Александра Новоженова

На смену отдельному автору приходит группа анонимов, идеальная творческая единица современности

Списки, списки, списки: открытий, художников, выставочных площадок, даже списки кураторов. Чтобы понять, что на самом деле происходит, критик проделывает работу вычислительной машины, которая не может проделать эту работу за него – считывает текстовые данные, которые говорят ему об искусстве больше, чем выставки как таковые.

Автор, может, и умер, но от него осталось имя, и в ситуации стремительно увеличивающегося количества художников аналитическая работа все больше сводится к бесконечному чтению перечней имен авторов. Но скользя глазами по столбикам слов в поисках знакомых и смутно знакомых фамилий, спотыкаешься о необычные имена собственные, очевидно, не принадлежащие людям. В списке из 50 художников наверняка наткнешься на две-три cтопарящие чтение строчки: некоторые из таких словосочетаний маскируются под имя и фамилию, другие пытаются выглядеть как названия организаций неизвестного профиля. Это названия новых арт-групп, которых становится все больше – не только самих по себе, но и пропорционально. На сотню индивидуальных творцов, чья роль сводится к производству «фирменных инсталляций / объектов / перформансов», приходится все больше коллективов, не производящих ничего «фирменного». И эти коллективы образуют помехи в беспрепятственном чтении выставочных и галерейных списков. Имя отдельного художника на бегу можно соотнести с его обычной продукцией и двинуться дальше – c группой так не выйдет.

По своей сути, настроенные на то, чтобы уклоняться от прямой капитализации (то есть превращения их товара в деньги), левые по рождению (но всегда скорее розовые, чем красные), новые группы натренировались не становиться очевидными брендами уже на уровне названий. Имя автора – то есть тавро, которое маркирует продукт, – обыгрывается так, чтобы избежать статуса увеличивающей ценность произведения марки. Но это уклонение не имеет никакого отношения к критике институций: новые арт-группы не занимаются подрывной деятельностью, не устраивают радикальных акций (речь, конечно, идет не об а ктивистах-нелегалах – это отдельная история). Наоборот, они хорошо вписаны в выставочную систему. Игра почти целиком ведется на словах, точнее, на именах.

Хотя группы избегают превращения в бренд, они любят обозначить себя логотипами: это игра с капиталистическим тавром, маркирующим дорогой товар.

«Фиктивную корпорацию создать можно просто и быстро. Ни регистрации, ни членских взносов не требуется. Вы просто выбираете себе название: корпорация “Жопа”, корпорация “Буржуй”, корпорация “Бублик”, и начинаете проводить много времени вместе. Идеи должны прийти позже», – говорит Антек Вальчак, участник Bernadette Corporation, нью-йоркской группы, которая (в числе нескольких других) участвует в Московской биеннале.

Поэтика этих групповых имен стоит особого внимания. Все же Bernadette назвались не «Жопа» и не «Бублик», и стоит взглянуть на их потрясающий логотип – шикарные инициалы, напоминающие о модных домах и магазинах деликатесов. Им это подходит, их корпорация занимается тем, что сочиняет коллективную поэзию, выставляет в галереях стерильные модные съемки и гравирует красивым курсивом на дизайнерских никелированных кранах загадочные надписи – работы общие и холодные настолько, что действительно невозможно представить, чтобы их сделал отдельный человек с собственным характером.

Можно говорить о видах групповых названий. Во-первых, названия изящные – вроде тех же Bernadette или Claire Fontaine (они присутствуют в списках Московской и Стамбульской биеннале, открывшихся в сентябре), чье благозвучное женское имя – на самом деле название французской фирмы канцелярских товаров. Во-вторых, названия глупые, намекающие на коллективную игру, групповую забаву и веселую дружественность сообщества, к таким относится, например, Propeller group или Group Bouillon из Тбилиси, назвавшиеся так в честь акции по поеданию бульона, – молодые люди, объединенные застольем, смешавшие иконографию тайной вечери и достижения старой доброй эстетики взаимодействия.

В-третьих, и эта категория самая важная, названия поэтически усредненные, неуловимо технические, смутно отсылающие к социологии или экономике, но только не к «романтическому» деланию искусства: Group Material, General Idea, Temporary Services, Foreign Investment, Chamber of Public Secrets, Space Detournement Working Group или отечественная Группа учебного фильма. Все эти словосочетания содержат в себе указание на общественное происхождение, на отсутствие мелкобуржуазного индивидуализма и, кстати, на невозможность критиковать группу так, как было бы возможно критиковать отдельного художника. Это удобно и в том смысле, что у такого загадочного коллективного субъекта нельзя взять интервью и показать, какой он, в сущности, идиот.

Имя каждой из таких творческих ячеек говорит не за отдельное «я», оно как бы выражает обобщенное мнение и обобщенный опыт, даже если участников в группе всего двое или даже один. По увеличивающемуся числу таких названий особенно хорошо видно, каких широких успехов достигла кампания по нивелированию авторства. На его месте возник новый субъект творчества, групповой. И ему лучше, чем неповоротливому индивиду с его творческими амбициями и другими психологическими проблемами (удивительно, как много таких еще осталось), удается избежать устаревшей, в сущности, необходимости «делать искусство».
Справедливости ради нужно сказать, что новые группы – новые только отчасти. Самые значительные из тех, что уже упоминались, американцы Group Material и канадцы General Idea, закончили работать к середине 90-х, просуществовав к тому времени несколько десятков лет. Но именно сейчас они переживают момент активной реактуализации. Их делают героями новой групповой волны, гораздо более массовой, чем в 70-е и 80-е. В этом году были изданы монографические исследования деятельности тех и других. General Idea сейчас выставлена в Музее изящных искусств Онтарио. А комнату-инсталляцию Group Material 1989 года «Хронология СПИДа» показывают на только что открывшейся Стамбульской биеннале. Включение старой работы в контекст одной из самых «прогрессивных» биеннале может говорить только о том, что сейчас Group Material по-настоящему актуальна.

Самое лучшее в новых группах – на фоне грубой прямолинейности побуждений индивидуальных авторов – тотальная загадочность. Ресурс групповой таинственности очень велик, в силу герметичности коллектива и недостаточности его материального продукта для выражения всей полноты внутригрупповых отношений. Таинственность была свойственна еще Ситуационистскому Интернационалу, величайшей арт-организации второй половины ХХ века, на которую до сих пор ориентируются все подобные коллективы. Понять их хронологию, точный состав, идеологию очень сложно, их наследие выглядит невероятно запутанным для тех, кто впервые наткнулся на их архивы. Но в чем-то ситуационисты были всего лишь несовершенным прототипом новых групп: им так и не удалось слиться в единый групповой субъект. Мы прекрасно знаем по именам тех, кто составил славу ситуационизма, и стиль Ги Дебора в «Обществе спектакля» не перепутать ни с чем. Казалось, эта книга – последняя библия левых художников. И вот в 2007 году вышла наделавшая много шума брошюра «Грядущее восстание», написанная загадочной группой «Невидимый комитет». Имена участников группы неизвестны. Их программа – создание сети подпольных коммун. Еще один успех в копилку процветания новой групповой идентичности.

Как ситуационисты не годятся для историзации, так новейшие группы сопротивляются критическому осмыслению. Мы, в общем-то, просто не понимаем, что они, собственно, делают. Пойдите на их сайты – у групп всегда есть сайт, где подробно освещены все аспекты их деятельности. Вы обнаружите перечни проектов, видео обсуждений, документации. Они не только выставляются как художники, но и курируют выставки как кураторы, взять хотя бы индусов RAQS Media Collective. Ведут издательскую и просветительскую деятельность. Устраивают телемосты. Пишут поэмы. Снимают фильмы. Делают инсталляции. Изрекают афоризмы. Скользят по всем отраслям знания, собирая и обобщая обрывки социологических, экономических и любых других концепций. Короче, представляют собой идеальные творческие единицы эпохи постмедиальности.

Почти всегда работы группы молчат об отношениях внутри нее. Что мы узнаем про Claire Fontaine, если посмотрим на их (или ее – коллектив говорит о себе в  женском роде) неоновую надпись «Капитализм убивает любовь»? Или на знаменитые часы RAQS Media Сollective (работа «В  плане произошли изменения»), на которых вместо цифр обозначены человеческие состояния от паники до экстаза? Только то, что члены группы выработали некий, по-видимому, очень весомый консенсус. Но внутренний опыт коллектива при этом непередаваем, и мы можем только гадать о  нем: еще один аспект групповой загадочности. Тем большее впечатление на нас производит пугающе частная информация о том, что все три участника General Idea жили вместе много лет и двое из них почти одновременно умерли от СПИДа.

В России, на родине коллективных концепций, групповой субъект переживает не лучшие времена. Если не считать безупречно-европеоидных марксистов Группы учебного фильма, идеальной группой могли бы стать «Коллективные действия» – их название отлично вписывается в ряд общих названий, и как раз сейчас они проходят через бурную институциализацию, по мере которой, впрочем, все значительнее становится роль одного человека: сообщество стремится поднять на пьедестал гения.

Другой парадокс групповых отношений – реконструкция ансамбля «Персимфанс». Задуманный в 20-е как просветительский коллектив, знакомящий пролетариат с шедеврами музыкальной классики, он играл без дирижера – пережитка буржуазной эпохи гениев. Сегодня замечательный пианист Петр Айду успешно выступает с брендом «Персимфанс», фактически став заместителем дирижера, раз самого дирижера не предусмотрено. Академический дух, которым отравлены не только пианисты, но и художники, не терпит группового начала.

«Откажись от себя» называется фильм Bernadette Corporation; «Один – это никто», – пишут поверх уорхоловской Мэрилин Claire Fontaine. Главное – начать собираться вместе, идеи должны прийти позже.