Искусство после 1945 года

ДИАНА МАЧУЛИНА о выставке современного искусства Японии в ММСИ

Только собираясь на московскую выставку японского современного искусства (кураторы Елена Яичникова и Кэндзиро Хосака), уже начинаешь испытывать сомнения в ее истинной «японскости». Экспозиция состоит из двух частей: «Реальный мир/Повседневность» и «Воображаемый мир/Фантазии». Чисто европейское противопоставление, отнюдь не свойственное японцам – они живут в мире реализованных утопий, технологического совершенства и в то же время верят в древних богов и лис-призраков. Будущее и прошлое, искусственное и естественное в японской культуре так перемешаны, что сложно утверждать, что настоящее, а что нет.

© Алексей Горов

Наверное, именно поэтому документальная работа Кэндзи Янобе – тотальная инсталляция об атомной угрозе – находится в пространстве «Воображаемый мир» (на Гоголевском бульваре). Кажется немного циничным размещать ее в разделе «Фантазии», учитывая то, что японский народ пережил Хиросиму и Нагасаки. Однако причина тут скорее техническая: центральная вещь в инсталляции – гигантская восьмиметровая кукла, мальчик в защитном желтом комбинезоне со встроенным счетчиком Гейгера в груди. В «квартирные» размеры залов ММСИ на Ермолаевском она бы не влезла.

За этой чрезвычайно эффектной скульптурой можно и не заметить «Маленький лесной кинотеатр». Миниатюрное деревянное бунгало с открытой передней стеной, стоящее на маленьком столике у стены. Перед избушкой расставлены детские стульчики;  скорчившись на них и приняв точку зрения ребенка, можно просмотреть фильм, который демонстрируют на задней стене этой избушки. Пока идут титры, рассматриваешь уютную обстановку внутри – на кружевной скатерти торт, украшенный кремом и леденцовым красным гномом с топориком в руке.

Начинается детская передача из нескольких коротких серий. Нельзя сказать, придумана она автором или это документальный материал. Из экспликаций это невозможно понять – они в большинстве своем написаны так, что некоторые можно перевесить под другие работы, ничего не изменится.

Кукловод стоит на болоте в чахлом лесу и знакомит нас с «внуком» – куклой, которую он вынимает из синего пластикового контейнера. Внук – в том же желтом защитном костюме от радиации, который явно ему не помог: на голове огромная плешь, и клочья длинных волос свисают по бокам головы. Насадив тряпочное тело на свою руку, кукловод рассказывает «вместе с ним» об угрозе ядерного взрыва.

В передачу включен американский ролик начала пятидесятых годов: мультяшная черепаха Билл идет по улице, достает сигару, прикуривает – и замечает, что в качестве зажигалки ему предлагают динамит с запаленным фитилем. Билл немедленно падает на землю и прячется в панцирь. Комментарий: «Билл прав – у нас нет панциря, но первое, что необходимо сделать – лечь на землю и укрыться». Далее – попытка агитаторов  внушить ужас перед врагом и одновременно сохранить оптимизм и восхищение американским образом жизни. Семейный пикник, голос за кадром рекомендует быть готовым к взрыву всегда и каждый день тренироваться «прятаться и накрываться». Мать дергает за край скатерти, угощение падает на землю, мать вместе с детьми натягивает на голову кусок ткани.

© Алексей Горов

У подготовки к взрыву есть и эротический момент: под веселую танцевальную мелодию все юноши и девушки на тротуаре, спешащие по своим делам, внезапно падают к стене, прикрываясь друг другом. С нормами приличий в США того периода, близкими к обету целомудрия, такая тренировка не могла не быть заманчивой.

В следующей серии дедушка расскажет, что если взрыв случится, детям нужно идти в лес и искать избушку, где их ждет десерт и сок, а снаружи их защитит мальчик в желтом костюме. Страшная история закольцовывается – мы смотрим как раз на эту избушку, и кроме угощений на столе, в ней будут крутить фильм про спасение от радиации. Все как будто уже случилось: у избушки окна забиты толстыми листами металла, и передняя стена, которая пока открыта, это на самом деле металлические бронированные ворота.

Но большинство представленных произведений – подражание европейской истории искусства ХХ века. Несколько невыразительных фотосерий – плотины в духе водокачек и силосных башен четы Бехеров, критика бесчеловечности спальных районов и фотографии бог знает чего, случайно попавшего в кадр. Вполне коммерческие коллажи из обрывков газет и старых фото на тему снов и воспоминаний, покрытые толстым слоем лака – такое пятнадцать лет назад приветствовали на арт-ярмарках.

Обязательная для солидного мероприятия работа иностранного художника с местным контекстом: Ёсинори Нива разыскивает в квартирах москвичей любые изображения Ленина, собирает их вместе в одном зале, и сопровождает видео о встрече с владельцами изображений, порой очень любопытными: хозяин бюста Ленина семидесятых годов хлопает Владимира Ильича по плечу и объясняет, что с каждым днем его цена растет, – не в плане исторической ценности ленинских идей, а на рынке антиквариата. Ильич как вино в погребе – подержишь его у себя лет тридцать, и вкуса старины у предмета прибавится.

Некоторые работы перефразируют северокорейский лозунг «Искусство должно быть социалистическим по форме, национальным по содержанию». Тот же прием, что используют многие успешные художники из экзотических стран, – традиционная форма и международное содержание: кимоно, в орнаменте которого цветы перемежаются с изображением американских парашютистов, высадившихся на Окинаве, или гравюра в средневековой технике о новой станции метро.

© Алексей Горов

За социальные эксперименты отвечает группа «Чим Пом», отловившая токийских крыс и сделавшая из них чучела: тушки раскрашены a la Покемон и усажены на макет района с небоскребами. За шок в духе братьев Чэпмен – Макото Айда с принтом «Воспитанницы школы харакири» и соснами-бонса, ветки которых прорастают кукольными девчачьими головками. Такаши Мураками – эдакий Джефф Кунс из Японии. Не очень понятно только, зачем привозить его вживую, если он полностью адаптирован к репродукциям и годится больше для журнала, чем для просмотра на выставке.

О работах Кисио Суга, у которого на Ермолаевском целый зал, можно сказать, что он работает в жанре «корнепластика», хотя этот термин не японский. На востоке есть традиция любования формами природы, но почтительная – тот же тип предмета для медитаций «Камень ученика», найденный камень сложной формы, в котором можно увидеть бесконечно многое. Корнепластика предполагает грубое вторжение самодовольного человеческого «я»: в парке на прогулке с собакой находят ветку или корень оригинальной формы, приносят домой  и называют «Дракон» или «Баба-яга». Кисио Суга не изображает сказочных персонажей, но вырезает на куске дерева символ спирали или кладет искривленные ветки на бетонные столбики в нарочитом противопоставлении цивилизации и природы, дает работам пафосные названия вроде «Причина» или «Обрамленный страх». Тем самым традиционно японское созерцание бесконечных смыслов природы художник ограничивает европейским «высказыванием автора».

Но кроме Кэндзи Янобе есть и другие авторы, ради которых выставку стоит посетить – например, знаменитый Ясумаса Моримура, перевоплощающийся с помощью грима и пластики то в персонажей «Капричос» Гойи, то в «Джоконду», то в «Олимпию». На Западе его сравнивают с Синди Шерман, у нас – с Мамышевым-Монро. Но с гей-тематикой или с феминизмом у него, пожалуй, меньше связей, чем с японским театром, в котором и женщин играли мужчины. То, что для европейца вызов нормам, для Моримуры традиция. В ММСИ показывают его работы, посвященные харизматичным общественным лидерам, – Моримура играет в речи с трибуны, в Гитлера, Ленина и Мисиму. Насколько разными бы ни были эти вожди – в исполнении загримированного художника их объединяет то, что кукловоды сами становятся похожи на кукол.

© Алексей Горов

В целом выставка наводит на мысль о том, что в Японии развитие современного искусства в принципе проблематично. На Западе одно из самых актуальных направлений – обострение проблем общества в художественной форме с целью их разрешения. Искать конфликты в столь гармоничной стране, как Япония, очень сложно. Стараться поразить публику чем-то оригинальным, когда вокруг такое многообразие массовой культуры,  бесполезно. Говорить о возвышенном – тоже неперспективно: уже много веков подряд духовностью пронизан любой традиционный бытовой предмет, от палочек для еды до комнатного половичка.

Наверное, народу, который любуется нимфетками, в совершенстве владеющими боевыми искусствами, народу, который умеет упаковать двадцатью красивыми способами несколько бутылок в шейный платок для транспортировки на дальнее расстояние, – и все это после того, как этот народ пережил взрывы атомных бомб, – современное искусство в его европейском формате просто не нужно.

Выставка «Двойная перспектива: современное искусства Японии» проходит на двух площадках Московского музея современного искусства (Ермолаевский переулок, 17 и Гоголевский бульвар, 19) до 6 мая.