© Фото с сайта openspace-zkp.org
АНДРЕЙ ПАРШИКОВ сходив, по его мнению, на крайне неудачную выставку, объясняет причины своего возмущения.
Одно из самых неприятных чувств, возникающих, когда смотришь выставку, – это чувство почти ханжеской неловкости по отношению к тому, что тебе показывают. Это может проявляться по разным причинам. В этот раз причина была не совсем обычная, а для Москвы уже совсем не обычная.
В Вене, в одном из моих любимых пространств, открылась выставка в рамках всеобъемлющей феерии венской недели искусств. Пространство называется Openspace/Opensystems, и все время, что я туда захаживал, выставки там были не то что блестящие, но, поверьте, очень интересные, я бы сказал, целесообразные. Несколько слов об этом месте: оно устроено Эрсте Банком (главным австрийским меценатом) для популяризации восточноевропейского искусства в Вене. Сам банк обладает довольно приличной коллекцией работ из этого региона. Там обычно можно было увидеть работы таких классиков, как Младен Стилинович, группа IRWIN, из более молодых – Игорь Грубич, Камен Стоянов и даже «Суперфлекс», а также западных авторов резких критических взглядов вроде Оливера Ресслера, Клер Фонтен или Сантьяго Сьерра. В общем, ходить туда было интересно, к тому же там прекрасный умный директор, одна незадача – находится оно не слишком удобно, немного в стороне от художественных маршрутов.
Однажды вечером мне кровь из носа надо было посетить четыре, а в лучшем случае пять вернисажей. Среди них выставка в главном музее Вены MAK, перформанс на хорошей выставке в здании заброшенного телеграфа, какая-то презентация в самом огромном новом пространстве Бельведер-21, а также выставка студентов, куда я обещал прийти. График был очень плотный, поэтому на Openspace я отвел полчаса. Это было второе мероприятие не на «классическом» маршруте, а впереди было еще три. Так что мое возмущение подогревалось также и бытовыми факторами.
© Фото с сайта openspace-zkp.org
Итак, случилось страшное. Директор, уступив последним передовым веяниям, отдал Openspace на растерзание молодой высокообразованной куратриче, которая попыталась применить на практике дискурс, кажущийся ей крайне модным. Эта девушка, настоящий ударник дискурса, входит, как я потом выяснил, в многочисленные критические и кураторские ассоциации, посещает много умных семинаров и, разумеется, обладает ученой степенью. Ее исследование пролегало в данном случае в сфере креативного труда, когнитивного капитализма и, прости господи, институциональной критики внутри институций. Да, замечу, на открытии все удостоились чести быть на экскурсии от куратора, которая сказала все мною вышеперечисленное в одном предложении, полностью обозначив сферу своих интересов. Так что теперь вы можете себе представить степень увлекательности этой экскурсии.
Что же, собственно, было на выставке? На стенах главного помещения – фрески, то есть настенные росписи. Одна из них, написанная во всю стену и захватившая часть пола и потолка, представляла собой эдакий майндмэппинг, намекающий на серьезное исследование утопического пространства когнитивного капитализма, где все будет хорошо, если мы к нему придем. Много терминов вроде «культуры-2», «сверхкреативности» и т.д. Разглядывать нужно долго, понимать еще дольше. А на открытии был перформанс, где художник с закрытыми глазами этот самый майндмэппинг эксплицировал в течение сорока пяти минут (я осилил десять).
На других стенах тоже были росписи, где плохо прорисованные люди без голов работают за компьютерами. Как вы думаете, что это означает? Вполне очевидная метафора: креативный класс не способен представить себе результат собственного труда. Неожиданно? Главное – свежо и радикально. Около офиса директора – работа группы Société Réaliste с игрой слов а-ля журнал Птюч: «Now!Here!Nowhere!», а рядом висели одеяльца лоскутные, которые художник делал вместе с заключенными и еще какими-то панками, благородно заменяя этим их социальную работу.
© Фото с сайта openspace-zkp.org
После всего этого у меня возник один вопрос: какого черта я должен это смотреть? Я бы так не возмущался, если бы они газету про нематериальный труд выпустили с этими же работами, но зачем делать выставку из очень плохих работ, иллюстрирующих плоскую идею в рамках очень трендового дискурса? Я понимаю, насколько важно включаться в критическую систему искусства, следить за веяниями (n-летней давности). Институциональная критика тоже важна, ибо не одной же Андреа Фрэйзер живы, но все же, господа, давайте разберемся: где в этом исследовании место для искусства?
Попробую предположить: в уме куратора, которая не смогла его представить, а также в тех многочисленных текстах и статьях, которые она осилила в академии и наверняка не так далеко ходила за иллюстрациями. Эта выставка могла быть Ok в той академии, где куратор защищала свою диссертацию. Но в выставочном пространстве при существующих в нем критериях экспозиционного качества это не работает. Это как если бы начинающий философ сделал выставку рисунков своих друзей, начинающих художников, с которыми он вместе выпивал и много разговаривал на заданную тему.
Стоило бы чуть больше времени подумать над тем, какие работы взять на выставку, а не над тем, как в одном предложении уместить побольше международных слов, которые в приличном обществе принято употреблять максимально аккуратно. Да, разумеется, на открытии собралась критическая элита Вены: художник Оливер Ресслер, ассистенты Марины Гржинич (сама она в это время была на конференции по квир-искусству), то есть люди, которые много подобного видели у своих студентов и с ними же это обсуждали. Там же они были поставлены в ситуацию, когда работы официально демонстрируются на независимой выставочной площадке, а они слишком воспитаны, чтобы прямо попросить куратора, простите, разуть глаза.
© Фото с сайта openspace-zkp.org
Этим летом я имел честь много времени проводить в разговорах с одной из моих любимых кураторов Марией Линд. Это настоящий институциональный монстр, прекрасно разбирающийся в современном дискурсе, трендах и не-знаю-чем-там-еще. В общем, абсолютный специалист. Совершенно неожиданно она высказала следующее утверждение: любая выставка должна начинаться с искусства. Высказала она это, критикуя один из предлагаемых ей проектов (таков был семинар) молодых кураторов. Она так и сказала: «Имена художников я должна видеть сразу после названия выставки, ваш кураторский текст идет после них, а область вашего исследования – на последнем месте. И читаю я его в том плохом случае, когда я эту самую область не поняла, прочитав список художников, пролистав картинки и пусть даже прочтя кураторский текст-экспликацию». (Чего она обычно предпочитает не делать и, вообще, выступает противником «настенного текста».)
Ее тезис заключался в том, что выставка – это продукт так или иначе визуальных (аудиальных, пространственных) практик. То есть выставка прежде всего состоит из нарратива, выстроенного из работ художников, а не из кураторского исследования, где произведения – лишь иллюстрация. Время бестиариев и иллюстрированных Евангелий ушло и вряд ли вернется. Если же тебе так важен собственный текст, то тогда стоит писать. Пишущих людей сейчас меньше, чем производителей выставок. Это, как говорит Линд, путь нелегкий и часто неблагодарный. Но преуспеть в нем при определенных навыках возможно, и для художественного сообщества в целом он полезней. Меньше выпивать на вернисажах, меньше общаться с людьми в красивой одежде, меньше тусовок в принципе, так как труд этот очень индивидуальный. Это та жертва, которую стоит принести, если ты действительно хочешь производить художественный дискурс, заниматься подчас более важной работой, чем делать выставки.
Например, основатель и главный редактор журнала The Exhibitionist Йенс Хоффман утверждает, что охотится за молодыми талантами в сфере искусства, умеющими и любящими писать тексты днем и ночью, и он готов платить за это отнюдь не маленькие гонорары. А если вдруг все же вы любите искусство, любите смотреть его, расставлять и составлять из него драматургические последовательности, которые что-то могут поведать больше и насыщеннее, чем ваш текст, то, конечно, не стоит бросать кураторской практики. Этот рынок труда переполнен, но что же делать тем, кого больше ничему не научили, или тем, кто кроме этого просто ничем другим заниматься не хочет?
Андрей Паршиков – куратор
