Милена Орлова, Шарджа — Москва
10-я Международная биеннале современного искусства в Шардже омрачилась скандалом. Патрон биеннале шейх Султан III бин Мухаммед аль-Касими уволил ее художественного руководителя Джека Персекяна. Вызвавшая недовольство части мусульман инсталляция была удалена с экспозиции, Персекян принес свои извинения. Остальные произведения 80 художников из 40 стран можно увидеть до середины мая. Но трудно предсказать, как этот инцидент отразится на дальнейшей судьбе биеннале.
Скандал случился спустя почти месяц после открытия, в начале апреля, однако уже в дни вернисажа в воздухе чувствовалось электричество. На биеннале съехался цвет художественного мира, благо вернисаж совпал с ярмаркой «Арт Дубай», проходившей по соседству, в получасе езды, а кроме того, многие западные профессионалы сейчас подвизаются в Арабских Эмиратах на разных проектах. В Шардже можно было увидеть и директора Музея Гуггенхайма Ричарда Армстронга, и куратора Ханса-Ульриха Обриста, и главу нью-йоркского фестиваля Performa Роуз Ли Голдберг, пожаловали и Илья и Эмилия Кабаковы, устроившие спуск на воду своего «Корабля толерантности», на парусах которого воспроизведены рисунки местных детей, а в жюри биеннале, вручившем несколько призов участникам, вошли такие знаменитости, как Борис Гройс и Клаус Бизенбах.
Западные критики поспешили окрестить нынешнюю биеннале «художественным аналогом каирской площади Тахрир», «зеркалом последних революций». Видимо, многие купились заранее, прочитав декларацию кураторов. Над биеннале работали три человека: англичанка Сюзан Коттер, руководитель проекта Гуггенхайма в Абу-Даби, Раша Сэлти из Бейрута и базирующийся в США Хэйг Айвазян. Они предложили тему «Сюжет для биеннале», некий сценарий воображаемого фильма, который описывается, помимо прочего, такими словами, как «предательство», «необходимость», «восстание», «коррупция». Впрочем, найти на выставке какие-то буквальные иллюстрации этих сюжетов было довольно проблематично, напротив, многие работы поражали удивительной деликатностью и даже, можно сказать, какой-то витиеватостью. Возможно, дело в том, что за некоторыми исключениями в лице международных звезд — в их числе, например, патриарх социального искусства Ханс Хааке и лидер политического искусства Альфредо Джаар, — большинство экспонентов происходят из стран ближневосточного региона, где по-прежнему сильна традиция аллегорий и иносказаний.
Скажем, в фойе художественного музея было вывешено огромное черное полотнище с золотым орнаментом «огурцами», повторяющим самый популярный рисунок кашмирских шалей. Только при очень близком расстоянии можно было разглядеть, что это не вышивка, а сотни крошечных золотых иголок, что по замыслу автора Аиши Халид должно было послужить уколом, напоминающим о тяжелом и низкооплачиваемом труде современных золотошвеек. Девушки на гиперреалистических картинах Шохре Мехран, художницы из Тегерана, изображены исключительно со спины, что намекает на то, что речь идет об исламском мире, где даже школьницы не любят показывать лицо. Стоящая напротив входа в музей ракета художников Жоаны Хаджитомы и Халила Жорежа вовсе не символ военных амбиций, а, как следует из пояснений авторов, реконструкция забытого исторического эпизода, когда Ливан в 1968 году пытался построить свою космическую ракету — в научных целях.
Внимательно разглядывать стоит и серию рисунков пакистанца Имрана Куреши «Умеренное просвещение». Это стилизованные под старинные персидские миниатюры портреты-типажи современных мусульман. Впрочем, международное жюри предпочло наградить другую его работу — сделанную специально для биеннале инсталляцию «Благословение на землю моей любви». Дворик одного из исторических зданий, где проходит биеннале, бывшего госпиталя Bait Al Serkal, выглядел как залитый кровью, но опять же при ближайшем рассмотрении выяснилось, что из бурых пятен на мостовой «вырастают» стараниями художника экзотические цветы.
Хотя русских художников на биеннале заявлено не было, «российский след» можно было обнаружить сразу в нескольких проектах. Восходящая звезда из Казахстана Алмагуль Менлибаева исполняла в своем фильме странноватый танец-дефиле со шкурой лисы на фоне нефтяных вышек Каспия. В одном из залов можно было обнаружить подборку советских архивных киноновостей 1950–1970-х годов, которые сегодня смотрятся произведениями концептуального искусства. Наконец, с эффектной инсталляцией выступила группа Slavs and Tatars, которая сообщает о себе, что базируется она «между Москвой и Брюсселем», и про которую также известно, что в нее входит друг Марии Байбаковой, еще совсем недавно московской галеристки. Slavs and Tatars соорудили нечто вроде святилища под названием «Дружба народов», где представлены результаты «брака» между столь разными культурами и цивилизациями, как, например, сарматы и католики.
40% работ были сделаны специально для биеннале
Актуальная тема народных волнений, восстаний и вооруженных конфликтов в биеннальских работах была смикширована разными эстетическими ходами, однако революционный дух все-таки давал о себе знать. В набитый респектабельной публикой шаттл, курсировавший между точками биеннале, разбросанными по центру города, буквально ворвался молодой человек богемного вида и заявил: «Вы все сейчас будете протестовать против вторжения в Бахрейн, я художник!» Народ в автобусе захихикал. Тем не менее Ибрагиму Курейши удалось найти несколько добровольцев, которые стояли перед входом в музей с табличками в руках с именами убитых во время инцидента граждан Бахрейна. Эта импровизированная демонстрация была быстро свернута, а ее инициатору пришлось давать объяснения в полиции. Другой участник биеннале Валид Раад, профессор Университета Дагестана, подгадал к вернисажу объявление о бойкоте строительства филиала Музея Гуггенхайма на острове Саадият в Абу-Даби (что было особенно пикантно, учитывая, что одна из кураторов биеннале руководит этим проектом). К нему присоединилось еще 130 творческих работников, требующих хороших условий труда для строителей-гастарбайтеров. «Художники не должны выставляться в здании, построенном на горбах эксплуатируемых рабочих», — заявил Раад и добавил, что «люди, работающие с кирпичами, заслуживают не меньшего уважения, чем те, кто орудует кистями и видеокамерами». Казалось бы, таких выступлений уже достаточно для того, чтобы биеннале была скандальной, но оказалось, что главный скандал впереди.
Его предметом стала инсталляция алжирца Мустафы Бенфодиля, известного на родине в качестве корреспондента французской газеты Al-Vatan, в так называемом «районе исторического наследия» — отреставрированных остатках старого города, рядом с большой мечетью. Инсталляция представляла собой футбольный матч между двумя командами, игроков которых изображали безголовые манекены, одетые в майки с именами разных восточных интеллектуалов. Инсталляцию дополняли тексты на английском, звучавшие из динамиков, а по стенам двора, где происходил этот импровизированный поединок, были нанесены граффити на арабском языке, которые и вызвали недовольство части публики как «открыто сексуальные», что некоторым показалось непочтительным по отношению к встречающемуся рядом имени Аллаха. Почему журналист и писатель вдруг оказался в роли художника, объясняется просто — пьесы Бенфодиля на родине не ставят, и читать стихи ему негде. Он начал читать их прямо на улицах, скажем, на автостоянках, таким образом превратив эти выступления в несанкционированные перформансы. Эти чтения сам автор называет «дикими», или «лингвистическим базаром», где мешаются разные наречия, брань и поэзия. Кураторы, пригласившие Бенфодиля на биеннале, оправдывались тем, что это «голоса жертв алжирских религиозных экстремистов» и что ничего оскорбительного по отношению к исламу художник, естественно, в виду не имел. Руководитель биеннале Джек Персекян, армянин, выросший в Иерусалиме, не понаслышке знает об этнических и религиозных конфликтах, он поспешил принести свои извинения всем, кого эта инсталляция могла задеть. Но работу убрали. А Персекяна уволили. Эти действия властей удивления не вызывают: Шарджа — один из самых консервативных эмиратов. Однако неизвестно, сохранит ли Шарджская биеннале после этой истории свой статус международного артистического оазиса.