Давид, которого нет

Юрий Аввакумов

7 января в рождественскую ночь в возрасте шестидесяти двух лет умер Давид Ашотович Саркисян, директор Государственного музея архитектуры (МУАР). Умер Давид. Больше я не услышу в телефонной трубке знакомый голос: «Это Давид. Знаете про типографию Лисицкого? Ее вывели из списка памятников архитектуры. Будем бороться!» Никто не услышит.  Да и бороться, кажется, скоро будет не за что и некому. Он был одним из последних.

Давид всегда удивлял. И когда он в 2000 году занял пост директора Музея архитектуры, не имея к архитектуре никакого отношения. Биолог по образованию, кинематографист по призванию — работал в 80-е на «Мосфильме», снимал документальное кино, ассистировал в 90-е Хамдамову — уже в 2002 году курировал российский павильон на Венецианской биеннале. Оказалось, что его появление в кабинете на Воздвиженке — акт не только отчаянной смелости, но и гражданского мужества, ведь профессиональный архитектурный цех к концу 90-х практически полностью перестроился под московскую власть, а Музей им. А.В. Щусева прозябал в забытьи… Всего лишь через год музей в бывшей усадьбе Талызиных заработал как скорострельное орудие, выпуская по две выставки в месяц. Фейерверк выставок — архитектурных, дизайнерских, художественных. Орудия музея не целили ни в кого и ни во что, кроме неба. Давид превратил сухую музейную жизнь в салют… Даже скучный кабинет директора сказочным образом превратился в пещеру Али-Бабы, заполненную чуть ли не до потолка книгами, фотографиями, бумагами, редкостями, свободного места оставалось на три стула: один для себя, два для гостей — готовая артистическая инсталляция, сама по себе музейный экспонат… Удивил Давид, и когда в друзьях у него мгновенно оказалась половина архитектурной Москвы, а те, что были у него всегда, с детства и юности, из других его занятий архитектуру благодаря Давиду полюбили… В последнюю неделю своей жизни он, кажется, успел со всеми созвониться и поговорить. И у каждого из нас остались в памяти его последние слова. Я пишу эти строчки в день смерти Давида, но знаю, что прощаться с ним придет пол-Москвы.

Так уж получается, что некрологи в нашей архитектуре ложатся в асфальт некрополиса. Умирают архитекторы, гибнут здания старой Москвы. Им бы еще жить да жить, но список потерь только растет — не случайно последняя выставка, открытая в музее, называлась «Бремя перемен» и рассказывала москвичам и гостям столицы о Москве, которой нет, о том, как Белокаменная, потеряв лицо, избавляется и от родословной. При Давиде музей из стылого фондохранилища стал оплотом сопротивления бездумному разрушению города, здесь писались петиции властям, собирались защитники исторического наследия, протестовали против сноса Военторга, ЦДХ, Детского мира… Место стало своим и для студентов, и для пенсионеров, для тех, кто только начинал накапливать память, и для тех, кто ею был рад делиться. И разумеется, для архитекторов и художников, получивших современный культурный центр в двух шагах от Кремля. Да что там, на наших глазах Давид Саркисян создал музей нового типа, живой, действенный, открытый, неравнодушный, интеллигентный, пассионарный, как он сам.

Первые десять лет века, или нулевые годы, как их принято называть, для кого-то, возможно, так и останутся обнуленными по числу исчезнувших памятников культуры, но не для Давида. Он не переносил пустоты ни в архитектуре, ни в человеческих отношениях, заполняя возникающие в культурном пространстве Москвы паузы самим собой, если не оставалось строительных материалов. В этом его урок нам и личный пример — не сдаваться, не приходить в уныние, даже когда вокруг пустыня. Давид сросся с музеем, он им жил и в нем жил, выполняя массу черной, «нецарской» работы, составляя пресс-релизы, собственноручно монтируя выставки, подкармливая дворовых собак. Теперь, когда его не стало, очевидно, насколько МУАР — это Давид, а Давид — это МУАР в биологическом, не в механическом роде. Его преемникам придется вспомнить то простое соображение о неповторимости феноменального, не пытаться заменить оригинал копией, а выстроить собственную конструкцию. Перед уходом Давид называл имя Натальи Душкиной в качестве своего заместителя. Он не знал еще, что его административные планы обернутся завещанием…

Последнее текстовое сообщение от него пришло вечером 31 декабря: «В новом году буду здоров, обещаю! С НОВЫМ ГОДОМ!»