В пространстве выставки номинантов на Премию Кандинского в ЦДХ состоялся круглый стол на тему «Стандарты качества и современные типы художественного производства». «Артхроника» записала, что говорили его участники

Кирилл Алексеев (ведущий). Хотелось бы представить участников круглого стола, посвященного проблеме качества в современном искусстве и вопросам производства искусства.

Сегодня в круглом столе участвует художник Андрей Кузькин, художественный критик Валентин Дьяконов, теоретик и арт-критик Александр Евангели, художник Борис Орлов, директор Открытой галереи Наталья Тамручи и куратор Яра Бубнова. А также Кирилл Светляков, руководитель отдела новейших течений Государственной Третьяковской галереи и Кирилл Алексеев – искусствовед.

Тема круглого стола выбрана не случайно, потому что вопрос качества современного  искусства до сих пор открыт. Мы имеем большой объем художественного производства и художественной продукции, но четкие параметры, которые могли бы определить качество произведения, не артикулированы. Есть много разных мнений, но ясной позиции не существует. На материале и Премии Кандинского, и текущих проектов Московской биеннале мы хотели бы обсудить, что мы понимаем под качеством художественного произведения. Ждем ли мы вообще чего-то от грядущих выставочных проектов, работы кураторов, арт-критиков, художников? Хотелось бы предоставить слово Кириллу Светлякову, руководителю отдела новейших течений Государственной Третьяковской  галереи.

Кирилл Светляков. Ну, конечно, в данном случае, прежде всего, экспозиционеру выставки номинантов на Премию Кандинского. Мы с Кириллом не будем озвучивать наших симпатий. Тем более, что, создавая эту экспозицию, мы старались не ставить жестких акцентов и хотели освободиться от собственных предпочтений, дать шансы каждому произведению. Думая о том, какие темы могут быть внутри самой выставки, мы сталкиваемся с ситуацией премии, а не кураторского или художественного проекта. Если мы  говорим о премии, то речь идет о создании каких-то ориентиров, эталонов. Премия во многом дается за заслуги, но все-таки предполагает какую-то перспективу в дальнейшем. Конечно, от вопросов качества, безусловно, уходят, хотя у каждого критика художника существуют определенные оценки. В модернистскую эпоху каждый мало-мальски известный  художник придумывал свой собственный эталон для последующего  воспроизведения, об этом еще писал Клемент Гринберг. Во второй половине ХХ века возникает разнообразие художественных практик. Сейчас мы сталкиваемся очень часто с разговорами о формализме, о пластике, о каких-то  вещах, объектах, предметах, которые художник должен предъявить. При этом эти объекты должны содержать в себе следы предшествующей первичной обработки. Работы обязаны к чему-то отсылать. И, когда я думаю о проектах, которые создаются сейчас, мне вспоминается опыт Франсиса Пикабии, который на основе знаменитой Джоконды Марселя Дюшана создал Джоконду бритую. И вот в ряде этих проектов мы имеем дело с попытками побрить эту бритую Джоконду. То есть идет шлифовка первичных, по сути модернистских, Джоконд, которые вот так шлифуются и выбриваются всеми способами. Причем авторы не скрывают, какую именно  Джоконду они бреют в данный момент. И в результате здесь как раз и возникает качество шлифовки первичных эталонов.

В рамках Премии Кандинского мы видим много произведений, которые отсылают к очень известным работам предшествующих эпох, предшествующей традиции. Это даже в  большей степени не диалог, а последующая обработка этих эталонов. Хотелось бы, чтобы  и участники стола, и мы все на эту тему поговорили. Поговорили именно о том, что является критерием определенного эстетического выбора в современной ситуации.

Валентин Дьяконов. Спасибо за приглашение на этот круглый стол, спасибо за интересную тему. Ну что тут скажешь, я, скорее, ускользну от ответа, потому что понятие качества является глубоко исторической категорией, а сейчас, в данный исторический момент мне как критику и постоянно пишущему человеку приходится руководствоваться несколькими наборами критериев качества. Я думаю, что качество – это как стоимость наших денег; нечто, что должно обеспечиваться. В данном случае качество в художественном мире обеспечивается верой его участников, глубокой убежденностью в том, что то, что мы признаем искусством, качественным искусством, условно говоря, таковым и является. Я думаю, что это было всегда так. И самая лучшая иллюстрация вопроса о качестве искусства – это история знаменитого изготовителя фальшивок Хана ван Меегерена. И он сумел убедить людей в том, что то, что он продает как Вермеера,  является Вермеером.

Это ситуация была бы невозможна без того, что огромное количество людей, уважаемых людей, так называемое экспертное сообщество того времени, не поверило, что этот Вермеер жизненно необходим. Я думаю, что сейчас ситуация в искусстве не изменилась, все мы руководствуемся какой-то уверенностью. Кто-то из нас более, кто-то менее гибок в этом отношении. Мне как представителю массового популярного издания приходится  быть более гибкими, чем многие другие мои коллеги и люди, для которых я пишу.

Александр Евангели. Спасибо, Валя, за указание на то, что система критериев качества  искусства имеет историческое происхождение. Но я  напомню и немножко этот момент уточню. В эпоху Возрождения в договорах художников с заказчиками обговаривлся не только объем золота и бирюзы, который потратится на работу, но также и то, что главные фигуры и прочие важные детали будут написаны самим мастером. С этого момента и начинает формироваться система критериев качества и понимание искусства как аутентичности, работы самого художника. И она доживет до наших дней.

Но я хочу напомнить, что возникает и развивается эта система в рамках экономической рыночной системы. Она доживает в этом статусе до появление дадаизма, который радикально ее обрушивает. В отношении работ дадаистов мы ничего не можем сказать, так как рушится вся система качества. Появляется радикально новое измерение, когда произведение само выстраивает критерии, по которым его надо оценивать. В отношении  каких-то традиционных форм, живописи  или скульптуры, существует какое-то наследование, там еще продолжают работать старые критерии.

Современное искусство очень сложная система, где не существует одной системы качества, а существует множество систем. В отношении произведения современного искусства очень часто критерии качества и оценок также формируется в значительной части самим произведением. Эту конвенцию Валя назвал верой. Я думаю, что эту многослойность как раз следует обсуждать более подробно и более пристально. Я не думаю, что здесь может быть какой-то один ответ, как, например у старого искусства.

Андрей Кузькин. Я могу говорить как дизайнер, исходя из моего образования. Как дизайнеров, нас учили, что ты должен понимать ту аудиторию, к которой обращаешься, то есть чувствовать контекст. Невозможно говорить о работе вне ее контекста.

На любой выставке есть вещи, которые работают и не работают, есть те, что обращают на себя внимание каким-то странным чудодейственным образом. Причем те же работы, помещенные на другую выставку, теряются и действуют не так. Например, «Синие носы» – на групповой выставке это смотрится здорово, но их гигантская ретроспектива – это уже слишком. Если ты участвуешь в коллективных проектах, в разных пространствах, ты должен это учитывать и делать что-то другое. Если мы вообще говорим о том  что работа должна как-то воздействовать, заставить зрителя остановиться и задуматься.

Мне кажется, что те изменения, которые я наблюдаю в себе на протяжении нескольких лет, сложно назвать позитивными. Это связано с тем, в какие контексты я так или иначе погружаюсь. Возможно, единственной способ изменить ситуацию, – это сменить контекст  собственного существования. Идти, я не знаю, на улицу торговать собственными работами, на Арбат или что-то в этом роде. Потому что здесь нет позиции «хорошо» и «плохо», но здесь ты хотя бы приближен к жизни и реальным эмоциям. А здесь же мы как бы играем в некий театр.

Борис Орлов. Прежде чем браться обсуждать какую-то тему, нужно определиться в понятиях, что мы имеем в виду под качеством. Это слово я вообще в своей жизни редко употреблял. Для меня всегда рядом со словом «качество» возникает слово «сорт». Какое качество? – Первый сорт, второй сорт, третий. Но к искусству это не имеет никакого отношения. Эта пересортица по качествам и расстановка баллов мне напоминает торги на рынке, хорошо рыба пахнет или плохо, замороженная она, подсоленная, пересоленная и пр. Но на вид она хорошего качества.

Я думаю, что не стоит даже употреблять слово «качество». Я с трудом представляю, как мы можем применить это слово к Микеланджело или к Леонардо. Какого качества эти  художники?

Если все же принять этот термин, то мне кажется, что можно говорить о полноценности идеи, ее интересности. Ведь художник встает перед широким выбором круга идей и проблем – на то он и художник, это глаза в мир. И он должен этот хаос расчленить, выбрать из него что-то более интересное, актуальное, острое, причем приложимое к его экзистенции собственной. И после этого он приступает к ее материализации, к этапу формообразования. Если появляется какая-то счастливая идея, то как ее сказать, оформить так, чтобы это было ярко, понятно, доступно, выпукло? Для этого нужен очень мощный фундамент, и я думаю, что к этому художник приходит не просто так, с бухты-барахты.

Для меня самое главное – это точность формообразования. Вот если художник владеет формой – он художник, если владеет этой  формой безупречно, то он хороший  художник, а если у него еще какая-то уникальная точка зрения, то это просто очень хороший художник. Я не говорю про гениальных художников, которые достают из окружающего мира вещь, на которую другие совершенно не обращают внимания, и говорят о ней так, как никто об этом не говорил.

Наталья Тамручи. Вы знаете, странным образом вот эта выставка [номинантов Премии Кандинского] изменила мое сознание. Я всегда считала, что хорошая работа – она и в Африке хорошая. Я всегда понимала очень четко, вот это хорошее, это плохое. На открытии этой выставки так получилось, что я была «большим ухом», очень уважаемые мною, безусловно умные и осведомленные люди делились со мной мнением по поводу конкретных работ. Это были абсолютно разные мнения. По поводу одного и того же проекта два человека говорили совершенно противоположные вещи. В результате я сама потерялась. Я поняла, что уже не могу сказать с прежней уверенностью, что хорошо, а что нет. Это мое странное состояние, совершенно для меня неожиданное, довершила Московская биеннале. Там я увидела вещи, которые вообще не претендуют на такой «биеннальный» уровень.

Я совершенно согласна, что вопрос качества в искусстве – прежде всего вопрос веры. Но выясняется – и я в этом лично убедилась – что даже при такой трактовке качества как чего-то конвенционального мы его не имеем. Это понятие размыто, оно практически отсутствует сегодня. Думаю, в нашей национальной ситуации это тем более очевидно, потому что у нас нет эталона. У русского современного искусства практически нет национального эталона. Помимо авангарда – который уже очень далеко и нельзя сказать, что он все еще принадлежит русским – есть московский концептуализм. Но и это уже вчерашний день и сегодня не является эталоном. Не говоря уже о том, что у нас нет хорошей эталонной музейной экспозиции, которая бы говорила: «Вот современное русское искусство».

Я совершенно не считаю нужным отказываться от понятия качества, но я не знаю, где его искать сегодня. Меня совершенно не убеждает пластический подход, потому что при сегодняшних технологиях можно добиться какого угодно пластического качества. Но будет ли это хорошим произведением?

Я  бы осмелилась предложить такой критерий – процентный. Какой процент художника вмещается в данное произведение, где находится сам художник? Внутри этого произведения, рядом, только подписал свою фамилию, или в этой работе аккумулируется   его судьба, часть его жизни. Мне кажется, обычно это чувствуется. Но я не уверена, что это можно перевести в какую-то формулу. Это ускользающее понятие.

Яра Бубнова. Как куратор, который сталкивается с очень разными художественными произведениями, я должна сказать, что для меня один из критериев качества – работа должна быть выполнена так, чтобы ее можно было воссоздать без присутствия автора, в том же состоянии, в той же кондиции, в которой он ее делал. Есть если я ее получаю через три тысячи километров от места ее создания, мы должны иметь такую возможность без двух институтов высшего образования. Это один из критериев качества. Может быть это звучит довольно забавно, но поверьте мне, очень часто сталкиваешься с хорошими идеями, которые невозможно реализовать, потому что практическая сторона не обдумывалась художником вообще. Речь не идет об очень молодых авторах или каких-то совершенно «неправильных» художниках, просто доминанта творческого момента иногда настолько сильна, что она совершенно уничтожает всю практическую часть в той форме и виде, в каких она все-таки может быть, эстетически даже, использована другими людьми.

Кроме всего прочего, есть еще один важный для меня момент – работа должна быть завершена. Это очень относительный критерий. Разные произведения, разных стилей, разных авторов имеют неодинаковую степень завершенности, но для самого художника должно быть ясно, что он работу свою завершил. Да, можно переделать, или сделать новую – но это закончено. Не должно быть так, что у одной работы конца и края не видно потому, что художнику приходят в голову разные новые смыслы. Необходимо сказать, вот здесь точка, получилось так, меня это средне удовлетворяет, но я заканчиваю, а не буду потом пришивать оборки и бантики и требовать от куратора, чтобы сначала цвет стены поменяли, потом фактуру, форму и высоту потолка. Работу это все равно не улучшит, так будет только оборочками и бантиками.

Если говорить о качестве в менее материальном смысле, то оно определяется – мне трудно использовать здесь слово «вера» – скорее, некими убеждениями принятия художественного произведения автором и теми, кого он считает значимыми. Современное искусство невозможно обвинять в том, что оно менее качественно, чем другое. Взять даже пример с Микеланджело и Леонардо: у Микеланджело с качеством было лучше, у Леонардо хуже – он был художником-экспериментатором, ему это частично прощалось, но по вопросу качества там всегда возникали претензии. Вот и в современном искусстве, если художник считает, что его работа должна поначалу быть смешной, а потом создавать некую метафору, так тому и быть. А если художник рассчитывает, что ей необходимо выглядеть как-то по-другому, а некоторым особенно смешливым людям она кажется забавной, и он не против, – тогда у нее должны быть другие критерии качества. Все-таки это определяется, как это ни смешно, самим автором. Как уже, консенсусно, мы определим, насколько критерии качества конкретного автора и его работы совпадают с нашим собственным пониманием – это действительно субъективно. Иначе у меня возникает ощущение, что сейчас это называется триптих, к следующей премии, может, не Кандинского, это уже будет пентаптих, потом превратится вообще в какой-то невероятный полиптих, а после художник скажет: «Главное в этой работе – это ее экспонирование!» Это всегда для меня критерий очевидного не-качества, должна признаться.

Кирилл Алексеев. Мы услышали мнения всех присутствующих. Гаверняка у наших гостей есть какие-то вопросы.

Аристарх Чернышев. По поводу качества я конечно хотел бы поддержать Яру Бубнову. Те критерии, о которых она говорила, это эксплуатационные параметры произведения. Они, конечно, важны. Если художник сделал работу, которую невозможно экспонировать, которая в процессе выставки перестает работать, то это плохо. А если взять другое измерение работ, идеологическую сторону, концептуальную, то тут, наверное, я все же соглашусь с Александром Евангели. Каждая работа создает свое пространство, свое измерение и задает в нем некоторые качества. Качество идей, качество воплощения. Мне кажется, что нет единого критерия качества и эталонов, как говорила Наташа, – их просто невозможно на данный момент выработать и им нужно следовать. Думаю, это связано, в первую очередь, с перенасыщением информационным пространства. Всем все известно, у всех есть вся информация, но люди эту информацию не могут усвоить и все равно делают вторичные работы, повторяют уже созданное. Эталон в наше время невозможен потому что просто произошел распад всего пространства на отдельные кластеры, в которых люди функционируют, являются звездами, достигают каких-то вершин, а в другом месте об этом совершенно ничего не известно. Поэтому мы находимся в сложной ситуации.

Юрий Альберт. Мне кажется, что качество, возможность по одному критерию сравнить две разные работы, перестало быть актуальным примерно сто лет назад. «Авиньонские девицы» Пикассо показали, что плохая живопись может быть шедевром, а «Черный квадрат» – что и без качества живопись может быть этапной и эпохальной. Потому что мы не можем представить себе «Черный квадрат» написанным хуже или лучше, мы не можем сказать: «Малевич, ты еще поработай, твой квадрат будет более выразительным». Он черный и квадратный. Там какое качество? Мне думается, что с тех пор мы имеем такой феномен, когда полно работ, про которые мы можем сказать: она качественная, но плохая.

Я на всех выставках вижу много отлично выполненных видео – операторская работа, монтаж, – только совершенно непонятно, зачем они. Полно живописи, которая по всем пластическим критериям сделана не хуже, чем в лучших образцах, но совершенно непонятно, для чего. Я думаю, что, кроме качества, есть другие параметры, по которым можно оценивать произведение искусства. Например, интересно ли оно, какие новые идеи об искусстве оно нам принесло, какие новые модели функционирования искусства оно предлагает и так далее. Я думаю, то, что мы обсуждаем, можно было бы прекратить обсуждать уже сто лет назад. Качество – это, все-таки, довольно материальная вещь, или традиционная, к в случае с живописью. Есть некоторый набор договоренностей, по которым мы считаем живопись хорошей. Но может быть бесконечно хорошая живопись и при этом плохое произведение искусства. Это сплошь и рядом встречается.

Кирилл Алексеев. А откуда это определение рождается – плохое произведение искусства?

Юрий Альберт. Из других критериев. Это не критерии качества. Это критерии интересности,  новизны идей, моделей функционирования, новых отношений между художником и зрителем. К качеству это никакого отношения не имеет. Это не релевантный или, скажем, опциональный критерий, который можно применять, а можно нет. Скажем, вот за нашей спиной висит живопись, о которой можно порассуждать, хорошая ли она, а вот видео, которое ну и что, что хорошо снято или смонтировано? Будь там другой оператор, это все равно была бы та же самая работа.

Кирилл Светляков. Эту тему нельзя сужать, Юрий, а вы ее сужаете на самом деле до того, что лучше, хорошая живопись или плохая. На само деле эталоны – они видны на этой выставке очень хорошо. Очень многие эталоны перерабатываются художниками, на их основе делают произведения. В этом смысле традиционное искусство ни чем от современного не отличается. Тогда художник создавал живописную форму, сейчас художник может работать с медиаформой. Но он делает ее внутри традиции этой формы. Отвергать ее, отталкиваться и деконструировать – это и есть та же самая переработка традиции. Отсюда и критерии качества, которые возникают, какое место эта вещь занимает среди аналогичных ей. Критерии здесь универсальны. Каждая работа – это десять таких же, картины импрессионизма – это пятьдесят картин импрессионизма, его валовой продукт. Любой уход от этой проблемы – это просто нежелание сравнивать.

Валентин Дьяконов. Ты хорошо сказал, что импрессионизм порождает работы, стиль. Сегодня институции тоже порождают стиль в искусстве. Художник может выбрать среди них те, которые будут создавать такие работа. Сегодня не существует художников, способных игнорировать все институции. Даже комната дома таковой является, к тебе приходят друзья, ты им показываешь работу – ты уже институция. Это вопрос  общественного договора, на какое количество людей, как настроено и как оно распространяется.

Кирилл Преображенский. Когда мы видим определенные вложенные средства, нам априорно кажется, что работа каким-то качеством обладает. И тут возникает очень двоякая ситуация, ведь серьезное производство на сегодняшний день не может  существовать вне институций, и в каком-то смысле институции участвуют в создании  и формировании вот этих самых критериев качества. Когда работа делается под заказ, под большой проект, это не картины, которые художник производит у себя в мастерской, а работа, сделанная специально к выставке. Дальше она начинает жить своей жизнью, для нее нужно складское помещение и т.д., и, естественно, мы сталкиваемся с вопросами бюджета, финансирования, их правильного или, скажем так, честного распределения -  вообще говоря, с ответственностью куратора за четкое донесение мысли художника.

Я, ко всему прочему, еще и преподаю видеоискусство. Например, проекция HD и проекция DV – это разные вещи. А многим современным кураторам этого не объяснить. Также и с застройкой боксов – из этого же совокупно складывается качество. Если где-то на свету висит такая маленькая проекция, которая требует отдельного бокса, нормального звука и качественной аппаратуры, то, наверное, это сыграет свою роль. А все остальные критерии, я согласен, это вопрос художественной воли.