Михаил Боде
Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Москва 1 февраля – 13 марта 2011
Собирать в России деревянных Доротей, Мартинов и Флорианов, наверное, то же самое, что в Германии коллекционировать Параскев, Власиев и Сергиев. Однако в Германии русские иконы так или иначе собирают многие (есть даже общества таких коллекционеров), у нас же готическую пластику — один Михаил Перченко. Правда, в позапрошлом веке в России были такой же степени увлеченности эстеты-«западники», такие, как, например, дипломаты Дмитрий Татищев и Павел Вяземский, которые приобретали старые немецкие и нидерландские «примитивы» в Вене, Карлсруэ и Гааге. Любил это искусство и предприниматель-коллекционер Дмитрий Щукин, брат Сергея Щукина, франкофила и фанатичного собирателя импрессионистов.
Михаил Перченко раньше увлекался русским фарфором и дальневосточным искусством, но, решив по зрелым соображениям, что и во всю жизнь не разберется в тонкостях японского, корейского и китайского письма, лет двадцать тому назад переключился с Востока на Запад. И не прогадал: в России конкурентов у него как у коллекционера и как у антиквара (его галерея «Старые мастера» постоянно участвует в Российских антикварных салонах) не было и нет. Правда, и отыскать на западном арт-рынке эксклюзивные произведения, подписанные хрестоматийными именами, довольно трудно. Тот же случай, что и с иконами: наиболее ценные вещи уже давно находятся в музеях или в таких частных собраниях, которые по уровню подборок мало чем отличаются от музеев. Однако есть возможность приобрести творение не самого «гран мэтра», а хорошую копию его ученика, работу художника его «мастерской», «круга», наконец, его «школы». К примеру, Питера Брейгеля Старшего не найти, но можно купить копию с него, выполненную его сыном Питером Брейгелем Младшим, или даже копию с этой копии (подобная есть на выставке). Для истового поклонника этого искусства такие варианты вполне приемлемы. К тому же по поводу авторства многих памятников Средневековья бывает, что нельзя сказать больше, нежели «художник дунайской школы», или «швабский мастер», или «мастер Святой Крови».
В этом случае, видимо, лучше всего положиться на Генриха Вельфлина и его «историю искусства без имен». И тогда можно получить просто впечатление от стилистического калейдоскопа искусства верхних и нижних немецких земель, а также сопредельных стран конца XV–XVI столетий. Плюс к этому экспозиция, состоящая из 60 скульптур и 33 картин (это лишь треть собрания Перченко) и занимающая Белый зал ГМИИ с колоннадами (частная коллекция впервые удостаивается такой чести), предоставляет любопытный иконографический материал. Как, например, роскошный триптих франко-нидерландского мастера Жана Бельгамба (со знаком «?»), само название которого «Новозаветная Троица с мистическим источником животворящей крови Христа» подводит зрителя к той мысли, что без познаний в теологии суть изображения ему не откроется. То же самое относится и к выполненному в Антверпене многочастному резному ретаблю (заалтарной композиции) «Святой Иаков (брат Иисуса) и святой Иоанн Евангелист», разобраться в котором можно лишь с помощью «Золотой легенды» доминиканца Якова Ворагинского. Миссию экзегета коллекционер доверил немецкому искусствоведу Хансу Нюдорпу из музея Майера ван дер Берга (Антверпен). Видимо, у нас подобные специалисты перевелись. Если все же мода на коллекционирование Средневековья у нас привьется, то не получится ли так, что вместе с произведениями каких-нибудь староверхнерейнских мастеров из-за рубежа придется вывозить и толмачей?
