Григорий Ревзин, специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»

Летом после поездки в Шанхай меня пригласил к себе один человек, в прошлом серьезный, а теперь скорее развлекающийся, и стал убеждать, что наш павильон на всемирной выставке — это лажа. Павильон построил Левон Айрапетов, а экспозицию делал Борис Краснов. Россию представлял Незнайка, тема ЭКСПО была «Лучший город — лучшая жизнь», и мы сочли, что «Солнечный город» Николая Носова идеально соответствует. Мой собеседник меня корил. Во всех публикациях о русском павильоне указывается, что это ужас и позор, потому что для китайцев Незнайка — это маленький невежда, а у них невежда это очень плохо. Я тоже пересказал этот сюжет, но потом написал, что получилось неплохо, в особенности на фоне остальных павильонов. Собеседник же меня прямо спрашивал, где в павильоне гордость России и величие нашего государства.

Незнайка разом хотел играть на трубе, писать стихи, быть художником, инженером и т. д. Что у него ничего не вышло, это не так важно, само желание было симпатичным

Надо сказать, что точка зрения, которую он выражал и которую разделяли многие действующие серьезные люди, как-то доминировала все лето, и моя, как мне казалось, сдержанная одобрительная статья осталась сугубо маргинальной. Мой собеседник даже счел ее небескорыстной. Серьезные люди протолкнули негатив по Незнайке в президентскую администрацию, и к приезду Медведева в Китай экспозицию нашего павильона велено было переделать. Из этого, однако, мало что вышло, поскольку Медведев поехал один, без Путина, и финансирование вышло куцее. За исключением видеопрезентации «Сколково» ничего не поменялось, и видимо, те же люди осенью разрабатывали сюжет, что вот Медведев поехал и опозорился, а многомудрый Путин не поехал.

Так продолжалось до 31 октября, когда жюри ЭКСПО присудило серебряный приз России за лучшее раскрытие темы выставки («золото» получила Германия). Поразительным образом публикаций ничтожно мало — газеты и радио ограничились информационным сообщением РИА «Новости»: те дали новость со ссылкой не на официальную информацию ЭКСПО, а на нашего комиссара на выставке Владимира Страшко, то есть как-то неуверенно, телевизор вообще промолчал. Хотя все честно. У китайцев непросто, премии там распределяются в категориях «A, B, C, D» и в трех номинациях (дают еще за лучший проект и лучший интерьер), всего 34 павильона получили разные награды, но мы-то выиграли «серебро» в категории «A» в главной номинации. Это наш самый большой успех в участии в ЭКСПО со времен «Рабочего и колхозницы» Веры Мухиной.

Не поймешь даже, как удалось похерить такую сногсшибательную новость — у нас немного международных достижений, а это произошло прямо после визита президента Медведева. Но вот что приходит в голову. «Рабочий и колхозница» у нас очень прозвучали главным образом потому, что полностью соответствовали настроениям в умах элиты. Порыв, индустриализация и коллективизация. А потом они получили приз ЭКСПО и решили установить их в Москве в знак памяти о всемирно-историческом признании. А Незнайка… Не столько китайцам, сколько нашим серьезным людям возможно было как-то неуютно в образе незнаек, и сюжет решили особенно не пиарить. Нам действительно ближе тема нашей многомудрости, а тут какой-то конфуз. Но как журналист и некоторым образом новостник, я все же считаю необходимым исправить положение. Это не лезет ни в какие ворота. Наш павильон признан вторым в мире, а мы в недоумении.

Но исправлять положение надо, я думаю, не в лоб, не то чтобы кричать повсюду: «Россия — Незнайка — Шанхай!» — а как-то по-умному. Я думаю, надо найти точки соприкосновения между Незнайкой и господствующими в России настроениями серьезных людей. В этой связи я предлагаю обратиться к манифесту Никиты Михалкова и провентилировать его на предмет возможных сопряжений.

Этот документ многие анализировали и находили в нем кучу несообразностей. Идеалы Никиты Михалкова разнообразны и разнохарактерны, в одну кучу просвещенных консерваторов у него попали и государь Николай Павлович, и Александр Освободитель, и Петр Струве, и Константин Победоносцев, реформы Михаила Сперанского у него непостижимым образом «поддерживали земство», Византийской империи был свойственен «просвещенный национализм», увеличивать свободу для него означает укреплять государство, новации должны опираться на изучение обрядов и ритуалов, он считает, что «человек со здравым рассудком, как правило, консервативен», а «консервативную традицию отличает то, что она не рационалистична, а мистична» и т. д. — ничего ни с чем не сопрягается. Я бы, однако, считал более важным отметить не внутреннюю противоречивость этой программы, а другое ее качество.

Прагматически этот манифест стремится защитить нас от новой волны модернизации, которая, возможно, будет не слишком уважительна к сложившейся ситуации. Это вполне понятная позиция. Но представляется изумительным, как осмысляется эта самая ситуация. Все же нельзя не заметить, что нынешняя констелляция государственной власти в России сложилась всего-то в 2004 году, это очень юное создание, ему шесть лет. Осмысляется же она как тысячелетнее царство, которому угрожает модернизационный обвал, но это ни с чем не сообразно.

Алексей Толстой справедливо писал о Буратино: «Не нужно забывать, что Буратино шел всего первый день от рождения. Мысли у него были маленькие-ма­ленькие, коротенькие-ко­ро­­тенькие» — тут есть в чем-то похожий эффект. Счесть, что президентство Владимира Владимировича и последующий дуумвират каким-то образом вытекают из обрядов и ритуалов, что Константин Победоносцев или, с другой стороны, Николай Бердяев обнаружили бы в нынешнем государственном устройстве какое-то сродство со своими представлениями о добре, можно только в художественном порыве. В этом даже есть какая-то детская вера в то, что все хорошее всегда вместе: где варенье, там и конфеты, а невкусный суп живет совсем в другом месте.

Никита Сергеевич соединяет в манифесте все хорошее, что ему ведомо — и православие, и другие хорошие религии, и свободу граждан, и покорность подданных, и креативный класс, и крепкую политическую гвардию, и даже немного плохого («идеология просвещенного консерватизма базируется на… признании греховности человеческой природы и неразрывной связи человека с окружающим его материальным миром»), и это все у него как-то друг другу не противоречит. Я в этой связи хочу напомнить, что Незнайка тоже разом хотел играть на трубе, писать стихи, быть художником, инженером и т. д. Что у него ничего не вышло, это не так важно, само желание было симпатичным.

Утверждается, что высказанное Никитой Михалковым поддерживается большинством нынешней российской элиты, в особенности партией «Единая Россия», — не знаю, не вхож. Но мне кажется, в этом есть точки соприкосновения с образом Незнайки. Общим тут является легкость мысли, убежденность, что все вокруг дураки, а что я хочу, то будет, и это будет правильно. Основанием этого убеждения является некоторая ограниченность опыта, искреннее ощущение, что то, что происходит с тобой сейчас, оно длится с незапамятных времен и всегда такое же и было, а даст Бог и будет. Они, похоже, мыслят.

Есть одна сложность: Незнайка не националист. Конечно, он мог бы согласиться с тем, что «мы — не Гондурас», потому что не был в Гондурасе, но непосредственное осознание глубочайшего исторического величия коротышек ему неведомо. Но я полагаю, дело не безнадежно. Для соединения с образом Незнайки, признаю, нашей консервативно-просвещенной элите требуется сложная мыслительная процедура, однако тут может помочь опора на наши обряды и ритуалы, на традиции. В этом даже можно углядеть известный консерватизм. Незнайка вообще-то явился к нам не из Китая — это глубоко русский герой. Как пишет Александр Кашанский, «Незнайка — это минимизированный по возрасту и выразительности архетип шута-трикстера, широко проработанный русским национальным сознанием в русских сказках, как Иванушка-дурачок. Иванушка все совершает “по щучьему велению” и этим чрезвычайно силен».

Мне кажется, это в чем-то похоже на Никиту Михалкова, а мысль о том, что он чрезвычайно силен, не может ему не импонировать. Новому русскому консерватизму надо только признать, что он не столько продолжатель идей Константина Победоносцева, сколько Иван-дурак при Константине Победоносцеве. Ведь понятно, что достичь всемирно-исторического величия при таком уровне понимания истории и государственного строительства можно только дуриком, ну то есть чудом.

В общем, если кратко, что я предлагаю? Я предлагаю сделать Незнайку символом просвещенного консерватизма, потому что в сущности… так оно и есть. Тогда можно сказать, что он уже получил серебряный приз всемирной выставки. И у нас уже есть основания для глубокой гордости собой, а в будущем, когда получим золотой, будет еще больше.