Ольга Кабанова

Без Владимира Овчаренко и его «Риджины» историю нашего современного искусства не напишешь. Овчаренко эту истории делал — устраивал скандалы, строил рынок, продвигал художников.

Владимир Овчаренко смотрится лучшим представителем интернациональной буржуазной богемы (или bobo). Все красиво: галереи в Москве и в Лондоне, международный состав художников, творчески рискованных в допустимых рынком пределах, в заслугах имеет несколько выдвинутых на арт-сцену героев. В общем, образцово-показательный галерист, каких в нашей богатой на таланты стране должно было быть хотя бы несколько. Именно таких, как он — сдержанных, приветливых, жестких, в хорошем костюме, знающих что по чем, — видишь на представительных международных арт-ярмарках. У нас же Овчаренко такой единственный или почти единственный, может быть, один из трех. У российского галерейного мира, согласитесь, женское лицо, прехорошенькое. На «Винзаводе», например, большинство его коллег — дамы. Есть еще сын Овчаренко, но он начинающий. А о Гельмане что говорить, в его случае «галерист» — псевдоним активного общественно-политического деятеля новой России, парт-кликуха.

Таким образцово-показательным, артис­тично-бур­жуаз­ным Овчаренко был не всегда, но он обладает завидным свойством — умением соответствовать времени. Нет, он под время не подлаживается — это непродуктивный путь, а развивается вместе с ним. В нынешние прагматичные годы держится оплотом здравомыслия, а двадцать лет назад, в феноменальные девяностые, он и сам был (или казался) новым феноменом. Русским барином-меценатом, не зарабатывающим на искусстве, а лихо тратившим на него. Молодым еще очень — двадцатисемилетним.

Впрочем, в начале девяностых все казались молодыми — переполненными надеждами и несколько растерянными от внезапно грянувших свобод. Овчаренко же не терялся, занимался бизнесом, преуспевал.

КУЛИКОВЫ ГОДЫ
«Время было такое, для людей, для страны — казалось, что все возможно. На этой волне как-то и открыли галерею. Тут нам повезло, важно, что мы сразу встретились с Куликом и на три или четыре года он стал нашим арт-директором. Тогда он называл себя экспозиционером».

Галерея «Риджина», названная по имени жены владельца — Владимира Овчаренко, финансиста и предпринимателя, коллекционера и мецената, была открыта в 1991 году выставкой Натальи Турновой.
К двадцатилетию галереи ее владелец не потрудился выпустить большой книги, подводящей промежуточный итог своей жизни в современном искусстве, не открыл юбилейной выставки. На вопрос «почему?» отговаривается: «А зачем нам безудержно заниматься пиаром? Это не в наших традициях. Любая выставка, любой проект должны двигаться драйвом, который исходит или от художника, или от галереи, но такого не было. В этом году мы другими делами занимались, много чего понаделали, юбилей встретили ратными делами: открыли галерею в Лондоне, сейчас попали на Art Basel. И этот вопрос не к нам — есть же люди, которые пишут».

Ранние девяностые, доинтернетовские, отвратительно документированы. Достоверные факты о первом периоде жизни «Риджины» приходится восстанавливать по свидетельствам очевидцев. Но это люди старшего поколения нашего художественного сообщества, они путаются в показаниях. Сейчас бывает невозможно поверить, что именно так, как помнится, все и было.

«Риджина» с самого начала, как только к ней прибился приехавший завоевывать Москву Олег Кулик, обросла легендами. В неуклюжей, солидной книге, выпущенной Овчаренко к двухлетию (!) галереи, эти легенды-небылицы сохранились в виде рецензий из газет и журналов. Нет сил удержаться от цитат, сейчас так писать не умеют.

Д. Баринов в газете «Новый взгляд» об акции «Пятачок делает подарки», проведенной в «Риджине» (11 апреля 1992 года): «Увидев этих людей в каком-нибудь другом месте, вряд ли догадаешься, что они садисты и убийцы: самодовольные рожи, изысканные манеры, белоснежные сорочки с бабочками. Объединяет их одно — неуемная жажда крови». Ю. Нагибин в газете «Труд» о том же: «А потом свиньям раздали пакеты с теплой парной человечиной, они стали дуть шампанское, хохотать и славить устроителей замечательного (и пока еще не приевшегося) шоу».

Все было, увы, куда прозаичнее. Вернисажный люд (никого в «бабочке») стоял в небольшом зале на Преображенке и нервно, в полглаза, поглядывал на экран, где транслировалось, как в соседней комнате мясник Николай с Центрального рынка мгновенно умертвил, а потом разделал на куски рожденную на заклание свинью. Парное мясо действительно раздавали желающим, но в окошко за порцией обратились не все. Хотя у многих вернисажных завсегдатаев не было тогда работы, и у большинства — зарплаты.

Сегодня нелегко понять, почему приличный «Пятачок» потряс общественность. «Я помню до сих пор, как за неделю даже Айдан мне позвонила и попросила отказаться от выставки». — «А вы?» — «А я сказал ей, что не надо меня учить, как надо». Никакого возбуждающего кровавого действа в венском стиле Германа Нитша в «Риджине» не было, московская акция была скромной, но какой резонанс!

«Риджина» три года звучала оглушительно, на вернисажи приходили тогдашние народно-политические герои: Лимонов, Жириновский, режиссер Марк Захаров. Почти каждая выставка возмущала и интриговала общественность. За акциями Кулика, подрывающими основы высоких представлений об искусстве, как-то позабылось, что в первые годы «Риджины» у Овчаренко прошли выставки Ивана Чуйкова, Семена Файбисовича, Сергея Браткова, Павла Пепперштейна, Франциско Инфанте с Нонной Горюновой, Бориса Орлова, Андрея Монастырского — теперь уже классиков русского искусства третьей четверти ХХ – первых десятилетий XXI века.

Удивительно, что такую важную художественную работу выполняла галерея, владелец которой не был связан с искусством ни образованием, ни по-семейному. Успех «Риджины» девяностых обеспечил не только Кулик, теперь это всем понятно, а тогда — нет. Издали Овчаренко казался только щедрым денежным мешком, нуворишем.

В середине девяностых он закрыл галерею, как уверяет сейчас, особенно не задумываясь.

АРТ-РЫНОЧНОЕ СТАНОВЛЕНИЕ
«С 1995-го по 2000-й все занимались перформансами. Материальные вещи бессмысленно было делать — не из чего и никто их не покупал. В галереях не было необходимости, а если ты видишь, что никому не нужен, то зачем себя насиловать. Галерею мы закрыли, но что-то продавали, покупали. Помню, на какой-то “Арт Манеж” привезли экскаватор с мозаикой Константина Звездочетова. Это 1998-й, что ли, год был. Серьезно русский арт-рынок начался в двухтысячные».

Заново «Риджина» открылась выставкой того же Кулика «Русское», тоже шокирующей. Но под наступающий 2000 год у галереи начался новый период — прагматичный, ответственный. Овчаренко перестал быть финансистом и стал арт-дилером. Он рассказывает, что занимался еще разными видами бизнеса, но оказалось, что искусство — самый лучший для него способ зарабатывать деньги. Не знаю, существуют ли еще арт-дилеры с банкирским прошлым, у нас таких точно нет.

С тех пор галерея бесперебойно выдает выставки своих художников: надежных Чуйкова, Орлова, Файбисовича, Турновой — и выводит в свет начинающих: Алимпиева, Кожухаря, Поролона, Жанну Кадырову, Влада Кулькова. Тут все ясно: Овчаренко умеет выбирать известных и  продвигать новых. Вспомните, с чего (с заподозренных в порнографии «Детей») начинал в «Риджине» Братков, сегодня мудрый и сильный художник.

Отдельный сюжет — украинский. «Внутри меня этой границы не существует — со стороны Украины это еще понятно, ну о’кей, пусть утверждаются, но нам-то понятно — мы в одном пространстве». Еще в начале девяностых Овчаренко выставлял мистические картины молодого украинца Олега Голосия, вскоре трагически погибшего. В двухтысячные продолжал ездить к соседям за живописью и  выставлять ее в «Риджине» на Тверской. Два года подряд устраивал там фестиваль украинского искусства «Оранжевое лето». Тогда ему казалось, что публике (ну и коллекционерам) нужна именно современная живопись, которая как раз на южной почве благополучно произрастает.

Ошибся ли он, сказать трудно. На все вопросы о доходности своего бизнеса Овчаренко неизменно отвечает, что с этим у него все в порядке. Просто он не ждет от предпринятых усилий немедленной финансовой отдачи, когда-то затраты окупятся, может быть, через десять лет, он знает по себе, что так бывает.

Бизнес-прошлое и финансовое образование на Овчаренко, конечно, сказываются. Не в том смысле, что он здорово зарабатывает — кто же знает сколько. Но владелец «Риджины» все время ищет новые стратегии, куда-то стремительно движется. За границы, например. Первая международная ярмарка «Риджины» — Аrt Cologne 1994 года. Далее везде: ARCO, Frieze, Берлин, Париж, Майами-Бич. И наконец, в этом году впервые вожделенный Art Basel — самая почитаемая миром ярмарка искусства. «У них квоты, на Россию — одно место. Есть две возможности туда попасть: надо работать так, чтобы убедить квоту для нас расширить, или конкурировать с другими галереями». Точнее, с другой — до этого в Базеле русских представляла XL.

Но Овчаренко принципиально не борется с конкурентами. «Между собой мы можем дискутировать о чем угодно, но нуждаемся в общем промоушене. Любая копейка в нашем секторе положительно сказывается на всех». И он все время пробует работать не только на себя, но и на все сообщество: пытался преобразить «Арт Манеж» в продуктивную арт-ярмарку, разочаровавшись в «Арт Москве», в прошлом году стал соорганизатором новой международной арт-ярмарки в Москве — Cosmoscow. В этой не основной для галериста деятельности сказывается не только общественный темперамент Овчаренко, а еще и явное желание вести свой арт-бизнес осмысленно, правильно, продуктивно. «Ну что нам дали первые Московские биеннале? Сколько кураторов было. Но товарищ Обрист никого из наших художников не смотрел и не знал. Надо было все выстроить с умом, наших ребят продвигать». Он знает, чего не хватает нашему современному искусству: «Двух базовых вещей — образования и серьезного музея. Стоит задача расширения наших рядов, молодые люди должны заниматься современным искусством».

Еще в девяностые Овчаренко выставлял зарубежных художников и с тех пор привозил понемногу в Москву модных иностранцев. Сейчас открыл в Лондоне галерею, просит не называть ее филиалом «Риджины». Это «Риджина» в Лондоне, у нее своя программа и свой директор — местный, англичанин.

ДЕЛО — ТРУБА
«Лондон — правильный шаг, это не значит, что мы получили дивиденды, но мы расширили свою клиентскую базу. И мы в перспективе рассматриваем Лондон как плацдарм для рывка в Европу. Звонишь какому-нибудь коллекционеру в Бельгию, например, говоришь, что вот мы — московская галерея, виделись там-то, такие работы. И он начинает думать, где эта Россия, как туда добраться, не жулики ли мы. Другое дело — звонить из Лондона: договорился, сел в поезд и через три часа приехал к коллекционеру».

Странно писать казенные слова и панегирик, но Владимир Овчаренко — исторический человек. Он развивался вместе с нашим современным искусством постсоветского периода как органическая его часть. Он, в общем-то, строил и строит свое дело и собственную жизнь и одновременно делает общие наши дела. У него это естественно получается, без надрыва, жертв, пафоса культуртрегерства и неразумной меркантильности.

«Я люблю художников. С ними трудно, но это и интересно, а то вышел на улицу — много там ходит, с которыми легко. А тут приобретаешь опыт общения с людьми, которые тебя чем-то озадачивают. И у всех разные отклонения от нормальности — в какую сторону тебе сегодня хочется отклониться, с тем и встречаешься. Этот интерес, может быть, меня и ведет. Если посмотреть на галерейный бизнес с точки зрения затрат времени, сил, финансов и отдачи, то есть более прибыльные дела. Можно создать компанию по продаже чего-то и проводить жизнь в бесконечных беседах с чиновниками о том, как распилить очередной бюджет. А тут разговариваешь с художниками, и они открывают тебе новые направления мысли».

Эта жизнь с художниками — у всех на виду. С богемой все понятно, но Овчаренко уживается и с буржуазией, то есть с коллекционерами, — и это обычно остается за кадром.

«Галереи исполняют роль проводника, трубы между художником и коллекционером. Это зачастую социально противоположные типы, и им невозможно найти общий язык. Галерея забирает идеи художника, абсорбирует их и более-менее в доступном виде представляет коллекционерам. А у коллекционеров свои отклонения. Так что мне интересно это, а срубить “капусту” здесь и сейчас — нет».

Места, выделенного журналом под рубрику «Личное дело», для рассказа об Овчаренко явно не хватает. Одной только «Риджине» девяностых надо было бы посвятить статью побольше, но есть надежда, что все же будет издана книга, хотя бы к двадцатипятилетию галереи, и это будет рассказ о времени и искусстве. Если, конечно, ее владельцу придет желание остановиться, оглянуться и неспешно, с драйвом вспомнить все.