Макс Сэддон
Галерея White Cube, Лондон 15 октября – 13 ноября 2010
Принцип видеоинсталляции Кристиана Марклэя невероятно прост — это закольцованное видео. Художник прошерстил более 3000 фильмов в поисках фрагментов, где фигурируют настенные или наручные часы и другие, связанные со временем, атрибуты, а потом собрал их в непрерывную 24-часовую идеоленту, которая — если правильно подстроиться — точь-в-точь совпадает с действительным временем. То есть когда Чарльз Бронсон в «Однажды на Диком Западе» Серджио Леоне (1968) говорит Генри Фонде: «Время и правда летит! Уже больше 12», — на часах действительно 12:08.
Интерес Марклэя к кино прослеживается и в его предыдущих работах, в которых художник исследует и не без наслаждения разрушает границы между визуальным искусством и музыкой, именно они принесли ему известность в 1980-е годы. В недавних работах, таких, как «Видео-квартет» (2002) и «Перекрестный огонь» (2007), различные, зачастую неузнаваемые кадры из голливудских блокбастеров образуют единое симфоническое полотно из сопровождающих оригинал звуков. В «Часах» музыка также играет ключевую роль, обеспечивая работе целостность. Звук, как известно из Гоголя, зачастую управляет движением повествования, и Марклэй нередко вкрапляет музыку или иной звуковой эффект из последующего отрывка в уже играющий, не столько, чтобы возвестить о том, что следует, сколько, чтобы интегрировать его в единое целое. Столь ловкая редактура делает видеотекст чем-то большим, нежели просто скомпилированным набором ссылок, чем часто грешит такой жанр, как коллаж.
Безусловно, возникает желание угадывать сцены, будь то речь Кристофера Уокена про карманные часы в «Криминальном чтиве» в 11:45 или Клаус Кински, борющийся за свой оперный театр в «Фицкарральдо» час сорок спустя, однако тут актеры оказываются героями более масштабной истории, в которой они лишены своего звездного статуса. Перед нами обычные люди, погруженные в свои дела, в основном бытового свойства, в разное время суток они просыпаются, в половине первого усаживаются за стейк на ланч, постоянно что-то выясняют и глубоко вздыхают. Многие из них фигурируют в фильме Марклэя неоднократно, на разных стадиях своей карьеры, и на первый план вместо вымышленного персонажа выходит актер, подверженный старению, напоминая нам о стремительности времени. Такое построение позволяет фильму существовать в двух временных измерениях одномоментно: в законсервированном времени эпоса, с актерами и своей мифологией, то есть в исходном кинематографическом материале и в живом времени настоящего, неумолимо движущемся вперед вместе с целлулоидным хронометром Марклэя. Таким образом, видео превращается во временной Gesamtkunstwerk, часы на ходу. Блестящей работу Марклэя делает именно эта тотальность, осознание, что самые обыденные действия и простое течение «настоящего времени» в умелых руках становятся самой захватывающей и увлекательной из всех историй. Конечно, большинство зрителей, как правило, не задерживаются перед видеоинсталляциями дольше чем на минуту, однако в данном конкретном случае лондонская публика проявила готовность часами простаивать в очереди, чтобы попасть в галерею. Все места в кинозале, в который галерея временно превратилась, заняты с самого утра, пространство на полу также оккупировано зрителями, пребывающими в лихорадочном ожидании полудня. Но вот когда часы пробили 12, гул толпы утих, персонажи занялись своими обычными делами, а время, как всегда, продолжило свой ход.
