Елена Федотова, Рим–Москва

К мириадам римских музеев присоединились еще два — музеи современного искусства MAXXI и MACRO. Первый построила британка Заха Хадид, второй — француженка Одиль Дек. Однако язвительные критики нашли, к чему придраться и в этих архитектурных изысках.

При взгляде на новые музеи современного искусства, открытые в Риме одновременно — MAXXI и MACRO, россияне могут лишь завидовать черной завистью. Единственные европейские собратья по несчастью — римляне, у которых до сих пор не было достойного музея новейшего искусства, наконец построили сразу два. Хотя понятие «храм искусства» по отношению к музею несколько устарело, но когда музей выглядит как футуристическая загогулина невероятной красоты, в современное искусство хочется уверовать как в новое религиозное учение. Неудивительно, что наше новое искусство находится под таким подозрением, и в старинном здании ММСИ выглядит бедным нагловатым родственником, которого приютил старый дядюшка-консерватор. Однако и в Риме строительство новых зданий потянуло за собой ряд проблем и вызвало немало нареканий.

Рим долго держал оборону от вторжения варваров, читай — современной архитектуры. Законсервированность Рима — его достоинство и в то же время его проблема. Нарушить исторический облик Вечного города — преступление против человечества и туризма, но и невозможность построить нечто новое и ультрасовременное тоже угнетает. И все-таки власти Рима решились на эксперимент. Вопрос о строительстве музея современного искусства здесь подняли еще в 1990-х. В конкурсе на проектирование здания музея участвовали почти триста архитекторов. Победила Заха Хадид. По тем временам этот выбор был по-настоящему радикальным: в 1999 году, когда 32-летняя Хадид выиграла конкурс, у нее была репутация бумажного архитектора, причем одного из самых экстравагантных, а за плечами — всего-то два реализованных проекта: пожарной станции Vitra и перестройка здания IBA в Германии. И заметьте, ни одного музея. Возможно, к смелому решению итальянские власти подтолкнуло открытие Музея Гуггенхайма в Бильбао, сооруженного Фрэнком Гэри, проект Захи Хадид по степени чудачества ему ничуть не уступал.

Музей было решено построить в удаленном от центра месте — районе Фламинио, где располагались здания казарм начала ХХ века. Вообще-то, что институции современного искусства вынесены на окраину, — страшная несправедливость. Если счастливые почитатели античности и барокко могут плутать по центру, тут и там натыкаясь на шедевры, то любителю чего-то новенького придется шагать на выселки, чтобы достичь своей цели. Но в центре свободных мест нет.

MAXXI — типичный пример деконструктивизма. Как и любое постмодернистское здание, он оставляет впечатление вселенского чуда, то есть поражает своей алогичностью. Человек, далекий от строительства, никогда не сможет понять, как огромные цельнокроеные бетонные объемы, громоздясь друг на друга, стоят на тонких ножках-колоннах. Чтобы чудо свершилось, строители отливали цельные 50-метровые бетонные стены прямо на месте. Интерьер впечатляет еще больше — в здании нет ни одного прямого угла. И всюду сплошное движение, динамика — по такому музею, кажется, можно только летать. Стены круглятся, потолок кое-где и вовсе отсутствует, вместо него над головой идут какие-то световые траншеи. Нововведением Захи Хадид стал и наклонный пол в некоторых залах, так что зритель вынужден смотреть на искусство под углом, не то чтобы в ракурсе Родченко, но все же в довольно непривычном положении. В свою очередь, и головокружительные лестничные пролеты образуют выразительные перспективы. Именно многочисленные витиеватые лестницы и задают движение, словно реки обвивая объем здания. Неудивительно, что критики в один голос сравнивали интерьер музея с фантастическими проектами Пиранези.

Кстати, о критиках. Они изначально скептически смотрели на возможность существования искусства в таком пространстве. Да, Заха Хадид устроила настоящий бунт против «белого куба», но не она первая. И все-таки многим показалось, что в музее Хадид именно искусство и будет лишним, ведь мало что может выдержать соседство с такой гиперактивной архитектурой. Большинство критиков революционный подход Захи Хадид так и не убедил. В The Telegraph вышла статья Эллис Вудман с подзаголовком «Ошеломительное здание, ужасная галерея». А Рован Мур из The Guardian хотя и причислил музей к пантеону великих, заметил, что «здание не слишком заботится о своем содержимом», закончив на пессимистической ноте, что зрелищность архитектуры и стала главным недостатком музея.

Понятно, что Хадид — звезда архитектуры первого ранга, поэтому и судили ее по гамбургскому счету. В отличие от Одиль Дек, чей музей MACRО открылся одновременно с MAXXI и остался в тени критики. MACRO, конечно, уступил музею Захи Хадид и по масштабу, и по оригинальности. Одиль Дек перестраивала в музей пивоваренный завод Peroni, поэтому ее фантазия изначально была ограничена. Видно, что Дек пришлось лавировать между соблазном переделать завод до неузнаваемости и в то же время сохранить его интерьер. В неприкосновенности остались массивные железные столбы и балки в залах музея. В вестибюле же не было и намека на старину: криволинейные лестницы, страстная красно-черная гамма, полированные поверхности и в центре — футуристический объем лекционного зала, напоминающий космический корабль.

Если MAXXI делался по заказу государства, то MACRO — музей городской, муниципальный и, конечно, поскромнее, как по архитектуре, так и по коллекции, в которой преобладают работы итальянских художников. Коллекция же MAXXI имеет международное измерение. На открытии музея выставили все лучшее — получился случайный набор из топовых имен, но далеко не всегда топовых работ. Йозеф Бойс представлен поздней графикой, а не документацией перформансов или объектами, как, впрочем, Гилберт и Джордж, от которых в коллекции, напротив, ранняя графика, мало дающая представление о том, чем знамениты художники. Такие изыски скорее характерны для частных коллекций. Правда и то, что значительная часть коллекции MAXXI — 58 работ — дар миланского коллекционера Клаудии Джан Феррари: это работы Мэтью Барни, Кристиана Болтански, Уильяма Кентриджа, Ансельма Кифера. Конечно, MAXXI есть чем гордиться и есть куда расти. Здесь, например, хранится замечательная инсталляция Ильи Кабакова «Где наше место?». Наиболее органичной архитектуре музея выглядит огромная скульптура Аниша Капура: вот уж где вибрации архитектора и художника полностью совпали. Есть в музее и работы Йинки Шонибара, Кики Смит, Хаима Стейнбаха, Тони Урслера… Однако пока что в экспозиции не прослеживается никакой логики, коллекция не выстроена ни хронологически, ни тематически. Работы разбросаны по прекрасному зданию слишком хаотично и нисколько друг с другом не завязаны.

Среди европейских и американских звезд сияют итальянские. Луиджи Онтаньи, один из кумиров Тимура Новикова, как раз представлен типичными работами, при взгляде на которые становится ясно, откуда растут ноги неоакадемизма. Из творчества надежды итальянского искусства Франческо Веццоли была выбрана видеоинсталляция «Демократия», показанная на Венецианской биеннале. Да и первая большая выставка — итальянского классика концептуализма Джино де Доминичиса, куратором которой выступил Окиле Бонито Олива, — получилась выше всяких похвал.