В 2005 году Эдуард Бояков организовал театр «Практика» , став его художественным руководителем. Здесь работают самые авангардные режиссеры, актеры и художники, а спектакли ставят на острые социальные темы. Выходя за рамки традиционного театра, «Практика» сближается с актуальным искусством: в ее спектаклях задействованы видеоарт, перформанс, живопись, кинематограф. Со сцены «Практики» матюкается перформансист и коллекционер одежды Александр Петлюра в спектакле «Театр-Хуятр», здесь был поставлен биографический спектакль о самом скандальном художнике 90-х годов – Олеге Кулике. Работа в Москве не мешает Боякову расширять сферу деятельности – долгое время он входил в команду «пермской культурной революции» под руководством Марата Гельмана. В Перми он организовал театральные фестивали «Большая перемена» и «Текстура» и авангардный театр «Сцена-Молот», впрочем, после его запуска постепенно отошел от пермского проекта. Сейчас вместе с Олимпийским оргкомитетом Сочи-2014 он работает над конкурсом творческих проектов «Текстура-Олимп», где будут разные произведения – пьесы, оперы, видео и современные танцы.

Эдуард Бояков прекрасно знаком с основными театральными законами и способен привлечь к себе внимание: вот он неожиданно, чуть опоздав, возникает в уютном дворике театра «Практика», что в историческом центре Москвы. Он ступает ко входу, словно усталый путник. За его плечами с явными признаками занятий йогой – студенческая котомка, на ногах – китайские кеды, на щеках – пара умных морщин, а в глазах – самая интересная в акватории Патриарших прудов печаль.

Таким эффектным появлением человек, родивший «на троих» (плюс великий русский актер Михаил Ульянов, бывший в 1995 году главой Союза театральных деятелей РФ, и его первый заместитель Владимир Урин) знаменитую «Золотую маску», подобен сильфиде Бурнонвиля. Впрочем, во всем облике, а также в мыслях Эдуарда Боякова есть что-то неисправимо балетное. Он красиво уходит со сцены, красиво приходит на сцену, изобретая ближе к ликующей рампе новые па и неожиданные антраша. В роли балетных экзерсисов выступают различные сделки Боякова – от продажи сырой нефти в смутные времена (с 1991 по 1995 год, во время работы в структурах «Менатепа») до новых проектов в Перми или в рамках Культурной олимпиады в Сочи.

Об Эдуарде Боякове мне еще в 1998 году очень точно сказал ректор ГИТИСа (РАТИ) Сергей Исаев: «Любопытный человек. Надушен французским парфюмом, ухожен, пришел из “Менатепа” и интересуется Антоненом Арто». Собственно, это и есть два полюса: «Менатеп» и Арто, деньги и искусство, туго набитый кошелек и бурлацкая артистическая жизнь. Ректор Исаев, трагически погибший в 2000-м, был по образованию философом, а потому умел схватить главное.

Эдуард Бояков родился в 1964 году в небольшом дагестанском селении Кизилюрт в семье строителя и экономиста. «Я стараюсь бывать в Дагестане, так как считаю себя русским дагестанцем. Хотя у меня нет собственно дагестанской крови. Есть кровь русская, есть во мне латыши, болгары, казаки кубанские и хохлы». На третьей минуте разговора проступает знаковый словарь, которым Бояков, будто Бог у Гегеля, мыслит прежде всего самого себя. Вот ключевые слова глоссария руководителя «Практики»: пространство, аура, опыт, энергетика, культурные коды, карма, пассионарная энергия, реальность и путь.

Стоит сказать, что предметы как раннего, так и позднего интеллектуального интереса Эдуарда Боякова вполне объяснимы. Он выбирал то, что было ранее запрещено, – Бродского, Платонова и Довлатова, Цветаеву и Ахматову («моей роскошью были книги», подчеркивает он, упоминая, как во время визита в ГДР в 1988 году приобрел за границей сборники двух великих поэтесс). Напомним, что обозначенный выше список был очень актуален в конце 1980-х годов. Ближе к концу 1990-х Эдуард Бояков выбрал в наперсники проповедника «театра жестокости» Антонена Арто. К тому моменту уже был издан сборник манифестов «Театр и его двойник», эта библия майской революции 1968 года и настольная книга многих театральных гениев – от Тадеуша Кантора и Ежи Гротовского до Питера Брука и Анатолия Васильева.

После трехлетней службы в Армении (пограничные войска, «где все было, как в “Зоне” Довлатова») последовала более продуктивная учеба в Воронеже, на журфаке местного университета. «В Воронеже я оказался в 1985 году, совсем случайно, у меня был роман, и я захотел в этом городе жить». А вот журналистика возникла не случайно: еще в Дагестане Эдуард Бояков оттачивал как золотое перо, так и пастозную кисть. Он, по его собственным словам, писал заметки и «всякие эссе» в районную газету, а также зарабатывал «халтурные деньги, где-то рисуя Ленина», что в Советском Союзе доверяли далеко не каждому.

Учась на черноземном воронежском журфаке, дагестанец Эдуард Бояков потянулся к двум российским столицам. «В Воронеже у меня появились первые учителя – филологи-профессора Свительский и Кулиничев. Последний был театральным фанатом, каждые выходные ездил в Москву, чтобы посмотреть спектакли Театра на Таганке, он и подсадил окончательно меня на театр».

Как вспоминает ныне Эдуард Бояков, он сам тоже постоянно ездил в главную столицу, благо студенческий билет стоил пять рублей.

Именно тогда и сформировалась его театральная идеология, главным постулатом которой стало отрицание какого-либо отдельного превалирующего жанра. «Меня очень возмущает, когда говорят, что сегодня какой-то отдельный жанр имеет значение!» – восклицает 47-летний театральный мастер. «Я отказываю театральной критике и театральной школе в праве на существование. Конечно, чудеса случаются, и в ГИТИСе может вырасти режиссер. Но это будет вопреки. Там никто не понимает, как сегодня формируются и работают культурные коды». Заявление Боякова более чем громкое: режиссура и театральная критика ГИТИСа – это институции, быть может, и костные, но все-таки совершенно профессиональные. Их ценил еще сам Питер Брук.

Завлит воронежского ТЮЗа (такую должность он получил еще на третьем курсе университета) Эдуард Бояков решительно двигался вперед, влекомый судьбой и общественно-политическими трендами. «Работая завлитом в ТЮЗе Воронежа и преподавая в университете, я жил в благости, но случилась гайдаровско-чубайсовская революция 1991 года. И в одну секунду выяснилось, что моя зарплата равняется четырем долларам.

А ведь у меня росла дочь! А когда у тебя растет дочь, то все имеет значение: прописка, школа, поликлиника. Я понял, что у меня нет никакой перспективы». Руководитель «Практики» подводит теоретическую базу под все знаковые случаи своей биографии: «Тогда, в начале 1990-х годов, у меня был и более важный мотив изменить жизнь, чем материальные проблемы. Я просто осознал, насколько значительные вещи происходят в социоэкономическом пространстве. Экономика была главным делом в то время. А я всегда привык заниматься только главным».

Молодой завлит, схоронив в своем сердце Андрея Платонова, перебрался в Москву, где сначала «сел на трубу», а потом вовремя «обкэшился». Схема первоначального накопления капитала была следующей: нефтедобыча в тот период была монополизирована государством, а сырьевое посредничество – нет. Тонна нефти на внутреннем рынке в 1991 году оценивалась, по словам режиссера, в 20 долларов США, а на рынке внешнем – в 120 долларов. 40 долларов уходило на экспортную пошлину. Благодаря этой разнице Эдуард Бояков так и не научился самостоятельно водить автомобиль. С бюджетного поезда «Москва – Воронеж» судьба перенесла его в высокие правительственные самолеты, в кортежи глав международных корпораций, включая нефтегазовую компанию Shell. Уже много лет Эдуард Бояков ездит на джипе с водителем.

«Продавать сырую нефть – вот это было дико по-ковбойски! Мы были самыми настоящими раздолбаями. Но мы сделали это, так как нами двигала пассионарная энергия. Я говорю сейчас не только про себя. Я говорю обо всем своем поколении, о тех, кто первые кооперативы открывал. Мы все, включая Авена, Фридмана, Ходорковского, заработали на собственном горбу множество физических и кармических болезней, но мы все-таки тогда вытащили эту страну, развернули ее».

В процессе личного обогащения и в ходе тяжелейшей операции по спасению страны Эдуард Бояков приобрел степень MBA, а также бесценный духовный опыт. Степень MBA он получил, окончив в 1994 году Московскую международную школу бизнеса по специальности «Маркетинг и финансы» (при Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова). А бесценный духовный опыт передал ему мистер Сетти, просветленный индуссикх и духовно обогащенный собиратель русских икон, с которым будущий театральный режиссер познакомился в Сингапуре, где работал генеральным менеджером компании AGIO Ltd.

Именно в этот момент, рассуждая об учителе в чалме, Бояков употребляет великое выражение, полностью объясняющее его самого: «Бизнес как часть духовной практики». Этот невероятный афоризм стоит, на наш взгляд, в одном ряду со знаменитым пелевинским выражением «Солидный Господь для солидных господ».

Перед финансовым кризисом 1998 года Бояков, по выражению премьера Владимира Путина, удачно «обкэшился», вышел из бизнеса, и этот поступок «стал шоком для всех партнеров и друзей».

«Я вышел из этого пространства. Я ушел. Я понял тогда, что пришло время возвращаться, но завлитом я уже себя не мыслил». Менеджерские заслуги пригодились при организации «Золотой маски», ныне Всероссийского театрального фестиваля, который радикально отличался от прочих тематических симпозиумов тем, что не вырос из советского режимного предприятия. Активный и просвещенный управленец с таинственной аурой «нефтяной трубы» и томиком Арто представлял разительный контраст с обычными функционерами.

Весь дальнейший творческий путь Эдуарда Боякова прошел в прицеле фото- и видеокамер. «Золотая маска», экспериментальная площадка «Практика», пермская («структурный проект») и сочинская («политический проект») культурные ярмарки, кинопроекты, роли, постановки.

Среди новейших проектов Эдуарда Боякова выделяется сочинский культурный проект «Текстура-Олимп». Сам Бояков довольно откровенно по нынешним временам называет его «политическим». Политику в данном случае надо понимать как более тонкую борьбу с нежелательными штампами.

«Ко мне обратилась Наталья Галкина из Олимпийского комитета, один из руководителей этого направления. И я увидел, что те, кто занимается Культурной олимпиадой, слушают правильную музыку, смотрят правильные спектакли и обсуждают правильное кино. Это профессиональные люди, которые хотят разрушить извечные российские стереотипы».

Вместе с правильными соратниками Эдуард Бояков намерен предложить альтернативу образу России-«калинки-малинки». Сделать это он намерен с помощью большого творческого конкурса, итоги которого будут утверждены жюри в декабре 2011 года. Конкурс, как подчеркивает Бояков, «не просто театральный, его рамки шире». Инновационная широта обеспечиваетсяза счет идеи спортивности, соприкасающейся, как замечает Бояков, «с идеей тела». В предварительный состав жюри вошел он сам, актрисы Алиса Хазанова и Ингеборга Дапкунайте, актер Вениамин Смехов, а также телевизионный деятель Александр Любимов.

Итак, Эдуард Бояков, кто он? Бизнесмен, управленец, журналист-филолог? Талантливый работник творческого союза, который, будь на дворе милый 1972 год, осел бы в министерстве? Режиссер-актер, учитель-мыслитель-гуру? Эдуард Бояков столь ловко научился распахивать и задергивать шторки своей многогранной личности, что точно здесь ясно только одно: перед нами неглупыйи даже тонкий человек, который хорошо управляет самим собой. Так хорошо, что, весьма вероятно, манипулирует другими людьми. Иногда это называется режиссурой, но чаще все-таки – менеджментом.

Екатерина Истомина (ИД «Коммерсантъ»)

 

Текст Екатерины Истоминой читайте в журнале «Артхроника» №9 (октябрь / ноябрь)