Милена Орлова, Москва — Париж

У входа на выставку «Святая Русь — русское искусство от истоков до Петра Великого» в Лувре висит электронный счетчик посетителей, одномоментно присутствующих в залах. За ним внимательно наблюдают смотрители — число не должно превышать 500, иначе не дай бог в толкучке кто-нибудь повредит ценнейшие экспонаты, ведь даже в будний день поглазеть на древнерусские сокровища стоят очереди.

Афишами со святыми Борисом и Глебом увешан весь Париж, выставку открывали два президента — Медведев и Саркози, как-никак это гвоздь программы года России во Франции, но и без такой рекламы успех этому грандиозному предприятию был обеспечен. Это первая русская выставка в Лувре, и в таком количестве (400 экспонатов из 27 музеев) национальные российские святыни еще никогда не вывозили за рубеж. И можно предположить, что до конца мая, пока будет открыта выставка, счетчик нащелкает не одну сотню тысяч зрителей.

После шумного луврского холла под стеклянной пирамидой на выставке чувствуешь себя, как где-нибудь в Вологде в церкви на службе — тесно, темно, люди благоговейно перешептываются и пригибаются к низким витринам, как к мощам, застывают перед иконами, мерцающими в полумраке так, как будто это не современная «точечная» подсветка, а старорежимные свечи. Думается, французские дизайнеры осознанно стремились именно к такому образу, пытаясь уловить пресловутый «русский дух». Все семь столетий русской истории, которые охватывает выставка, — от Крещения Руси до появления реформатора-европейца Петра, кажутся поистине темными веками, где весь блеск цивилизации сосредоточен в церквях и монастырях, а остальное — серая непроглядная «кысь». Правда, в экспозицию попали и каменные языческие бабы, и новгородская берестяная грамота, и шлем Ивана Грозного, и портрет Петра Первого в рыцарских латах, но не они тут главное. А главное — аскеза и роскошь православия, его, как говаривал Сталин про КПСС, «руководящая и направляющая сила» в формировании российской государственности. Идея выставки принадлежит директору Лувра Анри Луаретту, и концепцию ее разрабатывали французские кураторы, но сделано все как будто по заказу Московской патриархии — трудно представить более эффектное и убедительное оправдание, историческую легитимацию того места, на которое претендует сегодня православная церковь в России.

При всем при этом «Святая Русь» — затея чисто государственная, и кто знает, будь замысел выставки иным, удалось ли бы получить санкцию на вывоз такого количества ключевых памятников русского искусства, сравнимый по масштабу только с нашумевшей выставкой «Россия!» в Гуггенхайме. Дело это рискованное, еще свежи в памяти инциденты с фирмой Noga, пытавшейся арестовать за границей музейные российские выставки за старые долги. Но тут был дан зеленый свет в самых высоких инстанциях, одним из спонсоров выставки выступил «Газпром» — и в Париж отправили самые что ни на есть перлы и смарагды нашего культурного достояния. Тут и те самые новгородские «Борис и Глеб» XIV века, и Золотые ворота из Суздаля, и рукописное Остромирово Евангелие, и едва ли не целый иконостас из Кирилло-Белозерского монастыря. Что до самого знаменитого русского иконописца — Андрея Рублева, то за невозможностью транспортировать «Троицу» привезли огромную третьяковскую доску с Иоанном Крестителем из Успенского собора и роскошный золотой оклад из музея Троице-Сергиевой лавры, в который «Троицу» одели в XVII веке.

Конечно, иконы на такой выставке не могут не доминировать. Представлены все главные центры иконописи, и ее разные варианты — от величественных деисусных чинов до скромных «таблеток», от византийских образцов до северных наивов-экспрессионистов, вплоть до Симона Ушакова и парсун. Картину разнообразят деревянные Георгии Победоносцы, колокола, шитая пелена Сергия Радонежского, автограф королевы Анны Ярославны, белокаменная львиная морда XII века с собора во Владимире и ультрамариновые изразцы —> Семена Полубеса и, наконец, самый объемный экспонат — модель Смольного монастыря, собственноручно изготовленная Бартоломео Растрелли.

Но «Святая Русь» — не банальный парад шедевров, а скорее иллюстрация к историческим событиям, изложенным внятно и коротко, как урок, на таблицах в каждом из залов. Что такое Киевская Русь, как была устроена новгородская республика, почему убили царевича Дмитрия, в чем была миссия патриарха Никона, чем славен тишайший Алексей Михайлович и так далее.

Примечательно, что все экспликации — на двух языках: французском и русском, видимо, организаторы выставки изначально рассчитывали и на интерес мощной русской диаспоры. По идее, потомки белой эмиграции должны рыдать от умиления, глядя на такое вот благолепие, а парижские кутюрье — точить карандаши, чтоб перерисовать мотивчик для очередной коллекции в русском стиле. Не зря в сувенирной лавочке, кроме каталогов и открыток, продаются и расписные пасхальные яички, и диски с записями русских песен Реброва, и прочая цыганщина, прочно ассоциирующаяся у французов с Россией, которую мы все потеряли. Но вот мысль продавать и магниты на холодильник с репродукциями икон озадачивает. Неужели насмарку все усилия объяснить эту самую святость, затраченные организаторами выставки: около иконы с изображением Василия Блаженного объясняется, кто такие юродивые, описываются самые почитаемые на Руси святые и главные иконографии Богоматери — Панагия, Одигитрия, или это всего лишь издержки музейной индустрии, и эстеты, и знатоки оценят серьезность увиденного? Пока я над этим размышляла, ко мне подошел музейный охранник и, опознав во мне русскую, вежливо спросил, что значит «секир-башка»? Поистине, каждый понимает «Святую Русь» в меру своей профессии.