ДАРЬЯ КУРДЮКОВА о ретроспективе Александра Слюсарева на Московской фотобиеннале
В Галерее искусств Зураба Церетели показывают несколько десятков черно-белых снимков 1966–1993 годов – все в авторской печати Александра Слюсарева (1944–2010). Когда на прошлой фотобиеннале открывалась совместная его с Аманом Гельдом выставка «Одна карта, два маршрута», Слюсарева еще именовали «живым классиком». Вскоре приставка «живой» исчезла, но остался классик, которого звали просто Сан Санычем.
© Предоставлено Мультимедиа Арт Музеем
В интервью 2004 года Сан Саныч говорил Михаилу Сидлину, что в предмете «столько аспектов, сколько ты захочешь в нем увидеть». Кстати, именно из той беседы пришла фраза про «фотографа теней, бликов и отражений», без которой теперь уже не обходится, кажется, ни один текст про Слюсарева. Стоит ли говорить, что сам он по советским меркам был «безнадежным» формалистом – за то его и любим. Сюжет, значение происходящего – эти черты street photography его как-то не волновали. Стихия Слюсарева – отыскать что-то совершенно незначительное, едва ли стоящее внимания, чтобы разглядеть в нем художественное: жизнь геометрических ритмов, диалог света и тени, игру разнонаправленных движений или движения на фоне застылости, паузы. В общем, вытянуть из повседневной сиюминутности красоту, искусство – как там, у Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора…»
Тему слюсаревской ретроспективы определить непросто – впрочем, адептам его эстетики объяснять эту самую тему и не нужно. Выставка про то, что между строк – про пляжные зонтики, про Ригу и Рижское взморье (его первая персоналка прошла там, в Латвии, на прибалтийском фотофестивале в Огре в 1979 году), про развевающуюся и сияющую светом занавеску в темной комнате. Вот так в слюсаревском объективе, в фокусе внимания может оказаться что угодно – раковины на песке, чьи створки полуоткрыты, как крылья бабочек, или граффити, или дверь, неизвестно куда ведущая, или стоящий на подоконнике против своего отражения в зеркале чайник, разговаривающий сам с собой, гордо вздернув носик. Или, в конце концов, Слюсарев делает «парадный портрет» висящих на вешалке спортивных штанов – и его «герой» встает в один ряд с вангоговскими «Башмаками» и «Стулом», с «Брюками» и «Примусом» Михаила Рогинского. Случайные вроде бы впечатления, эдакий post scriptum на полях дневника будней.
Александр Слюсарев входил в группу «Непосредственная фотография» (где его соратниками были такие разные Алексей Шульгин, Борис Михайлов, Игорь Мухин, Влад Ефимов, Сергей Леонтьев и Илья Пиганов), изобрел свой жанр «плоского пейзажа», «забывшего» про линейную и диагональную перспективу. Но вообще-то Слюсарев был переводчиком с итальянского: окончил ИнЯз, работал и с Джанни Родари, и с Марчелло Арджилли. И в его фотокарточках есть дух и итальянского искусства тоже. Он – в не поддающейся логическим экзерсисам молчаливой сюжетной пустоте его работ. Просто черное деревце, увешенное «жемчужными» нитями нападавшего снега, просто улицы, просто предметы по настрою сродни, пожалуй, метафизической самоцельности работ Джорджо де Кирико. Слюсарев был фотографом-метафизиком, и джорджодекириковские слова: «Чтобы стать по-настоящему бессмертным, произведение искусства должно выйти за пределы человеческого, туда, где нет здравого смысла и логики» – тут как раз в точку.
© Предоставлено Мультимедиа Арт Музеем
Снимая, он мог увлечься геометрическим ритмом оконных пролетов или «лап» (и их отражения) детской площадки-«каракатицы», площадки-«паука». А вот «Скамейка» 1962-го растянулась длинными горизонталями – деревянные рейки, чью тему продолжают линии лестничных ступеней позади. И вспоминается, конечно, экспериментатор Родченко с его «Лестницей» 1929-го, только развернутой по диагонали. Но и бегущая по ступеням мамаша с ребенком у великого конструктивиста, и послеполуденный (а может, и не послеполуденный – не так уж важно) отдых закинувшего руки за голову гражданина у Слюсарева, строго говоря, несамостоятельны, они нужны для того, чтобы подчеркнуть красоту геометрии.
Его эстетический принцип, когда фотографии становятся «заметками на полях», одновременно и принцип работы: освоив ЖЖ, Слюсарев регулярно выкладывал там новые снимки – и даже после его ухода журнал не закрыли, он продолжает жизнь своего владельца. Наверное, это, в конце концов, такой принцип жизни – принцип заинтересованного взгляда, каждую минуту готового к новым визуальным приключениям, которые начались, когда отец вручил четырнадцатилетнему мальчику камеру «Юность».
Человек в его работах не самоценен, он часть окружающего мира в такой же степени, как любой другой предмет. Как любой другой предмет, человек – комментарий к реальности и к самому себе, к собственному существованию. Поэтому, с одной стороны, у Слюсарева появляется идущая в задумчивости мимо громадной лужи женщина – или чуть размытая фигура мужчины, шествующего вдоль забора (и снова эта поэтика – подвижное-неподвижное). И вместе они пожалуй что дальние родственники ставшего классикой жанра картье-брессоновского снимка 1932-го «У вокзала Сен-Лазар» с превратившимся от движения в черный силуэт господином, что перебегает ставшую лужей площадь, в центре которой плывет превратившаяся в мостки деревянная лестница. А с другой стороны, Сан Саныч работал иногда почти на поп-артовский манер, вглядываясь в рекламные щиты и обрывки объявлений – как комментарии к человеку в отсутствие его самого. Тогда появляется городская панорама с искореженной сеткой на первом плане, и через ее гнутые прутья прекрасно прочитывается баннер вдали: «Остановись. Прими Стресстабс». Или Слюсарев документирует ставшее и вовсе мусором – на траве мятая бумажка объявления «НЕ ЗАГОРАЖИВАЙТЕ стекло кабины водителя. НЕ ОТВЛЕКАЙТЕ водителя в движении».
Да и себя Слюсарев видит частичкой, появляющейся на полях повседневности, ловя автопортрет то в зеркале пудреницы Chanel, то в «зеркалящем» окружающий мир стекле, кажется, милицейской будки. И с этих отражений на нас глядит неравнодушный наблюдатель, собиравший фотографическую коллекцию вроде бы неприметных примет повседневности и составленных ею, этой повседневностью, ритмов.
Ретроспектива Александра Слюсарева открыта в Галерее искусств Зураба Церетели (ул. Пречистенка, д. 19) до 13 мая.
