Pussy Riot © Фото: Ваня Березкин

19 апреля в Таганском суде состоится очередное заседание по поводу дела об акции Pussy Riot в Храме Христа Спасителя. Накануне слушаний «Артхроника» попросила профессионалов — кураторов, искусствоведов и философов — высказать свои мнения об акции и разворачивающихся вокруг нее событиях.

Многочисленные комментарии общественных и художественных деятелей, высказанные ранее, в основном касались политического значения акции и уголовного преследования активисток. Мы решили выйти из замкнутого круга и попросили экспертов порассуждать еще и об эстетической стороне проблемы.

Мы задали экспертам следующие вопросы:

— Считаете ли вы удачной акцию группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя с художественной точки зрения?
— Искусство ли это?
— Адекватна ли реакция властей на эту акцию?

 

Виктор Мизиано, куратор, главный редактор Художественного журнала
Оценить эту акцию с художественной точки зрения сейчас очень трудно, я бы сказал –  невозможно по определению. Во-первых, потому, что в настоящий момент этическое доминирует над эстетическим. Я имею в виду, что репрессивный удар, который обрушен на авторов этой акции, явно неадекватен. А потому любое возможное сомнение в эстетических достоинствах этой работы означает экспертную поддержку тех, кто подвергает их неправомерному судебному преследованию. При этом любая позитивная художественная оценка может быть всегда понята не как акт вынесения незаинтересованного суждения, а как манифестация гражданской позиции. Поэтому в данный момент профессионально честным будет отказаться от профессиональной оценки и высказаться этически и граждански.

Впрочем, социальный акционизм как художественная форма достаточно двусмысленен в том смысле, что как раз внехудожественное, социальное и медиальное играет в нем большую роль. С этой точки зрения акция, безусловно, очень удачна: ведь резонанс ее колоссален. Она точно попала в сплетение очень разных обстоятельств и – как это часто бывает с удачными акциями – повлекла за собой ситуации, которые предвидеть не могла. Например, то, что анафема против Pussy Riot патриарха Кирилла совпадет со скандалом с «нанопылью», а явно преувеличенные репрессии против молодых акционистов совпадут с явно ослабленными репрессиями против насильников-полицейских в Казани.

И все же мы не можем оценивать художественную акцию, исходя исключительно из общественного резонанса. В эстетической оценке – а вы от меня ждете именно ее – мы должны опираться также и на некие чисто художественные достоинства. Но тут имеет место второе обстоятельство, из-за которого вынести сейчас эту оценку невозможно. Опыт акционизма оценивается в некоей временной протяженности. Как и любое другое произведение, но в несравненно большей степени акция никогда не оценивается дискретно, сама по себе: она всегда является частью разворачивающегося во времени биографического проекта. А вот творческой биографии у этих художников пока еще нет.

И еще одно наблюдение: скандал – это структурная компонента сложившегося у нас общественного статус-кво. История миновавшего десятилетия – это история скандалов. Каждый раз скандал воспроизводит все те же самые реакции и позиции: есть те, кто встает на защиту скандалистов, так как разделяет их неприязнь к власти; есть и те, кто также занимает гражданскую позицию, но выражает сомнение, что то, что сделали авторы скандала – искусство; наконец раздаются упреки, что весь этот скандал был спровоцирован лишь с тем, чтобы привлечь к себе медийное внимание. Уязвимость всех этих неоднократно воспроизводившихся дискуссий в том, что они каждый раз уводят внимание художественной общественности от самой художественной среды: обличается власть, МВД и так далее, а положение вещей в самом художественном мире остается без критического внимания. Думаю, актуальным было начать обсуждение того, на каких основаниях строится наш художественный порядок? Какие поведенческие модели и формы жизни власть воспроизводит в художественном мире? Ведь власть находится не где-то далеко – в Кремле или Белом доме; она тут, совсем рядом…

 

Андрей Ковалев, искусствовед, преподаватель МГУ, автор книги «Российский акционизм 1990—2000»
Это хорошие девчонки. Правда, мне гораздо больше понравилась акция на Красной площади –  там все было гораздо точнее просчитано. Однако панк-молебен вызвал какой-то невероятный общественный резонанс. Даже заключение под стражу – тоже, как то ни печально, показатель успеха акции. Однако есть существенная проблема. Когда я писал экспертизу по делу группы «Война», то столкнулся с неким профессиональным и этическим парадоксом. Мне пришлось всячески возвеличивать перформанс с переворачиванием милицейских машин, за который их и пытались посадить. При этом получается, что защищая ту или иную акцию как произведение искусства, мы тем самым нивелируем саму возможность политического высказывания. Художникам все можно, но при этом слушать бормотание этих юродивых никто не будет.

И, наконец, я просто больше не в состоянии еще раз ответить на вопрос: «А что, это в самом деле искусство?» Я понимаю, что никакие мои объяснения не помогут – спрашивающий твердо уверен в отрицательном ответе.

А тем, кому будет достаточно исторических прецедентов, напомню про Guerilla Girls – девушки из этого феминистического движения придерживались анонимности и выступали только в масках. Но следует понимать, что эта ссылка и еще множество других вполне грамотно встроены в сам проект.

И, наконец, должен заявить, что как гражданин я до крайности опечален. Я даже не о том, что девушек посадили в тюрьму, а о том, что никто и не собирается разбираться с откровенно экстремистскими призывами к физической расправе. Как минимум, РПЦ, от лица членов которой раздаются подобного призывы, могла бы выступить с осуждением такого рода высказываний и действий. Но этого не произошло, так что можно начинать парламентские слушания о причастности Русской Православной церкви к экстремистской деятельности.

 

Анатолий Осмоловский, художник:
Pussy Riot
– проект очень потенциальный. Прежде всего, из-за идеи с цветными платьями и масками, соединенными с анонимностью. Это бунт цвета, а цвет, конечно, не имеет человеческих имен. Они обогатили имаджинарий современной контркультуры, и тот факт, что их образ появился на обложке «Артхроники» – яркое тому доказательство. Если искать какие-то исторические параллели, то наиболее интересной мне представляется не Guerilla Girls (это верно, но слишком очевидно), а американская постживописная абстракция. Эти цветные платья отсылают именно к постживописной абстракции – одному из этапных направлений в искусстве ХХ века. Кеннет Ноланд, Элсворт Келли, Фрэнк Стелла ввели в живопись локальные цвета. Локальные цвета, помноженные на опыт акционизма девяностых – это и есть Pussy Riot.

Акция в храме сделана именно по методу акционизма девяностых. Прежде всего – точный выбор места и времени: место – амвон, где женщина не имеет права находиться, время – Прощеное воскресенье. Совмещение этих двух параметров создает эффект аппариции – «небесного явления», то есть выходящего за все мыслимые рамки экстраординарного события. К обычной политике это, конечно, не относится. Акция скорее радикально антиполитична. В том смысле, что разрушает и перевертывает нынешний лживый политический контекст. Относительно слов, музыки – они играют подсобную роль. И я бы не настаивал на том, что Pussy Riot – это панк-группа. Нет – это междисциплинарный арт-проект, который имеет все параметры превратиться в движение (в том числе и политическое). Надо отметить, что эта акция стала результатом десятилетней травли художников в нулевые годы. Было, по крайней мере, семь дел, два человека эмигрировали, Анна Альчук покончила жизнь самоубийством, вне всякого сомнения, из-за этой травли. Условно говоря, эта акция выглядит как ответный жест: «А теперь мы пришли к вам». Понравилось? Не понравилось. И сейчас попы «запели»: «делайте в ваших музеях, что хотите, только нас не трогайте».

Что еще важно сказать: мы стоим в преддверии культурной революции. Приблизительно (но только приблизительно) такой же, что была в Европе в шестидесятых. Созданная за годы путинской стабильности удушливая культурная атмосфера должна быть радикально сломана. В этом смысле Pussy Riot – весомый шаг в этом направлении. Ну, а акционизм девяностых будет для этой революции приблизительно тем же, чем был для молодежной революции шестидесятых сюрреализм. И последнее: главное  – не дать перехватить код революции русским нацистам, ибо их участие закончится глобальной катастрофой.

 

Борис Гройс, философ, теоретик искусства, куратор:
Насколько я могу судить по публикациям в интернете, речь здесь идет не о перформансе, а о музыкальном видеоклипе, в котором используется материал съемки в Храме Христа Спасителя. В такой съемке я не вижу ничего странного или страшного. Насколько я опять же могу судить по публикациям в интернете, эта съемка никак никому не помешала, так как в это время не было богослужения, а каждый турист хорошо знает, что в церквях вполне можно производить съемку в отсутствие богослужения.

Что же касается самого клипа, то он сделан в хорошо известной и уже ставшей привычной традиции использования религиозных образов в контексте видеоклипа. Вспомним, как пример, «Like a Prayer» Мадонны. Так что любые разговоры о святотатстве или хулиганстве кажутся мне совершенно неуместными и даже абсурдными. Речь идет о музыкальной видео-художественной практике, которая в современной культуре стала почти нормативной.

 

Екатерина Деготь, искусствовед, куратор, шеф-редактор раздела «Искусство» портала Openspace.ru:
Да, считаю акцию очень удачной. Критерии такие: внезапность; смелость, самоотверженность, освободительный импульс, ясность концепции, критическая точность, вскрытие болевой точки всего общества, эффективное стимулирование общественной и политической дискуссии. А также выразительный колорит, фактура, силуэт и узнаваемый творческий почерк.

Pussy Riot позиционируют себя как музыкально-перформативная панк-группа. Музыка, безусловно, является искусством сама по себе, граница между нею и так называемым «современным искусством» (перформансом) очень размытая. Все это входит в понятие поступка, события, которое в современном искусстве является ключевым. Я считаю Pussy Riot феноменом современного искусства, пока они не заявят обратного.

Реакция властей и верхушки РПЦ совершенно неадекватна, жестока, мстительна и недопустима. Это показывает, что девушки сумели вскрыть некие очень глубоко спрятанные нарывы, о чем свидетельствует и реакция низовых священников и простых верующих, которые чуть ли не впервые стали выступать с критикой руководства РПЦ. Честь и хвала Pussy Riot, и страдания их будут не напрасны, если благодаря им церковь модернизируется и интегрирует в себя критический дух, а общество научится вставать стеной на защиту секулярных ценностей. Сегодня они под огромной угрозой – на всех фронтах нам навязывается византийский вариант исламского фундаментализма с его обожествлением власти, законами шариата и презрением к женщине.

 

Роберт Сторр, куратор, арт-критик:
Истинность свободы выражения, прежде всего, проверяется тем, какие действия вы решаете предпринять в отношении слов и поступков, оскорбляющих вас или ваше сообщество. В такие моменты нет места полумерам и исключениям из правила, требующего неукоснительного соблюдения. То, что для одних людей вера, для других святотатство; то, что для одних доктрина или идеология, для других предмет ненависти и осуждения. Единственно верная морально-этическая позиция состоит в том, чтобы защищать право других говорить то, чего вы предпочли бы не слышать, и создавать визуальные образы, которые вы предпочли бы не видеть. Когда наступит ваш черед сказать нечто, что может вызвать протест с их стороны, или создать образ, который они могут счесть недопустимым, та же неограниченная свобода будет распространяться и на вас. В свободном обществе  антагонистичные мнения должны иметь возможность схлестнуться в мирном споре так, чтобы из этого опыта участники полемики узнали о взглядах тех, кто иначе смотрит на мир, а также осознали необходимость баланса между отстаиванием своих личных глубоких убеждений и приверженностью общим принципам демократии.

Мое ограниченное знание русского языка не позволяет мне в полной мере оценить слова в выступлении Pussy Riot. Кроме того, у меня нет ни малейшего желания впутываться в российскую электоральную политику. Как бы то ни было, их действия ясно выражают озабоченность фактом взаимопроникновения церкви и государства. Подобная проблема существует и в США, когда религиозные и политические группы пытаются оказать давление на правительство, чтобы оно применило цензуру в отношении отдельных художников или писателей. В подобных случаях иностранные наблюдатели, которых более других волнует свобода обмена мнениями и идеями, указывают на наличие противоречий между американским конституционным правом и общественно-государственной политикой – и правильно делают. Когда люди из других стран призывают американское правительство дать объяснения по поводу несоблюдения принципов, лежащих в самой основе их государства, и Всеобщей декларации прав человека, ключевым положением которой согласно Преамбуле и статье 18 является свобода выражения, это во многом помогает американцам, твердо намеренным бороться с цензурой. Неважно, вследствие чего возникает нарушение этого права – мелких оскорблений чьих-либо личных чувств или серьезного вызова власти, насмешки или пылкой риторики, глупости или благородной критики – как бы то ни было, свобода, о которой мы говорим, является абсолютной.

Я давно интересуюсь русским искусством и литературой, у меня немало друзей в России, и я серьезно обеспокоен новостью о том, что в ответ на небольшую провокацию со стороны Pussy Riot участницам этого коллектива грозят долгосрочные, несоразмерные с их действиями последствия. Для тех, кого Россия пытается убедить в том, что темные страницы ее истории давно перевернуты и наступили лучшие времена, это тревожный знак обратного. Кроме того, крепкое и здоровое общество относится к инакомыслию терпимо, проявляя тем самым свою силу. Только ненадежное общество реагирует на него остро и неадекватно. Тем, кто призывал к крайним мерам в отношении Pussy Riot, еще не поздно задуматься о том, какое негативное послание для России и других стран несет в себе подобная реакция, и отступить от края пропасти, не допустив серьезной ошибки с далеко идущими последствиями.

 

Олег Аронсон, философ:
Если мы предположим, что акция Pussy Riot имеет отношение к современному искусству, то, как следствие, она оказывается не в ладах с так называемой «художественной точкой зрения». Само это словосочетание сегодня выглядит крайне архаично, и если кто-то его произносит, то надо расценивать это как попытку нормализации, нивелирования радикального жеста и введения экспертизы («художественной» в данном случае тождественно «институциональной»). Современное искусство, особенно в таких его проявлениях, как public art или интервенционализм, к которым ближе всего Pussy Riot, ставит не художественные, а совершенно иные (социальные, политические, этические…) цели, а значит, оценивать удачу акции нужно исходя не из формы произведения, авторского замысла и мастерства воплощения, а только из порожденного социального эффекта. В этом смысле акция более чем удачная. И эту удачу особенно подчеркивает то, что Pussy Riot в самой своей акции не предъявляют ее как искусство, а себя как художников.

Мы можем предположить, что это современное искусство, и нашего предположения будет достаточно. Если бы участники акции настаивали на том, что они делают в храме искусство – вот тогда в этом были бы большие сомнения. Они же настаивают на молитве. Они не пытаются с помощью вывески «искусство» обеспечить себе индульгенцию, право на так называемую «свободу самовыражения». Они идут на риск, вторгаясь в политическое пространство. Кому-то это может нравиться, кому-то нет, но отношение Pussy Riot к тому, что они делают, вызывает у меня уважение. И чем сильнее реакция на их перформанс, чем больше их тюремные испытания, тем очевидней их близость к современности и… к тому современному искусству, которое сегодня почти утрачено. Сегодня оно стало комфортным институтом, превратилось в преуспевающую бизнес-корпорацию, а потому ему, быть может, лучше вообще не именоваться искусством. Это слишком сужает понимание совершенного действия, а порой и дискредитирует его.

Реакция властей – политическая, а не правовая. Pussy Riot обнаружили своим действием политический аффект власти (и светской, и религиозной). Собственно это можно считать основным посланием их акции: власть неадекватна и беззаконна.

 

Материалы по теме:
Все материалы по теме Pussy Riot