© Станислав Красильников / ИТАР-ТАСС
АНДРЕЙ КОВАЛЕВ о выставке Ле Корбюзье в ГМИИ им. А.С. Пушкина
Григорий Ревзин со свойственным ему радикализмом ясно определил контекст московской выставки великого француза: «Зачем нам выставка Ле Корбюзье, если мы живем на выставке Ле Корбюзье?». В области архитектуры я не такой уж и большой спец, посему придется мне ограничиться чисто обывательскими рассуждениями.
Итак, коллега прав как никогда. Возникает, конечно, когнитивный диссонанс, когда видишь проект Музея современного искусства в исполнении Ле Корбюзье, так похожий на типовое здание обкома КПСС. Но мы же понимаем, что великий архитектор ни в чем таком не виноват. Он же не этого хотел. Дежавю не возникает только тогда, когда видишь строгих доминиканцев в монастыре Эвре-сюр-Абрель, похожем на недостроенный ДК в шахтерском городке в Кузбассе.
Во многом благодаря великим идеям Ле Корбюзье так прекрасна моя малая родина – Ясенево. Но только с высоты птичьего полета, увы. Я как-то видел макет этого самого восхитительного и незабываемого места на Земле. И живо представил себе, как в каком-то заоблачном ГЦУПТЗ-316 (или как это там зовется?) ангелы в белых халатах (и все как один в круглых очках) мудрят над огромным столом. Они спорят о том, как бы элегантней и эстетичней расставить эти коробочки. Я люблю представлять эту небесную картину, когда бодрым шагом таракана, пробирающегося от одного шкафа к другому, направляюсь в ближайший книжный.
Я бы, конечно, предпочел жить на стильной вилле с огромным окном, выходящим на прекрасное озеро. Однако чувствую, что даже и мечтать не стоит – нужно довольствоваться тем, что положено по социальному статусу. Странно, что в особняке Рябушинского у меня никогда мысли переселиться во что-то подобное не возникало. Хотя и Федор Шехтель тоже ведь строил экономичные и эргономичные дома для рабочих и инженеров. Меж тем наши сограждане, которые получили возможность покинуть протекающие хрущевки со столь прекрасными акустическими данными, строят себе жилища и офисы таким образом, как будто Ле Корбюзье никогда не существовало.
Наверное, пора настала, и монотонная последовательность классических, венецианских, готических и, бог еще знает, каких монстров на Рублевке должна быть разбавлена аккуратными домиками с идеально прямыми углами и прочими модулорами. Или уже есть такие? По крайней мере, после набора терминов, относящихся к данному тексту, услужливый Google стал предлагать рекламу элитных коттеджных поселков в стиле, живо напоминающем мне то, что я увидел на выставке в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина.
Может быть, у нас наступает эра протестантской этики? И наш правящий класс благодаря Жаннере, (настоящая фамилия Ле Корбюзье. – «Артхроника»), этому уроженцу швейцарского кантона, дойдет до правильной мысли, что слишком кичиться богатством как-то неприлично и следует показывать миру хоть и дорогостоящую, но скромность? А у нас даже 24-этажные новостройки в Бутове и те украшены какими-то нелепыми фестончиками. А по сути своей они все те же «машины для жилья» для нового среднего класса.
Однако и в «машинах для жилья» есть своя сермяжная правда. Это великое изобретение капитализма – следует заботиться о том, чтобы работники самым рациональным образом восстанавливали свои силы, – чтобы эксплуататоры могли и впредь эффективно выжимать из них прибавочную стоимость. Так устроен мир. Конечно, строители советских Черемушек ни о чем таком и не думали – они строили для светлого будущего. Но и Ле Корбюзье, и его советские последователи в одинаковой степени сломались на своем утопизме. Народец им попался как всегда не тот – есть у меня такое чувство, что и в реализованных Ле Корбюзье «лучезарных городах» точно так же подванивает мочой в подъездах, а по улицам расхаживают весьма неприятные личности. И почему-то мне кажется, что если по плану французского идеалиста все же и снесли бы под корень Париж и Москву, то в новопостроенных идеальных городах было бы все то же самое. Кстати, и в каталоге, и на самой выставке множество замечательных фотографий интерьеров прекрасно ухоженных особняков и вилл работы Ле Корбюзье. И ни одной, где можно было бы увидеть, как выглядят сегодня плебейские «машины для жилья». Только общие планы.
Что же касается самого стиля, то я лично его большой приверженец. И личную свою «жилмашину» я благоустраиваю в ИКЕЕ, где можно найти превеликое множество элегантных и функциональных творений последователей Ле Корбюзье. Но это, наверное, все же потому, что я искусствовед и эстет. Именно в таком качестве я и мог любоваться на выставке идеально сделанными и тончайше проработанными проектами великого архитектора. Признаюсь честно: архитектурную графику я считываю с некоторым трудом, зато в качестве «просто» графики это, скажу я вам, блестяще. Беда только в том, что устроители выставки решили показать нам совсем другого Ле Корбюзье, очистив его светлый образ от прилипшего определения – «тот, кто придумал машину для жилья». И назвали свой проект довольно необычно – «Тайны творчества», как будто это не тот неукротимый функционалист и рационалист, но наш родной метафизик-шестидесятник, такой, как Плавинский или Краснопевцев, для них в сухой коряге, обточенной морем гальке или чудесной раковине открывались все тайны мироздания.
Именно такого Ле Корбюзье нам и представляют. В Белом зале зрителя сразу же встречают так называемые «предметы поэтического отклика» – все та же изысканной формы морская галька, раковины и прочие порождения эстествующей природы, в которых этот лирик и романтик находил новые архитектурные формы. Хотя мне лично всегда казалось, что нечеловеческой красоты капелла Нотр-Дам-дю-О в Роншане больше похожа на опасного ската, нежели на безобидную раковину.
Впрочем, выставка открылась все же в Музее изобразительных искусств. И понятно, почему на выставке так много картин. Но тут, скажу, есть загвоздка. Как ни крути, Ле Корбюзье – архитектор мировых сфер. А вот художник он какой-то совсем скучный. Нет там ровным счетом ничего из того, чем прославился великий градостроитель: ошеломительных перспектив, затягивающих пространственных коллизий… Придуманный им вместе с Амеде Озанфаном пуризм точно отвечает своему манифесту – он обладает «преимуществом абсолютной читаемости и узнаваемости без усилий, исключающих рассеяние и отвлечение внимания» («После кубизма», 1918). И точно, они с кубистическими вывертами покончили радикально – можно спокойно вешать над кроватью в хорошем буржуазном интерьере. Это не так и плохо. Когда спрашивают, повешу ли я филоновский «Ввод в мировой расцвет» или «Композицию № 7» Кандинского в спальне, отвечаю – нет. Так я и «Ночной дозор» не повешу – страшные там ведь дядьки.
Но вот что интересно. Шарль Эдуард Жаннере-Гри свои архитектурные идеи и проекты преобразования мира распиарил так, что среди его заказчиков представители самых разных властных структур: швейцарские банкиры, мэры-социалисты, индийские правители и советские владыки. Но с пуризмом почему-то такой фокус не прошел. Энциклопедии не знают как-то слишком много других пуристов, кроме самих Ле Корбюзье с Озанфаном. Леже, которого иногда в это течение записывают, вроде как-то сам по себе. В этой области мировой славы Ле Корбюзье не достиг, остался, мягко скажем, региональным явлением.
А вот русские радикалы как раз в начале двадцатых вообще заявили, что живопись нужно оставить в мире прошлого – Родченко взял фотоаппарат, а Татлин взялся строить свою Башню. Французы углубились в сюрреалистические извивы. Ле Корбюзье со своим разбавленным и конструктивным кубизмом остался художником не очень признанным. При том свою живопись он ценил, оказывается, много выше архитектуры. В статье Катрин Дюмон Д’Айо рассказывается удивительная история. В 1958-м он отказался от очень заманчивого предложения осуществить свои социально-градостроительные замыслы на почве крепкого шведского социализма и спроектировать город-спутник под Стокгольмом. Ле Корбюзье решил принять предложение коллекционера Теодора Аренберга построить здание для его коллекции. С одним условием: один из трех этажей этой серьезного собрания, где были и Пикассо, и Шагал, и Брак, и Матисс, будет отведен персонально Ле Корбюзье. Но дело как-то не сложилось. Так что живопись – единственный недостаток этого великого человека.
Проблема тут, следует полагать, и психологическая, и социологическая. В 1919-м властителями дум были художники. А архитекторы – все еще просто строителями. Именно Ле Корбюзье перевернул ситуацию, сделал главным ньюсмейкером Архитектора, который и строит этот мир, оставляя художникам резервации в виде музеев современного искусства. Но сам он этого почему-то не заметил.
Выставка «Ле Корбюзье. Тайны творчества. Между живописью и архитектурой» продлится в ГМИИ им. А.С. Пушкина до 18 ноября
