Посетив две московские выставки, посвященные шумовым эффектам, ИРИНА КУЛИК решила вспомнить, как разные художники работали со звуками и шумами

Выставка «Потрогай музыку», первый проект «Гаража» в изящном временном павильоне в Парке Горького, московские гастроли дюссельдорфского Мобильного музея музыки, созданного Михаэлем Брадке, энтузиастом не столько музыки, сколько педагогики, уже закрылась. Однако желающие культурно пошуметь могут посетить Политехнический музей, в котором до середины сентября работает выставка «РеКонструкция шума». Автор выставочного проекта Петр Айду, музыкант, композитор, руководитель музыкальной лаборатории в театре «Школа драматического искусства», коллекционер раритетных музыкальных инструментов и специалист в области музыкальной реставрации, реконструировал звуковые установки, придуманные в 1910–1920-е годы Владимиром Поповым (1889–1968), актером и шумовиком МХТ.

Звуковой аппарат Владимира Попова «Перекат» (морской прибой)

Звуковой аппарат Владимира Попова «Удары тяжелых мечей»

Удивительные приборы – зубчатые колеса, рычаги, валы, разнокалиберные барабаны, железные листы, массивные, трудные в обращении (для того чтобы привести в движение некоторые из этих устройств, нужны усилия нескольких человек) – выглядят обманчиво похожими на современное искусство. Их так и хочется приписать Николаю Полисскому, Александру и Ольге Флоренским или Виктору Скерсису. Но это впечатление, конечно, ошибочно. Владимир Попов – никакой не авангардист, а правоверный реалист, плоть от плоти МХТ. Диковинные конструкции, представленные на выставке, изобретались для шумового оформления мхатовских спектаклей, поражавших воображение современников своим неслыханным жизнеподобием, в том числе и звуковым, со всеми пресловутыми «сверчками и комарами».

Во МХТ Попов пришел в 1908 году, когда за кулисами этого театра уже научились воспроизводить всевозможные звуки, включая знаменитый звук лопнувшей струны из «Вишневого сада». Однако он поставил процесс изготовления звуков на качественно иной уровень. Новое применение своим талантам Попов вскоре нашел в кино, ставшее звуковым. Одна из самых знаменитых его работ – это звуковое оформление «Александра Невского» Сергея Эйзенштейна. Стойки, увешанные железными прутьями, по которым в Политехническом можно колотить специальной битой, – это устройство для воспроизведения шума битвы на мечах.
Владимира Попова, конечно, очень хочется назвать нашим Луиджи Руссоло. Но в отличие от своего итальянского современника – футуриста, изобретшего «музыку шумов» и уникальные музыкальные инструменты-интонарумори (шумогенераторы), Попов не стремился к новым, неслыханным ранее ни в природе, ни в культуре звучаниям. Напротив, его задача была в том, чтобы создать аналоги наиболее узнаваемых для публики шумов. Вытащенные из-за кулис на сцену, его изобретения в едва ли не гротескной форме разоблачают ту иллюзионистическую, трюковую природу, к которой сводятся притязания даже предельно серьезного мхатовского реализма на тотальное жизнеподобие.

Луиджи Руссоло. Старый горожанин. 1913

«Потрогай музыку» в «Гараже» – проект, противопоставляющий иллюзионистическому реализму реализм буквальный. Звучащие объекты Михаэля Брадке, столь же очевидно и ошибочно похожие на произведения современного искусства, как и реконструированные шумовые машины Владимира Попова, предлагают зрителю, прежде всего ребенку, самому установить прямую связь между тем, что он видит, и тем, что он слышит. Установки Брадке позволяли услышать, как звучит стекло, дерево, различные сорта камня, узнать, каким именно образом меняется наш голос, пропущенный через вокодер. Немецкого популяризатора искусства шумов интересует сам алфавит немузыкальных звуков, а не то высказывание, которое можно сложить из этих букв. В отличие от Джона Кейджа, которого все же интересовали именно те звуки, которые можно извлечь из капающей воды, бросаемых в таз камней, открывающего бутылку штопора или работающего миксера, а не тот факт, что звуки издают не только скрипка и рояль.

Джон Кейдж. Water Walk. Исполнено в январе 1960 года во время телепрограммы «I’ve Got A Secret»

Джордж Брехт. Drip Music. 1959–1961

Если уж искать ему аналоги в музыкальной культуре, то ближе всего окажется не Кейдж, а популярнейшее шоу Stomp. Оно восхищает зрителей демонстрацией того, как складно можно издавать ритмичные звуки при помощи мусорных баков, метелок, кастрюль и прочих подручных средств. В отличие от Кейджа и его многочисленных последователей (от музыкальных перформансистов «Флюксуса» до индастриал-музыкантов из Einstürzende Neubauten) Брадке не обращается к шумам как к чему-то субверсивному, лежащему вне поля конвенциональной музыкальной культуры. Он прекрасно отдает себе отчет в том, что все эксперименты в этой области уже стали классикой. Его проект – это уроки музыки для тех, кто, чуть повзрослев, отправится с родителями на концерты не только Моцарта, но и Кейджа. Впрочем, звучащие инсталляции того же «Флюксуса», судя по выставке, не так давно прошедшей в московском Мультимедиа Арт-Музее (Доме фотографии), ужасно нравились именно детям.

Einstürzende Neubauten. Let’s Do It A Dada. 2008

Так что, возможно, некоторые творения современного искусства, как это ранее случилось с некоторыми произведениями большой литературы XIХ века – Александром Дюма, Жюлем Верном, Виктором Гюго, превратятся в программу для детей и юношества. В том числе и с помощью таких энтузиастов, как Михаэль Брадке и Петр Айду. Они хотя бы, пока еще не поздно, напоминают, что звуки берутся не только из компьютера, но и из куда более разнообразной и зрелищной реальности.

Ирина Кулик

Выставка «РеКонструкция шума» продлится в Политехническом музее до 16 сентября