Считаете ли вы удачной акцию группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя с художественной точки зрения? Искусство ли это? Адекватна ли реакция властей на эту акцию?

Комментарии общественных и художественных деятелей в основном касались политического значения акции Pussy Riot в Храме Христа Спасителя и уголовного преследования активисток. Жестокость меры пресечения и угроза неоправданно сурового наказания Pussy Riot лишили большинство художников и критиков возможности рассуждать об их акции в поле эстетики.

 

Валерий Подорога, философ:

Решать, что сегодня считать искусством, а что нет, – весьма неблагодарная задача. Актуальное искусство интерактивно, оно шокирует, оно экспериментально и перформативно, свою условность оно часто превращает в политический результат. Не вижу, что тут удивительного! Я высказываю эту мысль давно, с начала девяностых годов. Большая политика с ее причудливыми и всем надоевшими персонажами превратилась в перформанс, в спектакль и шоу, сама стала частью актуального искусства. Актуальное искусство – не прежнее «понятное» искусство, это один из способов политизации художественной практики. Можно добавить, это искусство прямого действия. Другое дело – удачны или уместны отдельные акции.

Попытки клерикалов осудить Pussy Riot дает нам симп­томатику глубочайшего кризиса РПЦ, неспособной отвечать вызовам времени. Полагаю, что по реакции определенных слоев нашей общественности и прежде всего иерархов РПЦ можно судить, что акция Pussy Riot оказалась крайне успешной. РПЦ получила политический ответ общества, правда, весьма скромный, на свое вторжение в политическую и государственную жизнь страны.

Актуальное искусство распрощалось с индивидуальными особенностями творчества, это искусство глубоко социальное и коллективное, в нем невозможны авторские «индивидуальные» жесты, оно не производит больше ни «возвышенного», ни «прекрасного», ни «великих произведений». Тем не менее актуальные художники продолжают существовать за счет веры в то, что они – Художники, Авторы, Творцы. Их можно понять, они то­же люди и хотят, чтобы у них, как у всех, была хоть какая-нибудь собственность на средства производства, подкрепленная юридическими гарантиями, брендами, доходами и прочим. Однако в качестве актуальных художников они находятся в особой креативной среде, где торжествуют анонимность, взаимодействие, открытость, где образцы старых модернистских жестов не действуют, где Художника просто нет, а есть лишь коллективное потребление События. Это парадокс на каждый день, и он неразрешим. Возвращение к «истинному Искусству» потребовало бы новой техники письма, нового реализма, нового зрителя и, наконец, новой великой эстетики, построенной на переживании времени созерцания (а есть ли сегодня это Время?).

Акция Pussy Riot лежит в контексте акционизма девяностых. Я не могу оценивать ее по стандартам произведений искусства. Это несерьезный вопрос. Есть ли эстетическая составляющая в этой акции? Нет, она полностью отсутствует. Сегодня после Освенцима и ­ГУЛАГа эстетика возвышенного, как и понятие «прекрасного», могут быть только китчем (Т.В. Адорно). Интерактивное действие транслирует себя техниками шока и действует в основном на предсознательном уровне, до включения управляемых механизмов восприятия. В этом весь смысл а к т у а л ь н о г о, острия современной эпохи. Зритель не должен переходить в эстетическую фазу переживания, да и не сможет, ибо он сам часть этого интерактивного пространства и такой же Художник, как мы все.

 

Евгений Барабанов, историк и теоретик искусства, теолог:

Об акции художественное сообщество узнало задним числом из средств массовой информации. И этот факт имеет основоположное, принципиальное значение. Никто из художников, арт-критиков, иных участников арт-системы приглашен на акцию не был. Массмедиа определили группу как «политические активистки», «феминистская панк-группа». Все аутентичные материалы – фотографии, комментарии, текст песни, видеоролик – группа поместила в интернете (pussy-riot.livejournal.com). В автокомментариях группы ни слова не говорится о том, что это была художественная акция. Из анализа же видеоролика явствует, что нам демонстрируется не документация акции, но монтажный видеоклип: кроме храма Христа Спасителя то же действие активисток снималось на два дня раньше в Богоявленском Елоховском соборе, музыка и пение были «наложены» на видеоряд позже. Итак, к чему же может быть применена «художественная точка зрения»? К видеоклипу – он за чертой художественного видеоарта. К тексту песни? «Вокалу»? Кривляньям на амвоне? Все это так инфантильно, пропагандистски прямолинейно, что ни о каком искусстве говорить не приходится. Даже для ценителей субкультуры панка уровень художественности у группы микроскопический. Кроме того, предполагая теоретическую часть, присущую современному искусству, не обнаруживаем никаких следов эстетической рефлексии: феминизм – невнятный, невразумительный, исключительно агитационный (на фоне арт-группы Guerrilla Girls, девушек, выступавших под масками горилл, наши барышни выглядят косноязычными пэтэушницами). О теологической образованности вообще говорить не приходится: «Богородица не смогла бы, например, войти в алтарь, окажись она в Храме» (это о повсеместном-то присутствии икон Богородицы в каждом алтаре!).

Что же остается после вычета всех перечисленных составляющих? Ничего! Ничего, кроме всеохватного массмедийного спектакля, в котором безгласные барышни выглядят всего лишь статистками. Но медийный спектакль, породивший молву, дебаты, споры, широкий спектр реакций, исключает эстетические суждения применительно к себе. Медийность, медийный успех не нуждаются в критериях художественности, искусства, эстетической оценки. Художественное пространство ýже медийного и от него все более и более зависимо. Таким образом, и здесь говорить об искусстве не приходится.

Судьба статисток медийного спектакля, конечно, незавидна. Их активизм следовал модели «Тома и Джерри»: маленький дразнит великана и получает зрительские симпатии. Однако переход из мира детских мультиков в мир реальности не похож на киношные хеппи-энды. Тут вопрос не о суровости реакции власти. Когда активистки выкрикивали на амвоне «Гей-прайд отправлен в Сибирь в кандалах», о суровости они были осведомлены. Главный вопрос – вопрос о признаках взросления, взрослости, взрослой ответственности и свободы. В правовом поле – обязательное условие решения судьбы активисток – полагаю, только взрослость может вернуть то, что до сих пор отрицалось маской: ЛИЦО.

МНЕНИЕ РЕДАКЦИИ:
Мы решили выйти из замкнутого круга, вернуть дискуссию на поле искусства и поговорить об эстетической стороне проблемы с людьми, чей авторитет уважает редакция.