Сергей Ходнев
Государственная Третьяковская галерея, Москва 21 декабря 2010 – 27 февраля 2011
Один средних размеров зал плюс две витринки — все, больше Рублева у нас нет, сообщает выставка. Ну, или почти нет. Росписи Успенского собора во Владимире показать в Лаврушинском переулке нельзя по очевидным причинам. Что до трех десятков икон, фактически присутствующих в зале, то в этот краткий перечень вольготно уместился даже не то что «весь Рублев», а «весь Рублев плюс многое сверх того».
Вот вроде бы знаешь, что на самом деле правда именно такова: один из вершинных мастеров русского и мирового искусства — на самом деле персона довольно загадочная, прочных документальных сведений за этим именем убийственно мало (так что и 650-летие художника, которому посвящена выставка, — дата условная). Что сколько-нибудь достоверный круг произведений, атрибутируемых как рублевские, начал оформляться менее ста лет назад, и у академической науки в этом отношении, по старинному выражению nasus cereus, «нос из воска» (то есть гнется так и эдак): когда-то этот круг расширяется, когда-то, как вот сейчас, скорее сужается.
И все равно испытываешь что-то похожее на оторопь, когда видишь воочию, как же этот круг узок. Может быть, впечатление было бы совсем другим, разверни Третьяковская галерея ту же выставку на пять, а то и десять залов — хрестоматийные «Троица» или «Звенигородский чин» легко держали бы и пустой зал, если только распорядиться пространством, светом и дизайном так, как подобает в случае с шедеврами такого уровня. Но ни средств, ни помещений не сыскалось, и в результате с выставки уходишь с ощущением известной будничности. В конце концов те же «Троица» и «Звенигородский чин» в постоянной экспозиции смотрятся даже более торжественно, чем в этом зале, где иконам довольно тесно.
И не сказать, чтобы эта теснота работала на впечатление какой-то особой духовной или художественной концентрированности. Скажем, есть Богоматерь Владимирская из Успенского собора во Владимире, которая гипотетически может быть работой Рублева (а на выставке почти все работы, за вычетом упомянутых в предыдущем абзаце, подаются с осторожной атрибуцией — «Андрей Рублев (?)», «Андрей Рублев и его мастерская (?)», «Художник круга Андрея Рублева»). Но из этого факта выращен целый сюжет — в ряд висят сразу несколько разных по письму «Владимирских», датированных концом XIV — первой половиной XV века. Подборка прелестная, но при чем тут Рублев, для чего это отступление и так-то в небольшой экспозиции?
Кое-что из приписываемых Рублеву работ смотрится на редкость убедительно — например, царские врата из Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры; венчающая створки сцена Благовещения по энергичности композиции и по эллинистической нежности рисунка так хороша, что рука художника исключительного уровня очевидна. Но вот с иконами из Успенского собора во Владимире (три образа из праздничного чина, деисис и еще пророк Софония) все обстоит куда более спорно, а между тем этот корпус икон преобладает на выставке и количественно, и визуально, огромный «Васильевский чин» полностью занимает одну из стен зала.
На выставке есть и фрагменты фресок: это росписи собора Спасо-Андроникова монастыря, Благовещенского собора Кремля и алтарной преграды собора Савино-Сторожевского монастыря. Но если не считать двух крупных фрагментов, это маленькие кусочки расписанной штукатурки. Сложить из них ничего содержательного не получится, но остается утешать себя тем, что это, может быть, рука самого Рублева. В сущности, такое же впечатление оставляет и вся выставка.
