Стеклянный город – символ утопии. Когда человечество преодолеет власть тяжкой материи, оно населит громоздящиеся друг на друга над поверхностью планеты прозрачные объемы. «Здесь камню сказано “долой”, – провидит города будущего Хлебников, – когда пришли за властью мысли прямоугольники, чурбаны из стекла». В воздухе повисли фантастические проекты Крутикова и Чернихова, и Малевич пишет Матюшину: «Земля брошена, как дом, изъеденный шашлями». Еще раньше Владимир Одоевский помещает в Петербург пятого тысячелетия здания из сплошного стекла. Эти фантазии могли опираться на реально построенный к Всемирной выставке 1851 года образец, Хрустальный Дворец в лондонском Гайд-парке. Его строитель Джозеф Пакстон, садовник по профессии, применил в техницистском духе XIX столетия свои навыки строительства оранжерей. Этот павильон длиной в полкилометра скоро стал известен русскому читателю как «чугунно-хрустальное здание» из сна Веры Павловны.
В 1936 Хрустальный Дворец сгорел. Последний его управляющий сказал так: «There will never be another» – то есть, «второму не бывать». Вышло время утопического авангарда, и хрустальный город отодвинулся на околицу, превратился в декорацию, финт бумажной архитектуры.
Ирина Дрозд. Другое измерение © Anna Nova
Но утопии – как вирусы: мутируют и выживают. В проекте Иры Дрозд «Другое измерение» гроздья стеклянных кубов, похожие на декорации протазановской «Аэлиты», атакуют безлюдные палевые ландшафты Петербурга. Они проникают в туманные картины, уводящие в глубины своеобразной питерской культурной памяти, для которой 300 лет – вечность, и заполняют галерею Anna Nova трехмерными композициями в человеческий рост. Предметы за ними распадаются в мозаику и образуют однородную с прозрачными фигурами фактуру. Эти прозрачные плоскости – линза, превращающая в мираж всем известные, тысячи раз тиражированные выгодные ракурсы Петербурга и заодно с ними посетителей галереи.
Открыточные городские виды окрашены в мутно-голубой тон, как будто находятся далеко, у горизонта. Художница смотрит словно сквозь слюдяную пластинку. Это резко контрастирует с предыдущими сериями Дрозд, где, наоборот, городские сюжеты отличались мощными прописанными плоскостями. В «Другом измерении» скрывающееся за белизной изображение – знак отказа от человеческого измерения города. Для этой шокирующе реверсивной оптики друза белых кристаллов, а не неф собора становится сюжетом живописи.
Оптика Дрозд припорошена мутным несолнечным светом и оставляет от арки Генштаба, от парящего в пространстве Казанского собора только контуры и глубокие тени. Эта мутная пелена – прах архивов, пепел империй и прочие обломки и обмылки культурного кода Петербурга. Деструктивный диссонанс постчеловеческого города, в котором уже истончаются камни и вслед за людьми готовы утонуть навечно в тусклом свете утопии, замещается новой стеклянной архитектурой, квазиорганические формы которой кристаллизуются на бесцветных площадях и стенах.
Метафора этой новой квазижизни – путаница трубопроводов, заполнившая почти целиком второй этаж Anna Nova. Их переплетение, похожее на внутренности космического жука или кровеносную систему Чужого, чрезмерно чуждо обычному восприятию и способствует принятию «другого измерения» кристаллического города. Раздающийся с потолка немелодичный свист окончательно фрустрирует оптику.
Ирина Дрозд. Другое измерение © Anna Nova
Тут надобно сказать, что эта поясняющая дискурсивный сдвиг метафора несколько избыточна и без нее можно было бы обойтись, будь выставка подготовлена безупречно. Но увы, по категории «сделанности» новый проект Иры Дрозд близок к черновику. Трудоемкая инсталляция собрана в большой спешке. Прозрачные (вместо стекла, к сожалению, использован неидеальный плексиглас) конструкции покрыты грубыми швами склеек и не всегда согласованы. Сама живопись (специальность Иры Дрозд) местами так небрежно залита белилами, что заставит вспомнить мифическую пятую копию с Эрики, которая, как известно, берет только четыре. Гофрированные кишки изломаны, места, где они выходят из стен и потолка, покрыты трещинами и неуклюже заклеены скотчем. Сравнивать эту инсталляцию с визуально близкими конструкциями Дмитрия Каварги нельзя: степень готовности работы кардинально иная. Конечно, за трое суток, что были отпущены на монтаж, художница вытянула из материала максимум. Эта «несделанность» никоим образом не нерадивость автора или злой умысел галериста, а, видимо, недостаток согласованности действий в связке галерея-куратор-художник. Проект как единая инсталляция мог бы прозвучать гораздо мощней, будь он сделан ответственнее, без поспешной небрежности.
С другой стороны, эта небрежность и несогласованность – тот самый человеческий фактор, который в концепции проекта «Другое измерение» отсутствует принципиально. Другое измерение отражает постчеловеческое бытование мертвенной архитектуры Петербурга. Открыточные виды, на фоне которых так любят фотографироваться туристы, лишь тончайший покров. Ира Дрозд размывает слой штукатурки и открывает исчезающие в мареве руины Северной Венеции, города-утопии.
Современный Санкт-Петербург обманом вышел из пиранезианских гравюр, он утопия второго порядка. Он лжет во всякое время, этот Невский проспект, в особенности тогда, когда ночь тяжелою массою наляжет на него, отделит белые и палевые стены домов, и город превратится в гром и блеск. И сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде.
Город-призрак, парадный родственник брошенных заводских поселков и оставленных деревень. Построенный на болотах и костях для того, чтобы стать выцветшей открыткой в «Другом измерении» Иры Дрозд. С вечным постскриптумом «Петербургу быть пусту».
Арсений Штейнер
