Евгения Гершкович, «Мезонин»

Юрий Трайсман не только легко составляет свои коллекции, но и легко с ними расстается. Его последнее увлечение ­— советский фарфор. Его неизменная страсть — искусство страны, из которой он уехал почти сорок лет назад.

Осенью прошлого года в ГМИИ им. А.С. Пушкина показывали выставку «“Ода к радости”»: Русский и советский фарфор из коллекции Юрия Трайсмана». Простодушные вещицы, которые привычно видеть в буфетах и на кружевных салфетках, вознеслись на высокие постаменты и выстроились в парадных витринах, вдруг став символами эпохи и произведениями большого искусства. У дверей музея образовалась очередь — столичную публику, которая, казалось, давно не склонна к сентиментальности, необычайно растрогали хрупкие ценности советского мещанства.

Первой единицей хранения будущего собрания Юрий Трайсман обзавелся двадцать лет назад. Это была фигурка 1954 года «Первый раз в первый класс» — мать, опустившись на корточки, прикрепляет значок к белому дочкиному фартуку. Автор вещи — мастер легендарного ЛФЗ им. Ломоносова Галина Столбова. Скульптурка стояла на пианино в одной ленинградской квартире. Хозяева, сообразив, что американский бизнесмен, зашедший к ним в гости, проявляет интерес к вещице, вздернули цену до сотни долларов. Так Трайсман угодил в сладкий плен мелкой советской пластики. «Придя в гостиничный номер “Астории”, я выставил статуэтку на самом видном месте и весь вечер любовался. Наутро кинулся по комиссионкам и скупил еще штук двадцать подобных фигурок». В деле собирательства Юрий Трайсман на тот момент уже далеко не был неофитом — фарфор вовсе не первое его коллекционерское увлечение.

ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ
Трайсман эмигрировал в Америку в 1974 году с родителями. Он был сравнительно молодым человеком, но уже преодолел тот возраст, когда возможна полная ассимиляция. Конвертировать в доллары свои знания и навыки Трайсманам было очень трудно. Отец Юрия, Аркадий Борисович, был графиком, иллюстрировал техническую литературу, мать, Евгения Исааковна, работала в Большом театре. Сын когда-то занимался рисованием в Доме культуры имени 40-летия Октября. Летом семейство выезжало отдыхать в Дома творчества — в Гурзуф, Тарусу, Палангу. То есть мальчик рос в богемном окружении. Однако после школы Юрий пошел учиться в технический вуз, Московский инженерно-строительный, где, впрочем, благодаря КВН царила творческая атмосфера. Юрий Трайсман участвовал в первых, середины 1960-х годов, записях телепрограмм «Клуба веселых и находчивых».
Отец устроил наследника с дипломом МИСИ в реставрационные мастерские Московской патриархии.

Обязанности у молодого специалиста были чисто административные: обеспечивал бригады жильем, питанием, выплачивал зарплату. Бригады выезжали на восстановление храмовых росписей в Тверь, Новгород, Иваново. Постепенно он и сам научился очищать и реставрировать черные доски и за короткое время смог собрать неплохую коллекцию иконописи. Вывезти коллекцию в США, разумеется, не удалось, Трайсман вынужден был продать ее в Москве.

АМЕРИКА! АМЕРИКА!
Молодому эмигранту в первое время весьма пригодился опыт реставратора. В Америке он сам стал писать иконы. В 1975 году в Вашингтоне состоялась выставка Юрия Трайсмана, после которой все его иконы приобрела Греческая церковь. Удачно реализовав свои творения, иконописец решил свернуть это дело, чтобы открыть новое. Трайсман влился в ряды частных предпринимателей штата Огайо. В городке Коламбус он открыл небольшую студию Grafic Industry по производству рекламной продукции для гипермаркетов методом шелкографии. Было снято помещение, закуплены станки. Через три года пошла прибыль, студия постепенно превратилась в полиграфическую фабрику, где трудились сто пятьдесят человек, включая всех родственников Трайсмана, поселившихся в Штатах. «Это был достойный бизнес, позволявший вести вполне добропорядочный образ жизни».

В Коламбусе Юрий познакомился с успешной галеристкой, хозяйкой Peace Gallery Евой Глимшер. «Мы настолько сблизились с семьей Евы, что, когда та умерла в 80 лет, ее сын захотел, чтобы дом, где она жила, достался нам. Мы купили его, и мой отец прожил там до своей кончины». Именно на обедах у Евы успешный предприниматель был представлен Роберту Раушенбергу, Джиму Дайну, Луизе Невельсон и Энди Уорхолу. Артистическая среда, знакомство со знаменитостями плюс соответствующие доходы разжигали коллекционерский азарт, а это соблазн, которому трудно противиться. Короче говоря, Трайсман начал собирать свою вторую коллекцию, на этот раз американского поп-арта. «Я все покупал прямо в мастерских художников. Это было удивительное чувство — контакт с живым искусством, я наблюдал, как оно рождается».

ТРЕТЬЯ КОЛЛЕКЦИЯ
Начав знакомиться с американским искусством, коллекционер, к своему удивлению, открыл, что многие из его выдающихся представителей родом из России. Например, Марк Ротко или Луиза Невельсон, которая родилась на Украине и отлично говорила по-русски.

«К этому времени в Америке стали появляться изгнанные из Советского Союза художники. Таким образом, я познакомился с Эрнстом Неизвестным, Михаилом Шемякиным, у которого как раз гостил Высоцкий, так что пьянствовали мы все вместе». Трайсман стал покупать картины нонконформистов, живопись и скульптуру Шемякина и Неизвестного. Те вывели его на свой парижский круг. Уже окончательно переориентировавшийся на русское искусство коллекционер поехал в столицу Франции знакомиться с Олегом Целковым, Эдуардом Зелениным, Борисом Заборовым, Оскаром Рабиным, Валентиной Кропивницкой. У них Трайсман приобретал в основном вещи, привезенные из Москвы. Затем коллекцию пополнили работы Александра Косолапова, Леонида Сокова, Гриши Брускина, Риммы и Валерия Герловиных, Владимира Янкилевского, Комара и Меламида. Без душевных метаний и не без выгоды Трайсман расстается с коллекцией американского искусства. Его выбор сделан: «Я обнаружил, что здесь, в Америке, в ее фантастической цивилизации и энергетических импульсах, в которых протекает моя жизнь, моя работа, мне не хватает тех ощущений, что связаны с моим детством и юностью». Трайсман наладил дружеские связи с художниками. Как в старые добрые времена филантропов и меценатов, Морозовых и Щукиных, он предоставлял живописцам просторную студию и выступал как инвестор. Найдя в Пенсильвании отливочную мастерскую, перевел в бронзу понравившиеся ему гипсы Неизвестного, Брускина, Пурыгина и Шемякина. Делал, как правило, два экземпляра — для себя и для автора. Автор безвозмездно получал и пресс-форму.

РУССКАЯ УСАДЬБА
Позволю себе несколько отклониться от сюжета и остановиться на частной жизни персонажа. Разбогатев, обзаведясь семьей (у Трайсмана два взрослых сына — Марк и Даниэль), он решил покинуть штат Огайо. «Хотелось жить у воды, которая всегда действовала на меня успокаивающе». В пригороде Нью-Йорка было найдено местечко Гринвич, некогда облюбованное русской культурной эмиграцией. В 1912 году Елена Рубинштейн, основательница известной косметической марки, построила здесь дом и прожила в нем более тридцати лет. Затем его купила внучка Льва Толстого, Вера, которая разбила у дома парк с фонтанами, выстроила ступенчатые спуски к воде. Эта усадебная роскошь пленила Трайсмана, и он поселился здесь. Из окна усадьбы открывается чудный вид на океан. К тому же площадь в 1200 квадратных метров позволяет разместить в доме разросшуюся коллекцию живописи, скульптуры и мелкой пластики.

«НОГИ СОЦИАЛЬНОГО ВЫЗОВА»
«В один прекрасный день ко мне обратилась компания Curatorial Assistance из Лос-Анджелеса, специализирующаяся на продюсировании выставок. Они как кураторы формируют выставки и предлагают их музеям по всему миру. Я заключил с компанией договор. Так появилась моя выставка “Запрещенное искусство”. Была сформирована коллекция из ста картин, скульптур и фотографий, которая проехала уже по двенадцати музеям Лос-Анджелеса, Майами, Бостона». В 1998 году коллекция Юрия Трайсмана достигла берегов России. Проект с подзаголовком «Послевоенный русский авангард» был показан в залах Русского музея и Третьяковской галереи. Отечественная пресса тогда раскритиковала коллекцию за «азартную непричесанность».

«Чему я научился за эти годы, — продолжает Трайсман, — так это публичному показу коллекции. Она упакована в специальные ящики, каждая вещь стоит под своим номером, имеется диаграмма, как что должно висеть или стоять. Логистика разработана до мелочей. Привезти-развесить занимает два дня. Так что моя коллекция всегда находится в режиме to go».

«Сначала он предложил мне какие-то кораблики на ткани. А я смотрю, из-под кровати что-то торчит!»

Для выбора верной стратегии формирования коллекции и ее систематизации Трайсман обратился к монстрам российского искусствознания — Евгению Барабанову, Виталию Пацюкову и Александру Боровскому. «К собирательской деятельности я отношусь очень прагматично и не всегда покупаю то, что мне вдруг понравилось. В основу моей коллекции заложен монографический принцип: работы важных художников, написанные в важные годы». Каждый из уважаемых консультантов, побывав в усадьбе на берегу Атлантики, прошерстил хранилище и в свою очередь дал совет, что нужно докупить для полноты собрания, «дабы неискушенный западный зритель понял, откуда растут ноги социального вызова государственному соцреализму». Коллекции, например, недоставало работ Юло Соостера. И хоть вещи этого мастера не задевали душу Трайсмана, он с помощью Пацюкова приобрел несколько картин. Столь же важно было дополнить собрание вещами Андрея Гросицкого и Дмитрия Александровича Пригова. Потом Боровский посоветовал добавить к коллекции ленинградских художников: Евгения Рухина, Владимира Овчинникова, Сергея Бугаева (Африку), Тимура Новикова.

«Я подружился с Тимуром и выдрал у него потрясающие вещи, которые тот прятал. Сначала он предложил мне какие-то кораблики на ткани. А я смотрю, из-под кровати что-то торчит! Тимур возражал: “Это я уже матери и сестре подарил”. Давай, говорю, посмотрим, чего это ты там подарил! Мы с Боровским полезли и достали огромные, полтора на два с лишним метра, вышивки бисером по бархату с портретами Екатерины Великой».

ХРУПКАЯ РАДОСТЬ
Тот же Боровский невольно поспособствовал зарождению новой коллекционерской страсти. В ленинградскую квартиру, где Трайсман приобрел первую фарфоровую статуэтку, они пришли в поисках холстов советских академиков. Заведующий Отделом новейших течений Русского музея решил, что надо бы обогатить коллекцию соцреалистической живописью. И кстати, тогда в Ленинграде удалось купить отличный эскиз к картине Аркадия Пластова «Колхозный праздник». Когда же Юрий Аркадьевич заинтересовался статуэткой, Боровский его поддержал: «Этого пока никто не собирает, значит, вы непременно должны начать!»

Несколько позднее Трайсман обратился и к другим авторитетным консультантам — Наталии Сиповской, Эльвире Самецкой, Ольге Сосниной… Теперь, помимо поздних образцов агитационного фарфора, собрание Трайсмана включает предметы дореволюционных производств — Гарднера, Попова, Миклашевского. Представлены и разно­образные фарфоровые дары вождям, а также шедевры советского вазоваяния: к 800-летию основания Москвы, в честь 70-летия Сталина, 90-летия Ленина и пр. Но основу коллекции составили фетиши социалистической радости: фигурки колхозниц с капустой, работниц, вышивающих знамя, сварщиц перед зеркалом, балерин, актеров в ролях, бытовые сценки «Маникюр», «Телефонный разговор», «А ну-ка отними», «Чук и Гек». Ну и, конечно же, «Конные разведчики», «Папанинцы на льдине» и знаменитый чернильный прибор «Обсуждение Сталинской конституции в колхозе Узбекистана».

Пять лет Юрий Трайсман обхаживал владельцев уникальной композиции «Сталин и Мао», выполненной в честь визита китайского руководителя в Москву в декабре 1949 года. Искусствовед Алла Розенфельд как-то позвонила из Нью-Джерси и рассказала об этой вещи, находящейся у вдовы скульптора Геннадия Шкловского, ее автора. Экземпляров было всего три: один — в Пекине, в музее Мао Цзэдуна, второй — в музее ЛФЗ, третий — в семье скульптура. Конечно, Трайсман загорелся. За годы, потраченные на уговоры, цена против первоначальной поднялась в десять раз. Но коллекционер был вознагражден.

Он и его коллекция вновь прибывают в привычном режиме to go. Трайсман зарегистрировал Фонд русского искусства, который готовит совместный проект с ГМИИ им. А.С. Пушкина. «Ода к радости» станет путешествующей, скоро она отправится на гастроли по музеям знаменитых в Европе фарфоровых производств — Дрезден, Лимож, Копенгаген и др. А еще Юрий Трайсман мечтает о том, чтобы в Москве появился музей его коллекции, которую он со временем передаст государству. «Пока что я со всеми своими корочками буду сидеть в очереди на прием к Лужкову, министру культуры или в Москомзем». Нужными «корочками» коллекционер располагает. Недавно Зураб Церетели вручил ему удостоверение почетного члена Российской академии художеств.