Екатерина Истомина

Публичные герои московской галереи «Триумф» Емельян Захаров и Дмитрий Ханкин — это мужчины, находящиеся у опасной черты 45-летия. Современное передовое искусство для них не только модный буржуазный бизнес, но еще и нетабуированная область острых ощущений и удовольствий.

«МЫ МИРНЫЕ ЛЮДИ, НО НАШ БРОНЕПОЕЗД ВОТ СЕЙЧАС СЮДА ПОДОЙДЕТ»
На самом деле Емельян Захаров — уролог, а Дмитрий Ханкин — банкир. Конечно же, сегодня за урологической практикой и банковским делом этих бравых парней уже не увидеть. Господин Захаров в свое время окончил Третий медицинский институт имени Семашко. Господин Ханкин удостоил посещением Московский финансовый институт, заведение, в «котором его все решительно устраивало: ранний учебный день и то, что там не надо было учиться вообще». «Девушки и кроссовки “Найк” — ох, все это было в нашей бурной молодой жизни», — с гордостью грустит Дмитрий Ханкин, добавляя, что в молодости оба они были «хорошо образованными, лихими и циничными людьми». Емельян Захаров про свой медицинский говорит, что «учился там, потому что туда евреев брали. Антон Носик — мой одногруппник. Какие руки были у Антоши. Золотые у него были руки!» — с тоской вспоминает галерист о былых урологических перспективах известного ныне блогера.

Однако по указанной в дипломах специальности ни тот, ни другой («друзья с первого курса, друзья с 17 лет» Захаров и Ханкин — ровесники, оба 1966 года) работать не захотели. Прибегая к медицинскому словарю, можно сказать, что они проводили щадящие (а то и не очень, но ведь время-то было какое — лихие девяностые) резекции антикварной полости, вынимая из нее «то Рубенса, то Моне, то Ренуара, то Кранаха» и иные жизненно важные для данного бизнеса органы. «У нас были музейные имена на стенке! Да что там! Не в каждом музее такие и встретишь, какие у нас были с пупсиком имена!» — гордится прошлыми подвигами Ханкин, и именно так, «пупсик», называет он господина Захарова. У самого Ханкина,кстати, нет никакого дополнительного ласкового имени. «С моей фамилией прозвище не требуется», — уверен Ханкин.

«Мы десять-пятнадцать лет занимались антиквариатом, но в конце концов поняли, что это занятие несколько не соответствует нашему темпераменту. Да, был тогда большой подъем рынка, и имена у нас были самые значительные. Потом как-то перестало старое искусство нас волновать. Сыграл свою роль и другой факт: огромное количество подделок на этом рынке. Подделок здесь так много, что если ты занимаешься старым искусством, то всегда находишься под подозрением. Люди просто думают, что ты жульман», — искренне печалится Емельян Захаров.

«Потом мы решили со старины пересесть на контемпорари. Это все Емельян придумал — заниматься современным искусством. Мы, впрочем, когда еще были антикварными дилерами, потихоньку покупали современное искусство и дружили с современными галеристами, например, с Маратом Гельманом, с Айдан Салаховой. Так что все получилось логично», — рассказывает Дмитрий Ханкин.

Вместе Ханкин и Захаров составляют единый и определенно красивый организм. И трудно даже представить, что в делах галереи «Триумф» замешан кто-то третий. «Имя этого человека можно найти на любом каталоге нашей галереи. Просто он не публичен», — говорит Захаров. Рафаэль Филинов, председатель фонда «Триумф» и председатель совета директоров золотодобывающей компании «Джеруйалтын», в отличие от двух говорливых ковбоев, видимо, спокойный человек, он не «разговаривает о политике в искусстве, об искусстве в политике, ведь это делаем мы» (Ханкин). Но, заметим в скобках, эта пара настолько гармонична, что господин Филинов поступил совершенно правильно, скрывшись в кулисах.

Господин Захаров, несмотря на еврейскую родословную и отца (директора Большого зала консерватории с 1952 года) с самым естественным комфортом обжился в образе хлебосольного, щедрого и совсем немелочного современного русского барина. У Захарова нервная борода, как у Парфена Рогожина, насморк, тревожная могучая осанка, складные рассказы в духе охотничьих баек, дача в Италии, светлые костюмы в шкафу и «Бентли» с транзитными номерами. Захаров любит взгрустнуть и тихонько признается, что (как и любой русский барин) страны своей не любит, как-то ее совсем не понимает, давно бы уж уехал, если бы не старенькие родители. Еще господин Захаров с трогательным коммерческим интересом любит великие скрипки и даже состоит на досуге в Международном обществе любителей скрипок.

Ханкин — это бодрая бодисатва в дорогих горных ботинках. Он пытливый путешественник, упорно, настойчиво исследующий одухотворенные горные перепады Тибета («ведь Непал уже так замусорен, понимаете») и употребляющий не алкоголь («я принципиально не пью уже 25 лет»), а конфуцианское mot «благородный муж». Хотя есть у него шуточка вполне в духе раннего Сартра: «Сегодня — простуда, завтра — саркома», он любит спорт, физические упражнения и тонко мечтает об уединении в пустыне. Словом, господин Захаров прошел бы кастинг у Никиты Михалкова, если тот бы вдруг опять задумал снимать на свой лад русскую классику. Господин Ханкин — это стопроцентно прыткое, законченное камео в «Убить Билла» и «Убить Билла-2» Тарантино. Однако боевитость, воинственный, почти вайнахский гордый дух, сила воли, готовность к защите своих коммерческих, артистических и творческих интересов сплачивают двух разных по повадкам друзей. Вместе они готовы дать отпор врагам-недоброжелателям, которые у галереи «Триумф», конечно же, имеются в избытке.

«МЫ БЕРЕМ ВСЕ, ЧТО МОЖЕМ ПРОДАТЬ»
«Триумфаторов» многие в московской художественной среде прежде всего так называемого левацкого толка не любят. О них говорят так: да, конечно, Ханкин и Захаров не жадные люди, вовремя платят художникам, но они базарно всеядные, мол, берут все, что есть на рынке, и не имеют никакой четкой политики галереи, и это совершенно непереносимо. Но именно такими словами не любят состоятельных людей, которые едят вкусно, давно живут умеючи и не привыкли экономить. Неприязнь к Захарову и Ханкину можно объяснить и коротко и ясно: «ну и они вообще».

И «вообще»: за что же можно любить гордой интеллектуальной братве Захарова и Ханкина? Держатся парни особняком, да еще и, как назло, до недавнего времени заседали именно в особняке — с буквально вызывающими буржуазными теплыми удобствами. В помещении «Триумфа» имелся не только работающий ватерклозет и жестянка с кофе, как это водится в иных артистических галереях, но еще и крыльцо, звонкий звонок, мраморные колонны и позолоченные лестницы. Великая русская классическая литература в лице «дядь», «сестер» и «братьев» могла бы с огоньком заночевать в этих декорациях.

Однако «это еще тот» особняк, дом приемов ЛогоВАЗа, сакральной организации мезозойской эпохи русского капитализма, структурой которой завлабы «на местах» пугали детей. Наследство, словом, совершенно карамазовское, но Емельян Захаров и Дмитрий Ханкин — это самые достойные ему наследники. Другие бы испугались.

«Да, мы сидим во дворце, но это сидение сильно оплачено нами самими. Если честно, то нам абсолютно все равно, как к нам относятся. Собака лает — караван идет. И почему мы вообще должны думать о других? Любят они нас, не любят? Враги? Ну да, есть у нас некоторые недоброжелатели. Сейчас очень много развелось таких, знаете ли, пуристов, которые любят поговорить, порассуждать о чистоте в искусстве, о четких критериях отбора произведений. Нас обвиняют во всеядности. Мы, мол, берем все, что есть. Нет, совсем не так. Мы берем все, что можем продать. Галерея — это ведь коммерческая организация. Галерея — это не музей, не фонд, не институт искусств, — с жаром рассказывает Дмитрий Ханкин. — А что нам завидовать? Мы потерханные, пожилые ребята, работа у нас тяжелая и не сильно благодарная».

«Да и еще! Нас обвиняют в разных глупостях, пишут наветы, доносы публичные в разные инстанции! Занимаются травлей наших художников. Вот про Лешу Беляева писали, что он фашист. Про «АЕС», что они пропагандируют педофилию и детское насилие. Ну что ты здесь скажешь? Лучше просто молчать, ибо обсуждать это бессмысленно! Помните ли вы девиз ордена Подвязки? Пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом плохо!» — героически возвышает голос Емельян Захаров.

Известная история с художником Алексеем Беляевым-Гинтовтом, награжденным по одному парадному случаю (в связи с вручением ему премии Кандинского в 2008-м) ярлыком «фашист», «триумфаторов» сильно задела. И их обиды, их возмущение можно понять. Ведь их тогда «в деле Беляева-Гинтовта» просто неправильно поняли.

Все просто: галерея «Триумф» — это дорогой, это хрустальный бизнес, это искусство, это особый этикет и изысканный в своем жанре политес. И одно-единственное слово, написанное в запале какими-нибудь «красными туфлями» (так галеристы именуют особо досадивших критиков женского пола), превращается в готовый ярлык. Ярлык, пугающий, положим, продавцов или чувствительную западную прессу.

Бизнес, золотые самовары, разговоры, приемы, любимое дело, невероятный особняк, зачищенный Непал, красный «Бентли», а тут какие-то нахрапистые выступления с мест! Профком какой-то. Фильм «Гараж». Какая-то идеология! Фашизм. Ну смешно же. Да нет ее. Нет никакой такой идеологии. Это все тетери-завлабы «на местах» когда-то думали, что идеология есть, но наследники дома приемов ЛогоВАЗа верно знают, что ее не существует.

В громкой обиде «триумфаторов» на «красные туфли» видна обыкновенная хрестоматийная разница в капиталистической и социалистической экономике. В первом случае мы имеем дело с созданным предметом, который нужно прославить, раскрутить и хорошо и быстро продать, пока не закончилась пружина раскрутки. Во втором — с предметом, которому надо приписать какую-нибудь идеологию. В первом случае — упаковка. Во втором — ярлык.

«Да, мы совсем не истерики. Сытые люди мы. И мы ведем свою работу, делаем каталоги, выставки, поддерживаем своих художников, исходя из того, что мы сами зарабатываем, исходя из того, что мы сами продаем. Никакого другого дяди за нашей спиной нет. Никто не носит тут коробки из-под ксерокса. Но мы не любим мелочиться. Мы всегда выполняем свои обязательства. Железно выполняем. Вот поэтому художники и любят с нами работать», — убедительно восклицает Ханкин.

Единственной проблемой карамазовской жилплощади, где, как утверждают «триумфаторы», никогда не ступала нога коробки из-под ксерокса, была резко пахучая близость Павелецкого вокзала. Настоящего русского московского вокзала — с его бессмысленными бомжами (наши герои, чай, ведь теперь не передвижниками торгуют). Но его, этот Павелецкий вокзал, ведь никак не снести. А бомжи — это икра для левых, либералов, которые, как уже указал нам господин Захаров, «травят людей, носят красные туфли и летают бизнес-классом».

Поэтому в апреле 2010 года у «Триумфа» появилось новое выставочное помещение: в единственном настоящем московском историческом гранд-отеле «Метрополь», над оформлением которого некогда не без успеха трудился сам Врубель. До того, как в это просторное помещение въехал «Триумф» (с оригинальными творческими изделиями группы Recyсle, мастеровитыми полотнами Дубосарского – Виноградова и прочими проектами), в нем располагались магазины Roberto Cavalli и Disquared2, успешных итальянских брендов. Впрочем, в апреле галерея планирует опять поменять свою дислокацию, «еще ближе к Кремлю», интригует Дмитрий Ханкин.

«МЫ ВООБЩЕ АПОЛИТИЧНЫ»
Емельян Захаров и Дмитрий Ханкин пока еще не Роберто Кавалли, поэтому неудивительно, что их нишевой великосветский бизнес серьезно накренился в момент финансового кризиса. Какой-то приблизительный рост «триумфаторы» Захаров и Ханкин ожидают не раньше 2015 года: «Кто доживет, тот будет на коне». Однако сами они собираются дожить. «Если бы я сейчас занимался нормальным бизнесом, то у меня было бы гораздо больше денег. Но я жертвую этими всеми потенциальными заработками ради того, что я действительно люблю. Продажи, чего греха таить, сейчас упали катастрофически. А инфраструктура и производство объектов современного искусства остались прежними. Те, кто покупал такие вещи, сейчас просто остались без денег. Кто-то вообще свалил из этой страны куда-то в теплые края. А тем, кто остался здесь, сейчас не до этого. Те, кто могут что-то покупать, сегодня приобретают иконы, классику русскую, Айвазовского, Шишкина. У нас же нет такого! Но мы вовсе не пессимисты, поэтому планируем дожить до хороших времен», — анализирует ситуацию Емельян Захаров.

«Сейчас, скажем так, большинство наших проектов некоммерческие. Раньше процентное соотношение приблизительно делилось поровну. Сегодня же коммерческим проектом мы считаем тот, где существует хотя бы сама вероятность что-то продать. Некоммерческие проекты — те, где мы продать даже и не надеемся», — утверждает Дмитрий Ханкин.

Тем не менее остроты ощущений «триумфаторам» всегда хватало и без гадания на монетарной гуще — продастся что-то или же нет. К их «острым» мужским подвигам, вне сомнений, нужно отнести чеченский прожект «Триумфа». Напомним, что в конце июня 2009 года ковбои «Триумфа» прибыли в столицу Чечни, город Грозный, где в Государственном театральном и концертном зале показали выставку «Хадж Ахмад Хаджи». Экспозиция включала в себя 15 изображений Ахмата Кадырова, трагически погибшего 9 мая 2004 года президента Чечни, выполненных Алексеем Беляевым-Гинтовтом в характерной для этого художника гедонистически мужественной манере.

«Никакой политики в этой выставке не было. Мы вообще аполитичны, мы даже не голосуем. Просто Грозный я лично помню как один из самых красивых городов в Советском Союзе. Я много раз был в Чечне, не только в Грозном. Теперь, впрочем, это уже совсем новый город, с широкими улицами, с кафе, с кино, и всюду кипит мирная жизнь. Женщины очень красивые, прекрасные дети. Кадыровым удалось сделать невозможное — замирить русский и чеченский народы. Сегодня в Грозном не боишься быть русским и не чувствуешь себя на враждебной территории», — задушевно рассказывает Емельян Захаров.

Никакого стационарного проекта — филиала «Триумфа» — в чеченской столице не было и быть не могло, как повторяет Захаров. Громкие чеченские гастроли изначально планировали как брутальное, блистательное, мощное артистическое турне («Ездили мы безо всякой охраны, она нам там просто не нужна, понимаете»), а за Грозным должна была последовать другая интересная провинция — Уфа и Казань. Впрочем, и в город Грозный Захаров и Ханкин планировали приехать еще раз, но из-за финансового кризиса турне так и не состоялось. Ох, было сладко, было остро, но щекотать нервы можно и в Москве.

«ОТКАТАТЬ ВЫСТАВОЧНУЮ ПРОГРАММУ»
У господ Захарова и Ханкина есть в хозяйстве собственная миссис Хадсон — это Рут Эддисон, и она самая настоящая англичанка. Роль Рут Эддисон в деле «Триумфа» трудно переоценить: именно эта храбрая женщина оказалась связным между самым передовым отрядом ведущих британских художников и «триумфаторами» из карамазовского особняка. Именно Рут Эддисон посылала позывные сигналы Дэмиену Херсту, братьям Джейку и Диносу Чапменам, Тиму Ноблу и Сью Вебстер, и те каким-то образом ответили ей и появились на площадке «Триумфа», где «с успехом откатывали свои программы».

«Мы привыкли работать с лучшими и самыми интересными. Нам важно показывать и продавать вызывающе актуальное. В этом и есть политика нашей галереи. Нас интересует молодое арабское искусство, каллиграфия. Нас интересует, что нового происходит в Иране или в Палестине. Мы не только смотрим на Россию, на Москву. Мы смотрим шире, и нас не интересует бульварный подход к жизни», — рассказывает Дмитрий Ханкин.

«Триумфаторы»-провокаторы, галеристы-ковбои на вопрос о том, являются ли они сами идеологами каких-нибудь актуальных, провокативных, диких рассудком групп (например, молва упорно приписывает Ханкину авторство анонимного «Танатоса Баниониса»), мужественно по-девичьи опускают глаза и под дорогой мебелью шаркают большими ногами. Они продюсеры, они участники «ядра» групп, куда, конечно, входят и еще неплохие талантливые люди. Но намек такой: мы — молчаливая сила, мы — в этих группах есть.

Как бы парадоксально это ни прозвучало, но Емельян Захаров и Дмитрий Ханкин выглядят самыми безобидными в галерейном террариуме Москвы персонажами, как бы им самим ни хотелось бы выглядеть иначе. Просто в своем бизнесе они оба родом из фильмов Квентина Тарантино, где много крови — из ничего. И даже Чечня для них — это никакая не война, а просто оригинальная выставка, просто острый откат программы. Жизнь-то одна у этих «потерханных» ребят, и ведь круто же как, честное слово, это очень круто.