Андрей Сарабьянов

Представим себе: в Москве выходит монография о великом английском живописце Уильяме Тернере, написанная известным русским искусствоведом N. В этом монументальном издании опубликованы многие работы художника из самых разных музеев мира. Но книга таит в себе сенсацию: в ней воспроизведено несколько десятков новых работ великого англичанина. Доселе они были неизвестны не только широкой публике, но даже специалистам. Сегодня — благодаря публикации — они стали достоянием общественности, которая, конечно, пришла в восторг от удивительных находок. Ведь большинство из них — а там есть истинные шедевры, раскрывающие новые аспекты творчества великого мастера, — долгие годы хранилось в частных собраниях (большей частью российских) и не фигурировали на многочисленных монографических выставках художника. Часть из этих работ принадлежит Фонду Уильяма Тернера, находящемуся в городе Малый Овсянск и зарегистрированному в Швейцарии.

Трудно представить, какое удивление и какую радость вызвал выход книги и у английских искусствоведов, и у простых ценителей творчества Тернера. Можно предположить, какая яростная конкуренция возникла между английскими музеями только за возможность приобрести новооткрытые произведения.

Сенсация!

Впрочем, шутки в сторону.

Эта фантазия родилась на примере реального события. В Лондоне вышла в свет монография о замечательной русской художнице Наталии Гончаровой. Написана Энтони Партоном, преподавателем истории искусства университета в Дурхаме. Доктор Партон — известный специалист в области русского авангарда. В 1993 году он выпустил книгу «Михаил Ларионов и русский авангард». И вот — через восемнадцать лет — еще одно монументальное издание.

Книга доктора Партона привлекает своей серьезностью и широтой охвата творчества Гончаровой. Автор ставит перед собой сложную задачу — во всей полноте исследовать наследие художницы, коснуться всех аспектов ее деятельности. Поэтому мы находим в книге разделы, посвященные не только живописи и графике (а они превалируют), но и театру, а также книжной иллюстрации. Подход истинно академический.

Но наше внимание привлек другой аспект книги. Поражает обилие «новых» произведений русской художницы. Все они — а там есть «истинные шедевры», раскрывающие новые аспекты творчества великого мастера, — долгие годы хранились в частных собраниях (не российских! российские нам известны) и не фигурировали на многочисленных монографических выставках художницы. Часть из этих работ принадлежит фонду «Русский авангард», находящемуся в Берлине — Цюрихе и зарегистрированному в Люцерне (Швейцария).

Конечно, в монографию включены и другие живописные произведения Наталии Гончаровой, проверенные временем и не вызывающие никаких вопросов. Воспроизведено 36 картин из Третьяковской галереи (хотя их в собрании музея более 400), 5 из Русского музея (а их там 34), более 30 из музеев России, Европы и США. С этим все ясно.

А вот картины из частных собраний? В книге их насчитывается несколько десятков, но нет никакой информации о самих собраниях (написано просто — private collection), нет ничего и о провенансе картин. Конечно, это не каталог-резоне, для которого такие сведения являются необходимыми, но все же сенсационная публикация никому не известных работ, да еще в таком количестве, требует пояснений.

Самое удивительное, что все эти картины датированы временем до 1915 года, то есть относятся к русскому периоду творчества Гончаровой. Откуда же они появились?

Как известно, Ларионов и Гончарова по приглашению Дягилева уехали из России в Швейцарию в июне 1915 года. Художники не предполагали, что эта поездка превратится в эмиграцию. Поэтому картины Ларионова и Гончаровой остались в России. Они хранились в их мастерской под присмотром Льва Жегина. Существенная часть была в начале 1920-х годов разослана через Музейное бюро в провинциальные российские музеи (вот откуда работы Гончаровой появились в Уфе, Пензе, Омске, Перми и других городах). Некоторое количество работ Жегин сумел разными путями переправить Ларионову в Париж, но в этом случае речь идет о единицах, а не о десятках картин.

Таким образом, вопрос о происхождении интересующих нас работ остается открытым. Каким-то чудесным (или иным?) образом они материализовались за пределами России и стали достоянием книги доктора Партона. Интересно, что процесс материализации иногда документирован. Так, к картине «Борцы» (1910–1911; ил. 124) «приложена» фотография борцов, сделанная в Петербурге в 1910 году (ил. 125). Из этого сравнения следует, что Гончарова почти буквально срисовала двух борцов с фотографии.

По аналогии с известными композициями Гончаровой появились новые городские сцены с извозчиками, зимние пейзажи, религиозные композиции, крестьянские сцены, многочисленные натюрморты.

Возникли картины-двойники (у извест­ного «Раввина с кошкой» из Шотландской национальной галереи в Эдинбурге (ил. 80) — «Раввин с петухом» (ил. 171)) и картины-антонимы (у картины «Велосипедист» из ГРМ — два «Автомобиля» (ил. 185, 220), которые едут, судя по витринам, по той же улице!).

У графики появились живописные аналоги: для вящей убедительности живописный «Аэроплан над городом» (ил. 224) воспроизведен на одном развороте с известным литографским листом «Ангелы и самолеты» из гончаровского цикла «Мистические образы войны».

Примеров еще много, они разнообразны, но перечислять все не имеет смысла. Скажем только, что их роднит нарочитая сделанность, стилизаторство и грубый вкус.

Какой же Гончаровой посвящена книга доктора Партона?

Это уже не Наталия Сергеевна Гончарова, известная нам по музейным коллекциям, выставкам и каталогам (в особенности после публикации полного собрания ее работ, переданного А.К. Томилиной в Третьяковскую галерею). Это Гончарова другая, странная, придуманная. Жаль, что она смогла ввести в заблуждение такого известного специалиста по русскому искусству, как доктор Партон.