Андрей Ерофеев

28 ноября 2009 года Владимир Путин подписал постановление правительства о сносе здания ЦДХ и Третьяковской галереи на Крымском Валу. Подписал-таки! Рука не дрогнула, несмотря на протесты художников, литераторов, музыкантов, дизайнеров, архитекторов, издателей, режиссеров, фотографов, модельеров, антикваров, искусствоведов, кураторов. Несмотря на единодушное возмущение журналистов. Несмотря на требования ведущих архитекторов страны сохранить этот дом. Невзирая, наконец, на красноречивые итоги публичных слушаний, на которых руководство Москомархитектуры было попросту освистано собравшимися.

Вполне вероятно, что до ушей самого Путина этот протестный гул не докатился. Путину вряд ли знакомы имена даже самых известных из протестовавших. Не исключено также, что наш премьер вовсе не осведомлен о том, какой именно дом он распорядился снести, что в этом доме происходит, чем он славен. Во всяком случае, никто из завсегдатаев и сотрудников ЦДХ–ГТГ никогда там Путина не видел. Поэтому вряд ли перед мысленным взором премьера промелькнули выставки, ярмарки, фестивали, кинопоказы, когда он — как кран завернул — росчерком авторучки ликвидировал главную площадку культурной жизни России.

Вся эта история заварилась год назад, когда жена московского мэра и богатейшая женщина страны Елена Батурина выдвинула план захвата Парка искусств и расположенного на нем музейно-выставочного здания, чтобы превратить это место в приватную прогулочную зону с элитным жилым комплексом шарообразной формы под названием «Апельсин». Парк по размерам сопоставим с территорией Кремля. Его коммерческое использование сулит баснословные барыши. Однако федеральные власти осознали собственные выгоды от этого проекта не сразу. Зачем, думали они, строить модернистский «чупа-чупс» напротив храма Христа Спасителя? А как быть с Третьяковкой — ее же не выселишь, ничего не предоставив взамен. Долгое время шансы двух партий — художнической, которая ратовала за сохранение ЦДХ–ГТГ, и лужковско-батуринской — были равны. У защитников ЦДХ позиции были даже предпочтительнее, ибо в ситуации неочевидного выбора начальство, как правило, выбирает статус-кво. Однако победу одержали Батурина с Лужковым.

Я убежден, что дело решила не точка зрения Путина и его окружения, а схватка менеджеров, в которой лужковские эксперты вчистую переиграли чиновников от культуры. В мэрии работают люди, способные формулировать, проталкивать и, если надо, вопреки здравому смыслу и совести защищать интересы городской администрации.

В случае с ЦДХ–ГТГ перед Путиным эксперты раскатали мощнейшую риторику эколого-историко-экономико-архитектурного футуризма, разбавленную мелодраматичными ламентациями по поводу халтурного советского сооружения, отравляющего асбестовой пылью легкие любителей искусства. По ходу дискуссии лужковские волкодавы вытряхивали из рукавов все новые козыри. Кремлю не нужно будет платить за новое здание Третьяковки. Лишь бы убрался музей из парка, а там, сбоку у бензоколонки, мэрия сама возведет ему дом на деньги инвесторов. Были, несомненно, и тайные предложения, о которых мы узнаем позднее.

Экспертами со стороны художественного сообщества на заседаниях правительства выступали три отраслевых начальника — замминистра культуры Павел Хорошилов, директор ГТГ Ирина Лебедева и представитель владельцев ЦДХ Масут Фаткулин. Министр культуры Александр Авдеев, который всю осень оборонял Петербург от небоскреба «Газпрома», по ключевому для культуры вопросу о ЦДХ предпочел промолчать. Пресса ни слова из него не смогла выдавить. «Не наше дело комментировать» — как он любит выражаться. Объясняться вместо себя он послал вышеназванную троицу. А они — все и сразу бездарно, позорно и подло сдали. Им бы для приличия избрать капитулянтскую позицию. Мол, аргументы и силы противника таковы, что ничего не поделать. Так нет же, они радостно приветствовали идею сноса родного для Лебедевой и Фаткулина, подведомственного для Хорошилова дома российской культуры.

Казалось бы, чему тут удивляться?! Почти все 70 лет советской власти начальников культуры дрессировали бороться с живым искусством. Однако Хорошилов и Лебедева — начальники новой формации. Оба карьерные искусствоведы. Знакомы с современным искусством не понаслышке. Многих художников знают в лицо, со многими из великих на «ты», часто бывают на вернисажах. Представляют новое российское искусство за границей. Они прекрасно понимают, чем обернется для страны реализация батуринского плана. В одночасье в столице для широкой публики исчезнет современная культура, потому что только посвященный знает о существовании «Винзавода», «Гаража» и «Фабрики». Расположены они, как известно, на задворках, на складских окраинах, среднестатистический житель Москвы с семьей в воскресный день туда не поедет. А если говорить о Третьяковке, то со сносом ее дома на долгие годы закроется единственная в России постоянная экспозиция искусства ХХ – рубежа ХХI веков. Прекратятся выставки, остановится комплектование, закончится научная работа. Все силы коллектива уйдут на переезд 35-тысячной коллекции, архива, библиотеки в новоотстроенные помещения. Все это начальники-профессионалы прекрасно понимают. И сознательно торопят развитие событий в этом направлении, не утруждая себя честными объяснениями с прессой.

Основываясь на опыте многолетнего общения с этими господами, выскажу свое личное объяснение происходящего. На мой взгляд, такое поведение иначе как предательством профессиональных интересов не назовешь. Оно вытекает из рефлекса инициативного конформизма. Эти люди выработали умение предугадывать повороты начальственного настроения и направления властных ветров. Если типичный советский конформист эпохи оттепели прогибался под давлением власти по необходимости и без удовольствия, то конформисты брежневской эпохи выросли совершенными представителями класса homo sovieticus. Они наделены особой чувствительностью к переменам идеологического климата. Если властный дух времени благоволит живому искусству, как это было в период перестройки, то наши герои с радостью бросаются приветствовать авангард. Но едва только в стране наметился поворот к консерватизму, они первыми начали борьбу с собственной профессиональной средой. Я был непосредственным свидетелем того, как задолго до батуринского плана методично сворачивалась в Минкульте и в Третьяковке бюджетная поддержка закупок современного искусства, как под благовидными предлогами сокращалась выставочная деятельность. В связи с этим переход к ликвидации самого дома современного искусства кажется более чем логичным.

В процессе борьбы за ЦДХ–ГТГ перед деятелями культуры неизбежно возникает вопрос: как поступать с представителями культуры во власти, допускающими подобное предательство профессиональных интересов? Какими средствами заставить их, по статусу являющихся нашими защитниками, хотя бы принимать в расчет общие интересы культурной области? По-моему, таких людей исправить нельзя. Власть должна и может понять их контрпродуктивность. И поменять на профессионалов нового поколения, на искусствоведов времен перестройки, у которых начальственная жилка неотделима от политики компромиссов и толерантности, от тяги к модернизации страны и желания поддержать ее современную культуру.