Мария Семендяева, Борис Жучков

В Санкт-Петербурге возбуждено уголовное дело по факту обнаружения поддельных работ ветерана советского андерграунда Михаила Шемякина. Это первый в России случай, когда современный художник отстаивает авторские права через суд. Тот факт, что возбуждения дела добился человек, известный своей активной жизненной позицией и имеющий богатый судебный опыт в подобных делах на Западе, дает повод надеяться, что дело дойдет до приговора, а пример окажется заразительным для других художников.

Михаил Шемякин обратился в прокуратуру Санкт-Петербурга после того, как получил письмо от коллекционера из города Орла, чье имя в официальном сообщении прокуратуры не называется, с просьбой подтвердить подлинность двух работ Шемякина, которые он собирался приобрести. Художник настоял на том, чтобы взглянуть на сами работы. Когда в его петербургский офис прибыла продавец, некая аспирантка Художественной академии им. Репина, ее вместе с Михаилом Шемякиным встретили представители Петербургской прокуратуры и «антикварного» отдела ГУВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Тот факт, что работы не принадлежат кисти Михаила Шемякина, в ходе последовавшей экспертизы подтвердили специалисты и Росохранкультуры. На подделках неизвестный художник соединил несколько работ мастера (из серии «Карнавал Санкт-Петербурга», «Балаганчик» и эскизов для спектакля «Щелкунчик»), изменив цветовую гамму и дорисовав новые детали. В конце декабря 2009 года было возбуждено уголовное дело по статье 146 УК РФ («нарушение авторских и смежных прав»).

По словам самого Михаила Шемякина, активные действия прокуратуры последовали только после того, как он побывал в кабинете генерального прокурора РФ Юрия Чайки. До этого его попытки отстоять авторскую честь игнорировались. Михаил Шемякин приводит в пример еще одну историю, которая с недавних пор тоже заинтересовала прокуратуру. Художник рассказывает, что в марте 2008 года ездил в Красноярск на открытие собственной выставки и с изумлением узнал, что тамошний Союз художников незадолго до этого провел его персональную выставку. На выставке были показаны около 30 работ. Все работы предоставил местный коллекционер, чуть ранее купивший их для своей коллекции, причем подозрительно дешево. О том, что красноярцам показали подделки, Михаил Шемякин заявил, едва взглянув на фото работ, после чего, по его словам, написал заявление в МВД РФ. Однако в УВД Красноярска отказались возбуждать дело — в связи с отсутствием состава преступления. И только в январе этого года стало известно, что Генеральная прокуратура Российской Федерации запросила и тщательно изучила указанные материалы проверки, после чего отменила постановление УВД по Центральному району Красноярска как незаконное и необоснованное. Наказание по статье 146 УК РФ может варьироваться от штрафа до лишения свободы на срок до шести лет. Однако до приговора еще далеко. Это понимает и сам Михаил Шемякин, сетующий на неповоротливость российской правоохранительной системы.

Пока дело не дошло до инстанций, истории о циркулирующих на рынке подделках под Илью Кабакова, Владимира Дубосарского и Александра Виноградова, Константина Звездочетова остаются художественным фольклором

Михаилу Шемякину как эмигранту и частому клиенту судов разных стран в борьбе за свои авторские права есть с чем сравнивать. Недавно Шемякин нашел целую серию своих поддельных бронзовых скульптур во Франции — их распространял галерист Патрик Карпантье, — судился, выиграл и настоял на торжественном уничтожении фальшивых работ в плавильной печи. В конце 1980-х, когда Шемякин сотрудничал с нью-йоркской галереей Эдуарда Нахамкина, была история с отпечатанными галеристом фальшивыми литографиями. В России Шемякин прибегал к услугам адвокатов, обнаружив свои эскизы к балету «Щелкунчик» на обертках конфет некоей петербургской шоколадной фабрики. Правда, тогда, по словам Шемякина, «поскольку фабрика была связана с французами и не хотела портить отношения с зарубежными коллегами, они выплатили деньги мгновенно».

С кем связаны авторы подделок, попавших в руки красноярского коллекционера и петербургской аспирантки, будет выяснять следствие. Сам художник произносит имя бизнесмена Феликса Комарова, который выступал его галеристом в начале 1990-х годов в США. Пути художника и галериста разошлись, поскольку последний, по словам Шемякина, «не соблюдал обязательств по заключенному между ними контракту, причем в такой неприемлемой форме, что дело дошло до суда, решением которого Феликс Комаров должен был выплатить художнику крупную сумму неустойки». В конце концов выплаты не последовало, но бывшие партнеры, как вспоминает Шемякин, «заключили официальный договор, по которому деньги прощались в обмен на то, что Комаров никогда больше не будет иметь никакого отношения к имени и творчеству Шемякина». Феликс Комаров факт приговора, да и самого суда во многих интервью отрицает.

Впрочем, музейному сообществу не столь важно, откуда берутся подделки. Гораздо важнее прецедент, в который может превратиться дело Шемякина. Российские художники могут получить пример того, что авторские права можно и нужно отстаивать через суд. Это особенно актуально на фоне участившихся скандалов с обнаружением подделок современных российских художников в собраниях уважаемых коллекционеров и на торгах респектабельных аукционных домов. Достаточно вспомнить, как в мае 2008 года Илья Глазунов потребовал снять с торгов Sotheby’s заявленную под его именем картину «Вид Кремля», заявив, что не имеет никакого отношения к этому полотну.

Но пока дело не дошло до инстанций, истории о циркулирующих на рынке подделках под Илью Кабакова, Владимира Дубосарского и Александра Виноградова, Константина Звездочетова и других звезд современного искусства остаются художественным фольклором. Хотя в ситуации, когда подтвердить или опровергнуть авторство может сам художник, у судов зачастую отпадает необходимость в долгосрочных и порой затратных экспертизах. Скептики, несомненно, могут возразить, что подобные процессы в случае их распространения грозят превратиться в пиар-акции, с помощью которых художники начнут заявлять о себе или отказываться от работ, качеством (или аукционной ценой) которых они не удовлетворены. Так, в истории с тем же Глазуновым звучало мнение, что причиной, по которой автор объявил произведение не своим, стал низкий эстимейт, по которому картина была выставлена на аукцион (ее в результате продали с атрибуцией «школа Глазунова»). Но как раз в том, чтобы отличить пиар от уголовщины, и заключается в числе прочего работа следственных и судебных органов. А пока в России еще достаточно художников, которые заявляют о своих правах по настроению и в зависимости от текущей материальной ситуации, а также от коллекционеров, которые с радостью купят подозрительную работу по цене, вызывающей еще большие подозрения, просто потому, что им расскажут какую-нибудь невероятную детективную историю, связанную для правдоподобия с финансовым кризисом. Пример тому — коллекционер из Красноярска, купивший якобы живописные оригиналы Шемякина по цене тиражных литографий.