Юрий Арпишкин
Государственная Третьяковская галерея, Крымский Вал, Москва, 14 мая – 20 июня 2010
Тому, что художники говорят о себе, как правило, верить не следует. Однако цитата из автохарактеристики Владимира Лебедева, вынесенная в заглавие выставки из серии «Третьяковка открывает свои запасники», глубоко справедлива и в полной мере отражает реальность.
Все, что сделано художником до 1921 и после 1931 года, представляет интерес, наверное, только для тех, кто знаком с главным его периодом. В ранние годы Лебедев учился у академистов, ходил в знаменитую студию Рубо, автора панорамы «Бородинская битва» и других впечатляющих многофигурных композиций. В сравнительно поздние — писал почти салонные женские портреты, за которые и получил звание народного художника и титул членкора АХ СССР.
Если смотреть на творчество Лебедева исторически, даже не очень понятно, откуда взялась эта графика двадцатых, которая, называя вещи своими именами, обессмертила его имя. И породила неисчислимую армию эпигонов. Это, впрочем, к вящей славе. Лебедев создал канон изображения человеческого типа двадцатых годов. Насколько он соответствует документированной правде, абсолютно неважно. Это неотменимый и непреодолимый канон. «Попробуйте нарочно написать Испания, то и выйдет Китай», — рекомендовал гоголевский Поприщин. И кто только не пробовал изображать нэпманов или люмпенов по-своему, но всегда выходил ухудшенный Лебедев. Его истинной школой, по-видимому, были сатирические журналы 1910-х годов, где он начинал в качестве карикатуриста. Однако тех журналов уже не стало, а их графическая эстетика продолжала развиваться. И, пожалуй, достигла своего совершенства в творчестве Лебедева. Правда, сегодня его листы для раннесоветских журналов «Бузотер» и «Бич» как образцы сатирического жанра и не воспринимаются. Напротив, в них проявляется даже какой-то неожиданный драматизм.
Экспрессионистский аскетический пафос в духе «Сумерек человечества» — вообще преобладающее у Лебедева настроение. Наиболее отчетливо оно проявлено в интерьерной графике, представленной на этой выставке. Позднее, в эпоху нонконформистов, эта манера вернулась в русский рисунок и была широко растиражирована.
О значении Лебедева для советской и нынешней детской книжной иллюстрации и распространяться долго не стоит. Он и Конашевич являются создателями этого феномена. На выставке в Третьяковке видно, как, в сущности, количественно мало книг сделал Лебедев. Вероятно, время поглощала служба на посту заведующего отделом иллюстраций легендарной маршаковской редакции «Детгиза». Остались картинки к «Мороженому» Маршака, с буржуем правильной круглой формы в цилиндре, киплинговский «Слоненок», доковылявший практически без изменений до позднесоветской мультипликации, но утративший авторство. Наконец, знаменитый «Цирк» — графическая серия, к которой Самуил Маршак сочинил стихотворные подписи. Все эти образы оказались на редкость устойчивыми.
Любопытно, что камерный график Лебедев оставил в наследство человечеству и образы представителей революционных масс. Ему принадлежит авторство дуэта угловатого красноармейца и округлого, крепко сбитого матроса, устремившихся вперед штыками на невидимого противника. Именно этот рисунок под названием «Красная армия и флот, защищающие пределы России» до сих пор воспроизводят на плакатах соответствующей тематики. По воспоминаниям одного из художников, присутствовавших на похоронах Лебедева, именно мимо такого билборда и проезжал на кладбище скромный катафалк.
