать, ему в этом году исполнилось 60 лет, но и это никем не было замечено. Еще одна болевая точка — молодые художники в начале своего пути стараются подстроиться под политику галерей, прогнуться под коллекционеров. Я считаю, что они должны работать сами, и пусть не боятся ошибиться, потому что ошибки только украшают художников. Недавно появилась галерея «Стол», которую организовали студенты курсов Бакштейна, школы Московского музея современного искусства и школы Родченко, они ходят по мастерским художников, показывают свои работы, разговаривают с ними — и это мне очень нравится. Они хотят слушать, и один из них мне сказал, что им сейчас интересны не 90-е годы, а поколение художников 80-х. И я увидел какую-то перспективу.

В: Где художнику сегодня комфортнее жить и работать, в России или на Западе? Вы ведь сами живете на два дома — в Москве и в Германии.
О: Это зависит от многих факторов. Сегодня Кельн, в котором я живу уже около 20 лет, неожиданно стал для меня дачей, я там думаю и работаю. А в Москве я реализую свои идеи. Я очень люблю Москву, но она стала строптивой, разнузданной и подчас маниакально-агрессивной девушкой. К этому надо приспособиться.

В: Какой смысл сегодня вкладывается в понятие «актуальность», когда речь заходит о современном искусстве?
О: Мне кажется, что вообще художникам не надо думать о такой категории, как актуальность. Эта погоня за актуальностью ни к чему хорошему не приводит — все получается банально, поверхностно, неинтересно.

В: Ваша работа «Гарнитур Святой Себастьян» показалась мне довольно герметичной и рассчитанной на зрителя, просвещенного в истории искусства.
О: Странно. А мне как раз показалось, что это самая понятная моя работа. По-моему, она сразу раскрывается даже перед неискушенным зрителем. Иконопись и русский авангард — эти смыслы считываются сразу. Ну а название работы отсылает к западной художественной традиции. И если человек живет в пространстве искусства, он быстро соединит эти вещи — стрелы Лисицкого со стрелами, которые вонзаются в тело святого Себастьяна. Но неправильно рассматривать отдельные части этой инсталляции в отрыве от видео — кипящей овсяной каши.

В: Да, кстати, при чем тут каша? Для снижения пафоса?
О: Не в последнюю очередь и для этого. Каша — та невербальная зона творчества, в которую художник должен погрузиться. Культура располагается не перед, а за этой зоной. Часть инсталляции — стул, на котором обычно восседал Евангелист. В контексте моей работы это место автора, думающего человека, творческой личности, которая смотрит не назад, ведь она знает, что осталось за спиной, а в неизвестное.

В: Вы лауреат не только частной премии Кандинского, но и государственной «Инновации». В чем, по-вашему, различия между этими премиями и зачем вообще нужны премии?
O: Мне вчера напомнили, что я еще получил премию «Соратник». То есть я получил все три премии. И все разные. Это удивительно для меня. И наверное, это многих раздражает. Но как я сказал в своем выступлении, я освобождаю художникам дорогу ко всем премиям и наградам на ближайшие 10 лет, но не уступлю и миллиметра в вопросах творчества.
Премии нужны как оценка сделанного за год. Это стимулирует не только художников, но и все арт-сообщество. Все премии проводят скоростную аналитическую работу в культуре, просматривая десятки, сотни художников и проектов. Даже если происходят ошибки, они поднимают волну дискуссий, полемику, а это необходимо. Когда я был в экспертном жюри премии «Инновация», я должен был просматривать сотни проектов со всей России. Это было очень интересно и полезно для меня как художника. Я не думаю, что надо искать разницу между премиями. Важны объективностъ и смелость принятия решений. Хорошие премии — это те, которые только отражают процесс творчества и мысли. Плохие — всегда искажают реальную картину под разными предлогами. Кравцова