Художница Мануэла Унфердорбен вместе с коллегами Ралфом Хоманном и Фаридой Хойк основали и на протяжении 7 лет занимались проектом «Schleuser.net» (на русский язык это можно перевести примерно как «контрабандисты»). Это была лоббистская организация со слоганом «Мы за мобильность!», занимающаяся «недокументированным передвижением людей через границу» и изменением представления о миграции в публичной сфере. C 2006 года Мануэла работает над проектом «The Better Think Tank Project» – платформой, организующей проблемные дискуссии в разных городах мира.
С Мануэлой Унфердорбен поговорила художница ОЛЬГА ЖИТЛИНА
– Расскажи, пожалуйста, где и чему ты училась…
Я училась этнографии, потом – живописи в Академии изящных искусств Мюнхена, паблик-арту в Веймаре, потом у меня были небольшая стажировка в университете Токио и разные художественные резиденции.
– Как ты начала делать групповые проекты?
В Мюнхенской академии обстановка была довольно удручающей. Все было крайне традиционно. Каждый сидел сам по себе и что-то писал. Я работала ассистентом медиастудии, мы делали проекты со студентами разных кафедр, что было довольно необычно. Позже я была вовлечена в работу активистской группы «Across the Border», а именно в проект «No One is Illegal» – огромную кампанию, начатую в 1997 году на Documenta 10.
Это была коалиция самых разных групп, работающих над проблемами миграции, начиная от религиозных объединений до юристов и кинорежиссеров.
Я присоединилась к мюнхенской части группы, работавшей над этим проектом в 1998 году. «Контрабандисты» появились как часть этого движения. Это была организация, призванная способствовать «международной недокументированной мобильности», – таким термином мы решили заменить «нелегальную миграцию».
Мануэла Унфердорбен. Контрабандисты. 1998-2007 © Bernd Schuller
– То есть важной была именно смена языка?
Конечно! Стоит вспомнить о том, что до падения Берлинской стены помочь кому-то пересечь границу, вытащив человека из «того ужасного мира» в Западную Германию, считалось героическим поступком. Это даже поощрялось материально. Но потихоньку этот тип действий был криминализован. Люди, помогающие пересечь границу, превратились из героев в «пособников», «контрабандистов». И нам хотелось изменить эту терминологию в масс-медиа, в речи представителей власти.
– Чем именно занималась ваша организация?
Мы провели множество публичных мероприятий, конференций, работали в местах содержания беженцев, делали постеры, выставки. Например, в нескольких городах Германии, Англии и в Дубровнике в Хорватии мы на срок от нескольких дней до месяца открывали офисы нашего бюро Pass-Fix, которое предлагало всевозможные услуги по пересечению границ, в том числе обмен и продажу паспортов. В действительности мы просто начинали обсуждать с пришедшими темы передвижения и его ограничений в современном мире.
В рамках другого масштабного проекта в Мюнхене мы установили радиоточку в автотуннеле. Там мы передавали свою программу о мобильности и о том, как она по-разному применяется по отношению к разным людям. Эту передачу мы записали с социологами и исследователями миграционных процессов. Когда машина заезжает в этот туннель, радио перестает работать, поэтому единственное, что там можно было услышать, была наша передача. Нам было интересно использовать электронное публичное пространство. Туннель же работал как метафора невидимого перемещения из пункта А в пункт Б.
Мануэла Унфердорбен.Транзит. 2004 © Bernd Schuller
– Удалось ли вам чего-нибудь добиться?
Думаю, нам всем, работавшим в рамках проекта «No One is Illegal», удалось повлиять на общественное мнение и тональность, в которой обсуждаются проблемы миграции. Сейчас об этом говорят более осознано. Понимают, что мигрант – не значит преступник. Интересно, что с самого начала мы искали какие-то альтернативные способы донести эту мысль. Не просто раздавать листовки с лозунгами, а изобретать новые стратегии.
– К чему больше тяготеют ваши работы: к активизму, социальной критике, утопическому проектированию?
Это просто искусство. Нас интересуют образы, их появление и бытование в социальной сфере. Например, образ миграции или мигранта, то, как мы можем на него повлиять. Это можно назвать дискурсивным искусством. Но все это, безусловно, связано с визуальностью. Нам нравится апроприировать также и визуальный язык, который используют think tanks. Апроприация – это хороший способ анализа.
– Насколько для твоих проектов важен именно немецкий контекст?
Конечно все проблемы, к которым мы обращаемся транснациональные. Но во многих проектах мы затрагивали специфические для Германии аспекты этих проблем.
– Как ты оцениваешь изменения европейской политики в отношении миграции, которые происходят последнее время?
В целом за последние годы ситуация изменилась к худшему. Почти каждый день можно прочитать новости о том, что люди утонули или погибли, пытаясь проникнуть в Европу.
– Есть ли у тебя ощущение, что искусство может как-то изменить ситуацию?
Наша стратегия – не устраивать скандалы, а пытаться открыть дискуссионное поле, и мы провели огромное количество времени, просто разговаривая с людьми. Для нас это вопрос не столько количества, сколько качества. У меня нет четкой уверенности, что художник может изменить многое, но представь себе, что было, если бы никто даже не пытался?!
– Какую тогда политику должна выстроить Европа в вопросах миграции?
Я вряд ли могу предложить цельную картину, но две вещи, как мне кажется, должны быть общепризнанны: во-первых, право людей на передвижение. В силу самых разных причин, даже если их жизни и здоровью ничего не угрожает. Люди на протяжении многих веков переезжали, например, просто, чтобы улучшить свое экономическое положение. Во-вторых, эти причины должны стать предметом публичной дискуссии.
Вопросы Ольга Житлина
