Григорий Ревзин, специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»

Был на архитектурной биеннале в Венеции, встретил главного редактора «Артхроники» Милену Орлову, которая тут же меня спросила, как мы будем жить в будущем. Почему-то архитектурные выставки у людей ассоциируются с будущим, с художественными так не бывает. Скажем, придут люди на выставку премии Кандинского, у них много вопросов, но о том, какое оно, будущее, никто не спрашивает. А если архитектура, то всегда будущее.

Ни одного ветряка на всю биеннале — позор! Нет идеи будущего. У Китая есть, а у Европы нет. Причем будущее Китая — это вчерашний день Европы, то есть отстой

Однажды у меня заболела мама, я долго ходил к ней в больницу. У нее в палате лежала безнадежная больная — молодая женщина, Танька. Она уже давно умерла. Она вырезала сложные пространственные композиции из использованных капельниц. Это превратилось в повальное увлечение больных: люди, кто без ног, кто еще без чего, лежали и от нечего делать резали гармошки, косички, инсектов из капельниц и вешали их у своих коек. Внизу у каждой поделки качалась игла от шприца как знак происхождения и некоторым образом корень. Диковатое зрелище.

В Венеции я вошел в канадский павильон и вздрогнул от ужаса узнавания. Там была экспозиция, явно сделанная Танькой. На самом деле ее сделал Филипп Бизли, архитектор из Канады, выигравший право украсить этим павильон по общеканадскому конкурсу. Павильон был заполнен формами нежити, вырезанными из капельниц, снизу покачивались те же иглы, волосики из пластмассы электризовались и тянулись к тебе, когда проходил мимо, с целью то ли приласкать, то ли покушать. Называлось это все «Гилозоистическая земля». Диковатое зрелище.

Когда я учился, книг толком не было, и о Венеции в библиотеке нашелся только дореволюционный Джон Рескин (теперь его называют Раскин), «Камни Венеции». На биеннале я зашел в английский павильон, и там оказалась выставка про эту книгу. Там были его записные книжки с подготовительным материалом, его рисунки, коллекция его даггеротипов. Там еще был сделан садик на балконе с травками и цветочками, которые растут в венецианской лагуне, в соленых болотах. Ну потому что Рескин считал, что формы архитектуры произрастают из растительных орнаментов, и постоянно сравнивал растения и разные архитектурные детали. Этого на биеннале уж совсем никто не понимал (хотя из этого его утверждения получилась архитектура модерна, растительный орнамент ар-нуво, но архитекторы не помнят своей истории раньше Малевича). Английский куратор, профессор Роберт Хьюисон, главный английский исследователь Рескина, час не отпускал из павильона — я был единственный случайный посетитель, который знал, что написал Рескин. В 1853 году Рескин издал эту книжку. Это все равно, как если бы я сделал в русском павильоне выставку «Никодим Павлович Кондаков и его “Археологическое путешествие по Сирии и Палестине”, СПб., 1904». Представляю себе, что бы написала «Артхроника» или Openspace.

На биеннале я встретил Эрика Мосса, и все это я рассказывал как предисловие к встрече. Десять лет назад он делал проект Мариинского театра, потом показывал его в русском павильоне в 2002 году. В этот раз он был куратором павильона Австрии. У него там была концепция: иностранцы в Австрии и австрийцы за рубежом. В павильоне были собраны Одиль Дек, Заха Хадид, Стивен Холл, Том Мейн, Жан Нувель, Том Ковач, Грег Линн — вся криволинейная архитектура последнего десятилетия, самые главные фигуры. Просто круче не бывает. С 1996 года они покрывали собой все биеннале, занимали весь «Арсенал» и все сколько-нибудь уважающие себя национальные павильоны, читали лекции, блистали на приемах и получали «Золотых львов». Еще два года назад от них деваться было некуда, из каждого угла на тебя выползала какая-нибудь кривуля. Эрик собирал звездную экспозицию. Он и в 2002 году был мрачноватый и очень пенял на европейских интеллектуалов, которые зажимают простых американских парней — мы с ним сидели в кафе, когда Россия в очередной раз не получила «Золотого льва». А в этот раз он еще ухудшился. Мрачней стал. Потому что, кроме как в его павильоне, нигде не было ни одной кривули. После развала Австро-Венгрии их имперский павильон достался Венгрии, а Австрии отдали самый последний отсек коллективного павильона в самом углу садов. И такое ощущение возникало, что какой-то дворник граблями собрал со всей территории биеннале все извивающиеся кривули и сгреб их в австрийский павильон. Они там кишат могучей кучкой, а Эрик заведует помойкой.

Он, понятно, обфрустрался, но мы-то! Ведь это будущее наше было! Все 1990-е и 2000-е мы провели в ожидании, что архитектура сейчас наконец покинет вековые оковы прямолинейности и выйдет к бескрайним горизонтам криволинейности. И как-то теории под это уже сочинились. Получалось, что это новый гуманизм, потому что раньше человек воспринимался как тело, а теперь, в XXI веке, он уже ДНК, двойная спираль с перекосом. И это новая социальная ответственность, поскольку показывает динамику социальной материи. И новый экологизм, потому что природа вся кривая. И XXI век, потому что в компьютере виртуальное пространство тоже как хочешь, так и гнешь. Люди поверили, стали больше заниматься йогой, чтоб уж как-то приспособиться к кривым пространствам, и вот на тебе. Будущее схрясло.

Но мало того, что это будущее схрясло, другого не дали. Я тут ездил в Шанхай на ЭКСПО, там тоже архитектурная тема — «Лучше город — лучше жизнь», и у китайцев все четко. В чем правда? Правда в ветряках и солнечных батареях, минимизации отходов, минимизации транспорта, чтобы все сидели дома, жили по интернету и не потребляли энергию. Это у них там выставлено, будто решения партии и правительства. В Венеции это раньше тоже выставляли, но расхлябанно, как мечтания отдельных граждан, неорганизованно. Так ведь и это пропало. Ни одного ветряка на всю биеннале — позор! Нет идеи будущего. У Китая есть, а у Европы нет. Причем будущее Китая — это вчерашний день Европы, то есть отстой.

Кривули кончились, новая архитектурная парадигма не складывается. И архитекторы ищут, нет ли каких новых идей у кого-нибудь еще. Ну вот была такая философия в XVII веке — гилозоизм, что материя, какая ни есть, представляет собой разветвленное тело абсолютного духа — может, ее возьмем? А еще был Джон Рескин — может, его почитать? Ну и, конечно, приходится смотреть в искусство. Все критики пишут, что архитектурная биеннале, в особенности в «Арсенале», вообще перестала отличаться от художественной — одни инсталляции с эмоциональным подтекстом, никаких тебе проектов и манифестов.

Но у вас что творится, граждане художники? Вы ведь, с позволения сказать, вообще перестали заниматься образом будущего. Нет у вас больше такой темы. Инсталляции, эмоции, социальная критика — это пожалуйста, а вот так, чтобы как Родченко со Степановой, «Мы — пролетарии кисти! Мы — обитатели холодных чердаков и сырых подвалов! Будущее — единственная наша цель!» — это вы перестали. Как в 1970-е годы сдохла идея прогресса — так все, как отрезало.

Но архитектура так не может. Идея прогресса (то есть что с развитием техники у человечества растет счастье) сошла на нет везде — в искусстве, философии, литературе, политике, — но не в архитектуре. Архитекторы уже к началу 1990-х изжили у себя постмодернизм и начали заново рассказывать про новые конструкции, материалы и технологии.

Причина в устройстве архитектуры. Философия или искусство рассказывали нам, каким будет человек будущего, как он будет выглядеть, жить и чувствовать, и поскольку полагалось, что там он будет гораздо счастливее, то требовалось как-то подстегнуть движение туда. Как только выяснилось, что счастливее он там не будет, а в случае с Европой, пожалуй, будет и несчастнее, то и подстегивать оказалось незачем. А архитектура — она не про то, каким человек будет, а про то, что он будет покупать. И если как-то узнать, каким будет прекрасный квадратный метр будущего, то можно начать производить его уже сегодня, что очень выгодно.

Архитектура не может существовать без будущего, как не существует без него банковский кредит. А будущее попортилось, и никто не берется чинить. Это, правда, интересно — будущее превратилось в какой-то отстой, в тему для третьесортного телесериала. В будущем ты постареешь, а потом и вовсе сдохнешь — очень зажигательная история.

Но, кстати, о кино. Все же тут будущего и производится навалом, и продается оно неплохо — возьмите хоть «Аватар». Кстати, эта гилозоистская экспозиция в канадском павильоне отчасти напоминала декорации к «Аватару». Это можно запускать в серию. Так что в принципе более или менее понятно, как мы будем жить в будущем. Как в дешевом сериале про космос.